— Чтобы лучше держать вас под контролем. Но это мое предположение и пусть оно останется между нами…
Освобождение из тюрьмы не дало мне никакой радости, за исключением встречи с матерью. На 'воле' было хуже и страшнее, чем в тюрьме. Власть, только что закончившейся грандиозной 'ежовской чисткой', совершенно придавила и терроризовала народ. Люди жили в постоянном страхе и трепете, ежеминутно ожидая появления 'черного воронка' и ареста. Улыбки исчезли с человеческих лиц. Ко всему этому прибавилось и то, что за прошедшие полтора года жизнь вздорожала; многие жили на тюремном пайке или почти на тюремном. Советская 'воля' окончательно превратилась в тюрьму без решеток.
Подобное существование было так противно и очень скоро так надоело мне, что я, отбросив всякую осторожность, как бы напрашивался сам на посадку в тюрьму. Я часто и открыто вел антисоветские разговоры, ругал власть, сочинял и читал вслух антисоветские стихи, рассказывал такие же анекдоты. За это меня, да и других журналистов теперь, почему-то, не арестовывали.
Особенно разболтался я на одной вечеринке у приятеля. Выпито было мною тогда поллитра водки. Но я почти не опьянел (после тюрьмы водка временно перестала на меня действовать), а только чрезмерно разболтался. На следующий день после вечеринки меня вызвали в управление НКВД и предложили прекратить 'демонстративные контрреволюционные выступле ния'.
— А что? В тюрьму хотите посадить? Ну, сажайте! — запальчиво крикнул я. — Мне не привыкать.
— Не волнуйтесь. Когда нужно будет, посадим, — успокоили меня. — А пока сократитесь.
Это была тоже встреча с 'прошлым'…
Разгадка мягкого обращения с нами энкаведистов произошла летом 1942 года, при наступлении германской армии на Северный Кавказ. В дни эвакуации большевиками Ставрополя они стали арестовывать и расстреливать освобожденных из тюрем и концлагерей, которые в прошлом привлекались к суду или следствию по 58-й статье. До этих арестов энкаведисты не хотели спугнуть нас и возиться с нами.
Многим освобожденным из тюрем, в том числе и мне, удалось избежать вторичного ареста. От него спасло нас стремительное наступление германской армии. Энкаведисты не успели расстрелять всех, кого наметили для этого. Занявшие Ставрополь немцы обнаружили в краевом управлении НКВД много документов и часть их опубликовали. Среди них было несколько списков советских граждан, подлежащих аресту. В одном из таких списков я вядел и свое имя и фамилию.
Глава 13 КАК НАС ВЫСЕЛЯЛИ (Рассказ моей матери)
Когда оба моих сына уже сидели в тюрьме, ЖАКТ[4] начал судебное дело о выселении нас из квартиры. 9 декабря 1937 года я получила из, так называемого, Народного суда повестку следующего содержания:
'Пятигорск, Мясницкая 3.
Бойкову Михаилу Матвеевичу.
Нарсуд 2-го участка (адрес: Советский проспект 42) вызывает Вас в качестве ответчика в 10 час. 17/X111937 г. по делу с ЖАКТ-ом о выселении.
Подпись: Загорная.
Вместо сына на суд пошла я. Судебное разбирательство длилось недолго. Прежде всего судья вызвал меня:
— Гражданка ответчица! Признаете-ли вы иск ЖАКТ-а к вам правильным?
— Нет, не признаю, — ответила я.
— Что можете сказать по сути дела?
Я заявила, что квартира, в которой наша семья живет 13 лет, записана на мое имя и за это время я ни в чем предосудительном против власти там не замечена. К этому я добавила, что по словам Сталина 'сын за отца (а, следовательно, и мать за сына) не отвечает'. Услышав мою ссылку на Сталина судья иронически усмехнулся и обратился к адвокату ЖАКТ-а:
— Что вы имеете по данному делу? Тот пожал плечами.
— Ничего добавить не могу. В прошении правления ЖАКТ-а все подробно указано…
Подлинник этой повестки хранится у автора.
Свидетелей на суде ни с моей стороны, ни со стороны ЖАКТ-а не оказалось: соседи не захотели обвинять меня, но и выступить в мою защиту не рискнули.
Посовещавшись с заседателями, судья вынес такой приговор:
'Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, Народный суд 2-го участка г. Пятигорска в составе: председательствующего т. Фоменко, народных заседателей т. т. Нагорской и Сафонова, при секретаре т. Бондаренко, заслушав и рассмотрев в открытом судебном заседании дело по иску ЖАКТ-а № 7 к Бойкову Михаилу о выселении, нашел; ЖАКТ № 7 просит выселить семью Бойкова Михаила, как врага народа. В суд явилась мать ответчика и заявила, что квартира состоит на нее и что она живет в той квартире 13 лет, и никаких нарушений с ее стороны не было.
Принимая во внимание, что нет никаких оснований для выселения, а посему Народный суд определил: в иске ЖАКТ-у № 7 к Бойкову Михаилу Матвеевичу о выселении отказать. Решение может быть обжаловано в 10 дневный срок в Краевой суд, в кассационном порядке.
Нарсудья: Фоменко.
Нарзаседатели: Сафонов, Нагорская
Елена Бойкова[5]
Это решение удовлетворило обе стороны. Я была рада, что меня зимой не выбросят из квартиры на улицу, а правление ЖАКТ-а, продемонстрировав перед властями свою 'советскую бдительность', успокоилось…
Фоменко пользовался в Пятигорске известностью строгого, но справедливого судьи. Он спас от выселения не только меня, но и некоторые другие семьи арестованных 'врагов народа'. Однако, его самого в 1938 году арестовали и посадили в тюрьму 'за пособничество врагам народа
Эпилог: АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ
Двадцать лет прошло со дня моего ареста. Теперь я в свободном, относительно свободном мире и от того, что было 'там', — в советской тюрьме, — остались только воспоминания, как о тяжелом и кровавом кошмаре.
Дни идут, но воспоминания не растворяются в них, не сглаживаются и не тускнеют, а наоборот становятся все ярче и рельефнее. То, что было 'там', нельзя забыть. Да и права, морального права на забвение я не имею, не должен иметь. Такое забвение почти равносильно примирению с коммунизмом и его 'воспитательной' и 'карательной' политикой и практикой.
За прошедшие годы меня многие часто спрашивали:
— Что было там? Как было там?
Я отвечал, рассказывал, объяснял, писал. Одни верили моим рассказам, другие относились к ним с недоверием или сомнением, иные не могли понять, как и почему в мире возможно существование таких страшных тюрем и жестоких пыток.
Некоторые задавали мне и такие вопросы:
— Вы наверно на всю жизнь возненавидели своих палачей и мечтаете отомстить им?
Нет, о мести я не мечтаю и ненависти к моим мучителям — следователям и теломеханикам — у меня не имеется. Не они корень зла; не они главные виновники и организаторы массовых арестов, пыток и казней, а советская система и коммунистическая зараза, которые необходимо уничтожить.
Мои воспоминания об Островерхове и Кравцове теплоты, конечно, лишены, но вместе с тем я им благодарен. Ведь они дали мне аттестат зрелости советского гражданина после окончания полуторагодичной 'тюремной школы'; аттестат не на бумаге, а в моей душе, сердце и мыслях. 'Кто не был в
