— Это вы, Логан?
Голос Анны.
— Да. Могу я поговорить с Джоном?
— Где вы? С вами все хорошо?
— Просто отлично.
К телефону подошел Вивиан.
— Могадишо.
— Привет, Могадишо. Все в порядке?
Я повесил трубку, а две минуты спустя позвонил снова.
— Какого хрена, Маунтстюарт, что за игры?
— Могадишо.
— Ладно, Могадишо, Могадишо, Могадишо.
— Нет смысла устанавливать процедуру обеспечения безопасности, если вы ее не соблюдаете.
— Со мной рядом Анна стоит. Не могу же я орать на всю комнату „Могадишо“.
— Может быть нам изменить пароль?
— Нет-нет-нет. Новости есть?
— Связной не появлялся.
— Странно. Ладно, на этом закончили.
Во вторник я потащился было по ведущему к замку мосту, но понял, что еще одной экскурсии мне не осилить, и потому уселся с книгой в кафе, заказав пиво и бутерброд. День был холодный, так что я сел внутри — заведение более или менее пустовало.
Вошли и присели за столик две девушки. Я чувствовал, что они поглядывают на меня, шепотом совещаясь о чем-то. У обеих были плохо окрашенные волосы — у одной светлые, у другой морковные. В конце концов, я поднял на них взгляд, улыбнулся — это, похоже, заставило их прийти к какому-то решению, и они пересели за мой столик.
— Что за херовые игры? — сурово прошептала мне блондинка.
— Мы уже два дня просидели на долбанном вокзале, — поддержала ее Морковка.
Я объяснил, что в моих инструкциях ничего о встрече с кем бы то ни было на железнодорожном вокзале сказано не было. Извинился и предложил, в знак примирения, купить им выпить — они потребовали пива. Обе прилично говорили по-английски и непрерывно курили.
— Я Маунтстюарт, — сказал я.
— А почему вы такой старый? — спросила Блондинка. — Помоложе в Англии никого не нашлось?
— Нет-нет, — сказала Морковка. — Это очень умно. Если вдуматься, охеренно умно. Старикан вроде него, в таком костюме и плаще. Никто ничего и не подумает.
— Ага… — сказала Блондинка. — Я, это, Ингеборг.
— А я Биргит — нет, Петра, — простодушно поправилась рыжая. Обе делали над собой усилия, чтобы не рассмеяться.
— Насколько я понимаю, у вас есть для меня инструкции?
— Нет, — ответила Петра. — Я думаю, это у вас для нас кое-что есть.
— Тогда я лучше позвоню.
Я зашел в телефонную будку и каким-то образом ухитрился вызвать Напье-стрит — с оплатой разговора получателем.
— Вы примете звонок от мистера Логана Маунтстюарта, с вашей оплатой?
— Разумеется нет, — ответила Тина Браунвелл и повесила трубку.
Я сказал Петре и Ингеборг, что им придется встретиться со мной этим вечером, после того, как я в шесть позвоню в Лондон, — и мы договорились о свидании в кафе-баре напротив вокзала.
В назначенное время я позвонил Вивиану.
— Могадишо.
— Кончайте вы с этим дерьмом, Маунтстюарт, мы не бойскауты.
— Это была ваша идея.
— Да, да. Что случилось?
— Со мной связались, но никаких инструкций у них нет.
— Иисус Христос затраханный! — некоторое время Вивиан поносил все на свете. — Где он? Можете позвать его к трубке?
— Кого?
— Связного.
— Вообще-то это две девушки. Мы с ними встречаемся чуть позже.
Он сказал, что должен позвонить в несколько мест, выяснить что происходит. Я прогулялся до станции и нашел Петру с Ингеборг сидящими у окна ослепительно яркого кафетерия. Мы заказали жаренных цыплят с картошкой, пили пиво. Девушки курили. Петра, как я заподозрил по ее раскраске, была блондинкой, перекрасившейся в рыжий цвет. У нее голубые глаза и угрюмое, с надутыми губами личико, осыпанное мелкими родинками. Ингеборг, девушка темноволосая, ставшая пергидрольной блондинкой, — тонкогубая, с беспокойными глазами и ямочкой на подбородке.
Мы ели и болтали, точно встретившиеся в столовке колледжа, попавшие в него по обмену студенты. Они задавали вопросы о СКП и Джоне Вивиане. Я отвечал уклончиво.
— Вы знали Яна? — спросила Петра.
— Да, немного.
— Бедный Ян, — сказала Ингеборг.
— Почему „бедный“?
— Свиньи застрелили его. Убили.[218]
— Мы, должно быть, говорим о разных Янах, — сказал я.
Петра взглянула на меня:
— У вас есть оружие?
— Конечно, нет.
Она открыла сумочку и показала мне нечто, похожее на автоматический пистолет.
— У меня тоже есть, — сказала Ингеборг. — А вот ваши инструкции.
То был адрес отеля в Цюрихе: отеля „Горизонт“. Назад в Швейцарию.
Записываю это чистосердечия ради, а также потому, что оно способно сказать обо мне и о ситуации, в которую я попал. Как только Петра показала мне пистолет, а Ингеборг призналась, что и у нее имеется такой же, я проникся к этим неряшливым, невротичным девицам острым сексуальным влечением. Вместо того, чтобы встревожиться подобным оборотом событий, я ощутил желание пригласить их в „Гастхаус Кесселринг“ и там заняться с ними сексом. Не этим ли и опасно безвкусное обаяние самозванного городского партизана? Тем, что „игре“ всегда каким-то образом удается заслонить жестокую реальность? Я сообразил, что операция „Могадишо“ имеет характер куда более зловещий, чем я прежде полагал, и все же не мог воспринять ее всерьез, не мог поверить, что эти бестолковые, постоянно препирающиеся, плохо покрашенные девицы представляют какую-либо угрозу. Я был заинтригован, очарован, возбужден. А теперь должен так же признать, что после недолгих размышлений поразился собственной глупости и наивности. Что я, собственно говоря, думаю о цели моей обставленной в духе романа плаща и кинжала поездке по Германии? Я что — участвую в организации некой пан-европейской студенческой демонстрации? Доставляю средства благотворительной организации левого толка? Присущие Джону Вивиану паранойя и цинизм дурного мальчишки представлялись мне ничем иным, как позой, аффектацией, попыткой придать себе „клевый“ вид — и все это, быть может, для того, чтобы завлекать в свое логово на Напье-стрит хорошеньких молодых женщин вроде Анны и Тины. Но внезапно, в этом залитом свете
