Власть над властью

бухгалтерские кни­ги: «Теще коронного гетмана 1500 и 20 000, дочери его 1300, литовскому гетману 800, жене его 2500, примасу 3166 (еже­годно), духовнику его 100, сеймовому маршалу на сейме 1738 года 1000, депутатам 33 000» и т.д. Россия хорошо знала, что творится и вследствие чего.

Между прочим, и в последующие времена при словах «цивилизованная демократия» российский император с тоской вытаскивал кошелек. Россия продала Аляску, однако посол в США всю сумму в Россию не привез и на вопросы заинтересованных лиц: «Где деньги?», — застенчиво мялся, пока царь не сказал: «Я знаю где. В США ведь цивилизован­ная демократия, ну как там осуществишь такую сделку, не «смазав» конгресс и сенат?»

Так что в России много знали относительно демократи­ческих преобразований и поэтому не захотели внедрять их у себя, мудраки всегда оставались в меньшинстве.

А возможностей было предостаточно. Например, у де­кабристов. И хотя действовали они решительно (под руко­водством Пестеля был, например, вынесен смертный при­говор всем членам дома Романовых, так что большевики, по сути, только привели его в исполнение), достичь успеха не смогли — слишком много в этот период было законных наследников на престол, было из кого выбрать императора. Самыми удобными для преобразования России в парламент­скую республику или монархию были случаи, когда обры­валось правление династии, и перед дворянами вставал во­прос: «Кого избрать царем?» И действительно, в такие мо­менты у мудраков возникали мысли о парламенте.

В 1613 году на престол был избран первый царь из дина­стии Романовых Михаил. Ему было всего 17 лет, и это из­виняет его собственную попытку поставить над собой не­что вроде боярского парламента. Церковь быстро пресек­ла эту попытку.

19 января 1730 года в возрасте 14 лет скончался россий­ский император Петр II — внук Петра I и сын казненного им сына Алексея. По линии Петра I кандидатами на престол остались только его дочь Елизавета в возрасте 21 года, ко­торая слыла по-девичьи легкомысленной, и внук от доче­ри Анны двух лет. Верховный тайный совет России оста­новился на кандидатуре племянницы Петра I Анне, дочери его родного брата Ивана, герцогине курляндской. Ей было 37 лет, ее считали умной и рассудительной женщиной, и она довольно хорошо знала российский двор, так как час­то посещала его.

Но Верховному тайному совету захотелось большего, и он подготовил конституцию страны — Кондиции — кото­рую Анна должна была тайно подписать перед вступлением на престол. В этой конституции еще не говорилось о правах народа, в ней шла речь только о правах восьми членов тай­ного совета и об ограничении самодержавия. Анна все это подписала, вступила на престол, но тайну хранить не ста­ла. Узнав о происках Верховного тайного совета, россий­ское дворянство возмутилось. Большинство из них не ста­ло обращаться к членам совета с требованиями расширения представительства, всеобщего равного и тайного дворян­ского права избирать и быть избранным и т.д. (хотя были и такие), а побежало к императрице со словами: «Не хо­тим, чтоб государыне предписывались законы... Государыня, мы верные подданные Вашего Величества; мы верно служи­ли прежним великим государям и сложим свои головы на службе Вашего Величества; но мы не можем терпеть, что­бы Вас притесняли. Прикажите, Государыня, и мы прине­сем к вашим ногам головы Ваших злодеев». Анна уничто­жила подписанные Кондиции, а Верховный тайный совет был упразднен.

А ведь и после Беловежской Пущи офицеры могли обра­титься к Горбачеву со словами: «Прикажи, и мы принесем к твоим ногам головы Ельцина, Кравчука и Шушкевича». Ясно, что Горбачев не тот человек, но разве офицеры те?

Немного о демократии

Строго говоря, выражение «русская демократия» долж­но звучать так же абсурдно, как и «русская химия», и «рус­ская математика» и т.д. Но ведь не мы первые довели упот­ребление этого понятия до абсурда, украшая его определе­ниями «западная», «народная», «парламентская».

Демократия — это положение дел в обществе, при кото­ром и население, и исполнительная, и законодательная вла­сти подчиняются интересам народа, он (народ, «демос») име­ет над ними власть. Разумеется, само по себе избрание тай­ным голосованием болтунов в парламент еще не означает, что в стране демократия, может быть наоборот: именно эти болтуны демократию и уничтожили.

Сказанное выше понимают не все. Мало кто осознает, что демократия — это служение народу, и чем больше ему слу­жат, тем надежнее демократия. Но еще хуже обстоит дело с организацией этого служения. Чтобы его организовать, не­обходимо отдать населению конкретные команды. Кто дол­жен командовать? Законодательная власть? Исполнительная власть? Какими должны быть команды? Кому следует адре­совать команду о начале войны: населению, правительству или парламенту? Кто определит размер налога с конкретно­го человека? Кто определит землеустройство в данном рай­оне? И так далее, и так далее.

С точки зрения здравого смысла необходимо, чтобы в каждом конкретном случае команда исходила от того, кто более всего разбирается в данных вопросах и за них от­вечает, то есть отвечает за Дело. Скажем, за безопасность страны отвечает правительство, в его состав входят наи­более знающие люди в военной области. Наверное, ему, а не митингующим болтунам надо определять, разоружать­ся или вооружаться, начинать войну или нет. Но, заметим, это должно быть правительство, отвечающее за результаты своих команд. Царь за это отвечал и своей судьбой, и судь­бой наследников.

А определять, какие налоги должен платить конкретный Иванов, следует людям, которые за ошибки в налогообло­жении заплатят из своего кармана, то есть сами и ответят за свою глупость, если налоги Иванова разорят.

Для того чтобы понимать такие вещи, нужно обладать свободолюбием и достоинством. Русский народ эти качест­ва приобрел за тысячу сто лет борьбы за свою свободу.

Представляю себе, как, прочитав эти строки, потешают­ся мудраки: «Да разве наши тупые ваньки да маньки свобо­долюбивы? Вот американские джоны да мэри, те да, свобо­долюбивы!» Этот общемировой идиотизм насаждается под­властной США индустрией формирования общественного мнения. Именно она убеждает всех, что США — цивилизо­ванная страна свободных людей. Но кто пробовал их свободолюбие на зуб? Кто его испытывал? Кто скажет, сколь­ко надо убить джонов и мэри, чтобы все американцы под­ чинились немцам, русским, китайцам, кому угодно, так же охотно, как они подчиняются людям с деньгами?

Ричард Никсон в одной из своих речей привел слова Андре Мальро о том, что США — единственная страна в мире, ставшая великой державой, не приложив к этому ни­каких усилий. А сколько усилий приложила она к отстаи­ванию своей свободы?

Вот и получается, что русских учат свободе те, кто не представляет, что это такое, для кого высшая степень свобо­ды и вершина цивилизованной демократии — демонстрация гомосексуалистов на главной улице города. Все равно как если бы пятилетний сопляк, умеющий удачно имитировать звук работающего двигателя, начал бы учить водить маши­ну водителя с сорокалетним стажем. И мы бы это поняли, если бы в органах формирования общественного мнения в СССР не было так много подобных имитирующих интел­лект сопляков и выживших из ума мудраков.

Повторяем, для создания механизма демократии важно, кто именно получает право давать команды. Здесь возни­кает противоречие между двумя силами государства: наро­дом и бюрократией. Собственно народ и его представители заинтересованы в том, чтобы команды поступали от ком­петентных и, главное, отвечающих за свои действия лиц. Государственная бюрократия заинтересована в том, чтобы все команды по защите народа поступали только от нее. (Правильные это будут команды или нет, это второй во­прос.) Ведь чем больше команд, тем больший контроль тре­буется за их исполнением, тем больше нужно бюрократов, тем выше доходы бюрократии, законные и незаконные. От этой аппаратной бюрократии зависят мудраки, следователь­но, в этом и их интерес.

В первой части книги я писал, приводя в пример ар­мию, что к делократическому, единственно верному спосо­бу управления люди приходят только тогда, когда оказыва­ются на грани уничтожения. Россия успела. Нельзя сказать, что все было организовано идеально, эмпиризм есть эмпи­ризм, но это было лучшее из всего, что имелось в мире.

Однако по мере того как жизнь в стране становилась безопаснее, мудраки затеяли изнурительную