ВКП(б)'.
Евтушенко еще раз сплевывает в его сторону и, поворачиваясь лицом к стене, бормочет:
— Эту партийную свинью даже пуля энкаведиста не исправит. Спор кончается.
7. Никакой жалости!
Историю 'бывшего лица' мне рассказал не его обладатель, а другие смертники.
Сын слесаря Бортникова, двенадцатилетний Митя бежал из дому, оставив коротенькую записку:
'Папа и мама!
'Не ищите меня. Я иду навстречу славной героической жизни. Вернусь орденоносцем или не вернусь совсем.
'С пионерским приветом Д. Бортников'.
Рано утром, до начала работы на фабрике, отец пошел в городское отделение милиции. Выслушав его и записав имя, фамилию и адрес, а также приметы беглеца, ночной дежурный по милиции, позевывая, сказал:
— Зайдите через неделю. Может быть, найдется. Но через неделю беглец не нашелся, через месяц — тоже. Дежурный, которому надоели посещения Бортникова-отца, посоветовал ему:
— Вы бы, гражданин, к нам ходить перестали. Потому, бесполезное это дело. Лучше мы вас повесткой известим, когда следы вашего сына обнаружатся. Так что ждите повестки.
Митины следы обнаружились лишь спустя два года и без участия милиции в этом. Он прислал с Дальнего Востока письмо.
'Нахожусь в армии. Мне здесь хорошо. Орден пока еще не заслужил, но добьюсь его', — сообщал Митя родителям.
Вскоре от него было получено еще два письма и продовольственная посылка. Обрадованный этим, многосемейный Бортников хвастался в заводском цеху:
— Мой младший-то, непутевый Митька, как хорошо устроился. Несмотря на малолетство, в армии служит. Посылки домой шлет: белый хлеб и сало. Орден обещается заслужить.
Однако, первая митина посылка была также и последней. Он больше никогда ничего не прислал и не написал ни строчки. Отец пробовал наводить справки о нем, но безуспешно. Следы сына снова затерялись. В присланных же им трех письмах и посылке адреса отправителя не было.
Бегство Мити Бортникова из родительского дома в 1929 году было по-советски 'идеологически выдержанным'. Если дореволюционные мальчишки пытались бегать 'в Америку' просто для того, чтобы 'посмотреть живых индейцев и поохотиться на бизонов', то юный пионер Митя ставил перед собой более возвышенную цель. Он сбежал на Дальний Восток 'защищать вместе с пограничниками советскую родину от белокитайцев и ловить шпионов', о которых так много писали в детских журналах и рассказывали на сборах отряда юных пионеров.
Митя так и объявил на пограничной заставе, куда ему удалось добраться с большим трудом. Выслушав его, начальник заставы, пожилой сверхсрочник Нечипуренко пожевал седеющий ус и выругался:
— Чорты тебя принесли! Теперь с тобой, байстрюком, хлопот не оберешься.
Действительно, в последующие дни, хлопот с юным кандидатом в пограничники у заставы было много. Целую неделю красноармейцев, вместе с их командиром Нечипуренко, допрашивали следователи ГПУ, приехавшие из штаба пограничного полка. Они интересовались всеми, даже мельчайшими подробностями появления на заставе беглеца из дому. Его на допросах били. Били и спрашивали:
— Почему ты очутился в районе пограничной заставы? Хотел бежать к белокитайцам? Зачем? Кто тебя послал? Признавайся!
Митя плакал, но упрямо твердил одно и то же:
— Никто меня не посылал. Я сам. Хочу быть пограничником и ловить шпионов.
Присмотревшись к мальчику повнимательнее, один из гепеушников, избивавших его, предложил старшему следователю:
— Товарищ начальник! А что если этого пацана употребить?
— Как употребить? — не понял следователь.
— В нашем допросном деле. Он физически крепкий, выносливый и упрямый. Говорит, по всему видать, правду. Может быть полезным органам ГПУ.
Следователь подумал и сказал:
— Хорошо. Я доложу начальству… Пограничное начальство ГПУ к предложению следователя и его подчиненного отнеслось благосклонно. и из мальчика начали готовить будущего энкаведиста. Прежде всего, ему было сказано:
— Ты не обижайся на то, что тебя слегка потрепали на допросе. Это было необходимо для проверки твоей правдивости, стойкости и выносливости. Испытание ты выдержал хорошо.
— Значит, я могу быть пограничником? — с бурно забившимся от радостной надежды сердцем спросил Митя.
— Пока еще нет, — ответили ему — До того, как стать пограничником, нужно многому научиться. Мы тебя будем учить.
И его отправили на городскую бойню, в то же отделение, где производился убой скота для армии. На недоуменный вопрос: 'зачем это?' мальчик получил такой ответ:
— Ты должен привыкнуть к виду и запаху крови. Это необходимо пограничнику.
Последнюю фразу он слышал потом часто. Мите говорили так, посылая его присутствовать при арестах, допросах, пытках и расстрелах людей. Палачи 'ломали' характер, нервы и чувства мальчика.
Митина 'учеба' продолжалась около двух лет. После этого он получил новенькое обмундирование пограничника и, примеряя фуражку с зеленым околышем, чувствовал себя счастливым впервые за все вр'емя, проведенное вдали от родительского дома. Ему казалось, что страшная и отвратительная 'учеба' осталась позади и больше не повторится, что на границе, куда он должен был ехать, все будет хорошо и интересно.
Служить на пограничной заставе для мальчика действительно было интересно. Пограничники выслеживали и ловили людей, устраивали на них засады, охотились с собаками. Правда, Митя представлял себе шпионов совсем не такими, как те, в охоте на которых он теперь часто участвовал. Среди них не было вооруженных до зубов и отчаянно сопротивляющихся.
— Перевелся шпион. Совсем никудышний стал. Вот полдесятка лет назад попадались крупные птицы. А нынче хватаем беглых с нашей стороны да контрабандистов, — говорили красноармейцы- сверхсрочники.
Как раз в это время Бортниковы и получили письма и посылку от сына.
На границе Митя прослужил всего лишь пять месяцев, а затем был отозван в штаб дивизии на курсы повышения военных знаний. Эти курсы были засекреченными и что они собою представляют — он узнал только на их первом занятии. Там готовили 'помощников следователей по физическому воздействию', т. е. специалистов по пыткам людей.
Перспектива превратиться из пограничника в палача привела Мишу в ужас и он немедленно написал начальнику курсов рапорт с просьбой о возвращении на заставу. Результатом этого была короткая и не весьма приятная беседа с начальником курсов, майором ГПУ Подгайным. Майор вызвал к себе в кабинет непокорного курсанта и, возвращая ему рапорт, спросил:
— Значит, вам хочется обратно на границу?
— Так точно, товарищ начальник, — по-военному ответил курсант.
— А нам хочется наоборот, чтобы вы оставались здесь. Понятно? И без всяких фокусов. Иначе другие курсанты будут проходить все наши науки на вашей паршивой шкуре. Проходить практически. А эту свою бумажонку вы можете отнести в отхожее место.
И майор, давая понять, что разговор окончен, указал ему пальцем на дверь…
'Программа' курсов была несложной. Учили, как избивать людей разными способами, сопровождая
