части Руси, что позволило Бату предотвратить в будущем нападение оттуда на степь, а лесная часть была просто покорена и ограблена. Жители тех городов, которые оказывали сопротивление войскам Бату, таких, скажем, как Козельск, были убиты. Тех, кто сдавался, частично увели в рабство, а частично оставили в живых, наложив непомерную дань. Сдавшихся князей и их дружины тоже частью пощадили, поручив им собирать дань и защищать Русь, а заодно и Орду от нападений с Запада, где тоже было много желающих пограбить.
Век спустя, когда государство Чингисхана, раздираемое внутренними междоусобицами, начало слабеть, западные соседи России — Литва и Польша — захватили и держали уже под своим владычеством ту юго-западную лесостепную, наиболее ослабленную часть Руси, что впоследствии была названа Украиной, а немецкие рыцарские ордена захватили ее северо-западные земли. Таким образом, западные соседи лишили Русь выходов к открытым морям, затруднив и торговлю, и общение с остальным миром.
Тем не менее разбитая, ограбленная, запертая в глубине своих лесов, Русь осталась жива, тогда как все народы, населявшие территории восточнее Руси, были либо уничтожены полностью, либо ассимилировались, и даже названия их исчезли из памяти людской.
За время тяжелейшего, унизительного монголо-татарского рабства русские поняли то, что не понимали и не понимают другие народы, что, к сожалению, и сами россияне в последнее время перестали понимать. А тогда постоянная угроза рабства и смерти их многому научила.
Может ли Россию понять житель Запада? Может ли понять Россию американец, для которого, по- видимому, до сих пор война — это любимая забава Рэмбо? Могут ли нас понять те, которые в 1945 году, испытав удар издыхающей армии Гитлера в Арденнах (удара, в результате которого погибло всего до 9 тысяч американских солдат; я думаю, слово «всего» правомерно для масштабов той войны), слезно за просили помощи у не готового к наступлению Советского Союза? Могут ли понять Россию наши отечественные мудраки, для которых единственная мудрость — это смотреть на все глазами Запада?
Историк Ключевский подсчитал, что с 1228 по 1462 год, в период, когда формировался великорусский народ, Русь пережила 160 внешних войн. В XVI веке Русь 43 года воевала с Речью Посполитой, Ливонским Орденом и Швецией, одновременно защищаясь от набегов монголо-татар. Да каких набегов! В 1571 году крымский хан Давлет-Гирей сжег Москву, и, согласно летописям, тогда погибло до 800 000 человек. Наверное, это преувеличение, но летописи дают такие подробности: хоронить мертвых не было ни сил, ни возможностей, трупы сбрасывали в реку. «Москва-река мертвых не пронесла: нарочно поставлены были люди спускать трупы вниз по реке; хоронили только тех, у которых были приятели». Какие реки, протекающие через столицы западных государств, видели подобное? Сена, Темза, Потомак?
В XVII веке Россия воевала 48 лет, в XVIII веке — 56 лет!
Жестокие войны, в большинстве своем направленные на уничтожение русских, стали правилом, жизнью России, а мир... мир — исключением из правила.
Конечно, в таких условиях за эти столетия у русских выработалось свое мировоззрение, свой взгляд на свободу, на демократию. Пятьсот лет — это достаточный срок для того, чтобы что-то понять и чему-то научиться. Демократия — это строй, при котором власть в данной стране в руках народа. Однако по критериям мудрости, принятым на Западе, народом считается каждый человек. Считается, что это мудро, и, естественно, каждый мудрак и там, и у нас тоже придерживается этого же мнения. Поэтому демократическим считается государство, удовлетворяющее желаниям большинства той части населения, которая имеет возможность требовать. Когда толпа мудраков требует: «Не хотим этого короля, а хотим другого!» — то с точки зрения мудрака — это вершина демократии. Мудрак рассуждает так: «Король — это глава государственного аппарата, и если мы подберем короля, который будет служить народу, то есть лично нам, мудракам, то такой король и такой государственный аппарат будут демократичными». Такова мудрацкая логика, и такой она была во всех государствах и в России до порабощения ее монголо- татарами.
Кстати, и во время монголо-татарского рабства на Руси были места, куда ордынцы не добрались из- за глухих лесов и болот, например Новгород. Поэтому там мудрацкая демократия существовала очень долго. Когда город подвергался нападениям Литвы или Ордена, новгородцы приглашали для своей защиты опытного в боях князя Александра Невского. Но когда князь отбивал нападение врага, его почти сразу изгоняли из города. Мудракам-новгородцам не нравился крутой нрав Александра, заставлявшего жителей тратить излишние, по их мнению, силы на оборону города. Тем не менее, и старые, и новые наши историки-мудраки всегда говорят о Новгороде как образце народной демократии.
Постоянная угроза смерти или рабства изменила представления русских о демократии. Стала подвергаться сомнению логика мудраков, которая выражалась следующим образом: «Если народ — это я, то служить я должен сам себе, то есть своей чести и своей славе. И если во имя своей чести мне надо умереть, я умру, так как этим прославлю себя, а в себе свой народ. Но если мне предстоит погибнуть, но ни чести, ни славы моя гибель мне не принесет, то вместе со мной умрет мой народ. Это бессмысленно. Лучше сдаться на милость победителя, тогда я спасу себя и в себе народ. Идти в бой и на смерть, в том числе, и на такую смерть, которая не принесет ни чести, ни славы, меня заставляет государство и его глава — царь, князь. Чем больше я буду рабом государства, тем больше я буду подвергать себя лишениям и смертельному риску. А чем более я буду свободен от государства, тем больше буду служить себе и в себе народу, следовательно, тем больше я демократ!»
Но для русича сдача в плен почти без вариантов означала либо смерть, либо рабство. Это продолжалось столетиями, то есть было время все обдумать. И постепенно образ мыслей русских стал меняться и стал примерно таким: «А народ ли я, один человек? А может быть, народ — это все живущие в моей стране, в том числе и дети, в том числе и еще не родившиеся дети моих детей? Тогда я не народ, я только частица народа. И если я хочу быть демократом, то мне нужно служить не себе, а всему народу. При этом, если я испытываю лишения, то это еще не значит, что народ испытывает их, мои лишения могут обернуться отсутствием лишений у моих детей. Если я умираю, защищая свою страну, то вместе со мной умирает только очень малая частица народа, а народ будет жить, так как я спас его своей смертью. И не важно, умер ли я на глазах восхищенных моим героизмом или незаметно, в мучениях скончался от болезней в осажденной крепости. Враг, стоящий под ее стенами, не пройдет в глубь моей страны, не будет убивать мой народ. Но если я сдамся, то враг, не сдерживаемый мною, пойдет убивать мой народ дальше».
Вот свидетельство ливонского летописца Рюссова: «Русские в крепости являются сильными боевыми людьми. Происходит это от следующих причин. Во-первых, русские — работящий народ: русский в случае надобности неутомим во всякой опасной и тяжелой работе, днем и ночью, и молится Богу о том, чтобы праведно умереть за своего государя. Во-вторых, русский с юности привык поститься и обходиться скудной пищей; если только у него есть вода, мука, соль и водка, то он долго может прожить ими, а немец не может. В-третьих, если русские добровольно сдадут крепость, как бы ничтожна она ни была, то не смеют показаться в своей земле, так как их умерщвляют с позором; в чужих же землях они не могут, да и не хотят оставаться. Поэтому они держатся в крепости до последнего человека, скорее согласятся погибнуть до единого, чем идти под конвоем в чужую землю. Немцу же решительно все равно где бы ни жить, была бы только возможность вдоволь наедаться и напиваться. В-четвертых, у русских считалось не только позором, но смертным грехом сдать крепость».
Да, жестокое монголо-татарское иго
