обыкновенно принято, с первого упоминания в официальных документах, то история белорусской деревни Прусиново насчитывает, таким образом, более трех с половиной веков.
Напомню моему читателю, что это было за время — самая середина XVII века. На Руси правил царь Алексей Михайлович (1645–1676), отец Петра Великого. Хотя его, в противовес сыну, именовали Тишайшим, Алексей Михайлович так же, как впоследствии и его сын, стяжал себе славу военными походами: в 1654 году он завоевал Смоленск и Полоцк, а в следующем году — Минск и Вильно. Царь лично участвовал в походах. В том же 1654 году состоялась известная Переяславская рада, постановившая Украине войти в состав Московского государства. А вот что случилось в те далекие времена в деревне Прусиново. Привожу подлинный текст архивного документа с незначительной редакторской правкой. Позже этот текст попал в Интернет, где всякий любопытствующий может с ним ознакомиться.
«В настоящий уряд книг гродских Пыздровского повета явился шляхетный Степан Пачинский и слезно жаловался перед настоящим урядом на овчаров: Мацея из села Сухи, Яна из села Чернова, [нрзб] из села Слабошова и Матвея из села
Истец, возвращаясь вчера со своим слугой с конской ярмарки, зашел к одному корчмарю, проживающему на постоялом дворе деревни
Тем временем упомянутые овчары оставались в сенях, а когда люди разошлись, стали сговариваться убить того истца. Хозяйка — жена упомянутого корчмаря, подслушав их, подняла уже спящего истца и рассказала ему об опасности, говоря, чтобы был осторожен. Тем временем один из овчаров прицелился из ружья в упомянутого слугу, который спал возле коней, и хотел его убить, но при этом затронул ружьем голову лошади, та вскочила и разбудила слугу, который, спасаясь, бросился к своему хозяину, упомянутому истцу. Упомянутые пастухи, эти родные братья зла, желая осуществить свои отвратительные замыслы, ломились с полночи до самого рассвета к упомянутому жалобщику. Одни стреляли, а другие хотели отвязать и забрать находящихся в сенях лошадей. Упомянутый истец, видя, что дело серьезное, вынужден был — рад не рад, — защищаясь, никого не пускать в комнату до тех пор, пока эти овчары, оторвав силой двери, насильно втолкнули в комнату одного из своих, а именно, того же упомянутого Мацея, с заряженным наготове ружьем. Вслед за тем, кто ворвался в комнату, а кто стрелял через окна и двери в истца, пытаясь его убить. Вместо истца (благодаря Божьему провидению и защите) они подстрелили одного из своих, а именно, того же упомянутого Мацея.
Все это случилось с вышеупомянутым жалобщиком в нарушение закона и всякого права, о чем он и рассказал присутствию, изложив в законном иске преступление нарушителей гражданских законов. В доказательство обвинений тот же истец представил настоящему присутствию гродских актов в Пыздрах два длинных ружья, которые отнял у пастухов, защищая свою жизнь, и сегодня же представил перед судом того же Мацея — пастуха, который, самолично представ перед присутствием, показал публично и добровольно, что упомянутые пастухи втолкнули его насильно в комнату в деревне
Шел николаевский солдат
Рассказы моей бабушки Марии Ивановны всегда стояли на грани истинных событий, свидетельницей которых она была в своей жизни, и волшебных сказок, которых она помнила немало. По крайней мере, так я воспринимал их в детстве. Сказки я слушал перед сном, потом бабушка читала молитвы и крестила меня, отгоняя все недоброе, а я засыпал в грезах обо всем только что услышанном.
Солдатская служба при царе Николае, рассказывала мне бабушка, продолжалась 25 лет. Так что забритый в рекруты молодой деревенский парень возвращался (если, конечно, возвращался) в родные места уже в пожилом возрасте, радуясь, когда заставал в живых своих близких. Один такой николаевский солдат шел домой со службы. Была погожая летняя пора, синело небо и зеленели луга. И вот перед солдатом появился глухой и дремучий лес. Надеясь пройти лес до наступления темноты, этот путник неробкого десятка спокойно вступил под сень огромных деревьев. Но вот пропали все тропинки, и солдат продолжал свой путь, ориентируясь только по солнцу, лучи которого едва пробивались сквозь листву.
Между тем солнце село, сгустились сумерки, а лесу не было видно конца. Пришлось задуматься, а не заночевать ли где-нибудь под кустом? Но вдруг расступился круг сосен, и в трех шагах от себя солдат увидел домик. Чувствуя усталость, он решил войти в дом и попросить хозяев о ночлеге. На стук в дверь никто не отозвался. Дверь была отперта, солдат вошел в горницу. Горели свечи, перед иконой теплилась лампада. Русская печь, занимавшая добрую половину горницы, была теплой. Скатерть покрывала стол, возле него стояла деревянная скамья, а под столом лежала черная колода с обрывком цепи на ней. Заглянув в печь, путник увидел зажаренного петуха и полный горшок ухи. На полке нашелся штоф водки и каравай свежего хлеба. Дом был вполне обжитой, только хозяев нигде не было видно.
Солдат, сильно проголодавшийся, решился поесть. Он накрыл себе на стол, сел на скамью и похлебал ароматной ухи. Потом налил полную чарку водки, выпил одним духом и взялся за хлеб. Вот тут-то и начались чудеса. В чарке оказалась не водка, а вода, а хлеб превратился в дерево. Задрожало и погасло пламя свечей, только лампада перед иконой продолжала бледно озарять горницу. «Нечисто здесь», — подумал про себя поздний гость и поспешил, подхватив свой ранец, выбраться на крыльцо. Но, притворив дверь, он остановился. Непроглядный мрак окружал его. Не слышалось ни ночных птиц, ни шороха листвы. А в доме была теплая печь. Солдат вошел снова в дом, забрался на печь и заснул крепким сном.
Ночью его разбудил крик филина и стук дождя по крыше. Он глянул вниз и замер от страха. На лавке стоял гроб, в гробу мертвец, а под столом вместо черной колоды лежал, поджав хвост, огромный черный пес с обрывком цепи на шее. Солдат тихонько сполз с печи, но мертвец, поднявшись из гроба, направился к нему. Солдат уже чувствовал ледяные пальцы вампира у себя на горле, однако в этот момент черный пес с рычанием бросился на грудь мертвого, преграждая путь к жертве. Гость поспешил к двери, но и его пес не пустил.
Это продолжалось долго. Мертвец, скрежеща зубами, преследовал солдата мрачным взором и пытался его схватить. Но собака стояла перед ним, поджав хвост и оскалив клыки, и не пускала к человеку, не давая, однако, и солдату возможности убежать из страшного жилища. Но вот где-то вдали запели петухи, возвещая зарю, и ужасный призрак отступил к себе на лавку, а черный пес обратился в колоду.
