том, что Яковлев входил в группу своего тезки Шелепина. Говорили, что, если бы к власти пришел Шелепин, Яковлева ждал бы высокий пост. Так или иначе, но Брежнев к Яковлеву относился с прохладцей. Это тоже имело значение, когда разгорелся скандал после публикации знаменитой статьи в «Литературной газете».
Статья Яковлева была ортодоксально-партийной. Он обвинял представителей «русской партии» в отступлении от классовых позиций, от партийных взглядов, в идеализации дореволюционной России. Поэтому его поддержал сталинский соратник Вячеслав Михайлович Молотов. Встретив его в санатории, сказал:
– Статья верная, нужная, Владимир Ильич часто предупреждал нас об опасности шовинизма и национализма.
Но Яковлеву не простили слов об опасности великодержавного шовинизма. Обратим на это внимание. Выразитель партийных взглядов стал внутри партии мишенью хорошо организованной атаки. Это свидетельство того, какие настроения господствовали уже тогда среди партийного руководства. Они сыграли большую роль в разрушении Советского Союза как социалистического и многонационального государства.
Против Яковлева были мобилизованы все, кто поддерживал так называемую русскую партию, в том числе влиятельные члены политбюро и сотрудники аппарата. Обратились к Шолохову, чтобы он написал в ЦК, будто Яковлев обидел честных патриотов.
Позиция Александра Николаевича Яковлева полностью соответствовала партийной линии. Но Суслову не понравилась самостоятельность его подчиненного. Кто ему поручал писать статью? Зачем он устроил ненужную полемику? Превыше всего ценились осторожность и умение вообще не занимать никакой позиции.
Яковлева послали в Канаду.
Национальным вопросом в стране занимался один только Комитет госбезопасности.
23 октября 1981 года Андропов отправил в ЦК справку «о негативных проявлениях среди бойцов комсомольско-молодежных отрядов», составленную в Пятом (борьба с идеологическими диверсиями) управлении КГБ по материалам, полученным из Тюменской области. Справку, которая свидетельствовала о том, как легко в Советском Союзе вспыхивали конфликты на национальной почве, подписал начальник Пятого управления Филипп Бобков:
«В настоящее время на строительстве важнейших объектов нефтегазовой промышленности в Тюменской области в составе шести комсомольско-молодежных строительных отрядов, сформированных в Закавказье, Средней Азии и других районах страны, находятся более семи тысяч молодых рабочих.
В течение последних двух лет среди бойцов этих отрядов имели место негативные проявления. Так, в 1979 году произошли массовые драки между бойцами отряда имени 25-летия Целины, прибывшими из Грузии, и местными строителями нефтехимического комбината; в поселке Локосово Сургутского района между бойцами из Литвы и местными жителями; в поселке Уренгой Пуровского района между группой местной рабочей молодежи и комсомольцами из Азербайджана.
В 1980 году в г. Нижневартовске во время драки между бойцами отряда «Молодогвардеец» убит комсомолец Беспалов. В 1981 году в г. Тобольске произошла массовая драка между бойцами отрядов, прибывших из Армении и Азербайджана. Как правило, указанные инциденты возникали из хулиганских побуждений, на почве употребления спиртных напитков и наркотиков, но затем приобретали националистический характер...
В период с апреля 1980 года по апрель 1981 года в результате увольнений за групповые отказы от работы, нарушения трудовой дисциплины и пьянство только на строительстве Тобольского нефтехимического комплекса из 583 бойцов отряда имени 25-летия Целины осталось 182, а в отряде «Молодогвардеец» из 300 осталось 154...»
Записка не имела никаких последствий. Никто даже не хотел обсуждать эти темы. Советская власть, которая сама себя убеждала, что она служит народу, опасалась открытых действий. Ей хотелось, чтобы люди постоянно одобряли ее политику, поэтому крайне болезненно воспринимала любые проявления протеста. Ни в коем случаи нельзя было допустить предания их гласности. Потом, в перестроечные годы, люди поражались: откуда взялись все эти национальные проблемы?
В июле 1974 года первым заместителем заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС утвердили Георгия Лукича Смирнова, человека спокойного, разумного и осторожного. Заведующего по-прежнему не было. Когда Смирнов спросил, когда появится руководитель отдела, в ответ услышал:
– Зачем тебе хочется дурака на шею сажать? Работаешь и работай!
Но вскоре Смирнов тяжело заболел. В мае 1976 года завотделом назначили Евгения Михайловича Тяжельникова, который немалую часть жизни провел в комсомоле и даже пятидесятилетний юбилей встретил на посту первого секретаря ЦК ВЛКСМ. Пятидесятилетний человек во главе молодежного объединения – это само по себе было абсурдно, но партийное руководство не смущало. Семидесятилетние члены политбюро, видимо, воспринимали его как мальчишку.
Тяжельников был уже секретарем Челябинского обкома партии, когда в марте 1968 года его вызвали в Москву – готовиться к поездке в Болгарию. Помимо ритуальной беседы в отделе пропаганды ЦК его провели по кабинетам всех секретарей ЦК. Провинциальный партийный работник Тяжельников, по его словам, был смущен таким вниманием. Не сразу понял, что это были смотрины. И, наконец, Капитонов повел его к Леониду Ильичу. Беседа продолжалась полтора часа. Брежнев попросил соединить его с первым секретарем Челябинского обкома Николаем Родионовым и предупредил:
– ЦК, вероятно, направит Тяжельникова в одну из центральных областей либо подумает об ответственном поручении в Москве.
В Болгарию Тяжельников так и не поехал. Три месяца он ждал решения своей судьбы. В начале июня, вспоминал Тяжельников, его опять вызвали в Москву – и опять вроде бы для поездки в Болгарию. На сей раз его сразу провели к Брежневу. Леонид Ильич со значением сказал:
– Сергей Павлов сегодня избран председателем Центрального совета союза спортивных обществ и организаций СССР. Нужен первый секретарь ЦК ВЛКСМ. Я и мои ближайшие соратники намерены предложить секретариату и политбюро вашу кандидатуру...
Прошло несколько десятилетий, а Тяжельников помнит каждое слово генерального секретаря. На следующий день его утвердили на политбюро, а через день Суслов представил руководству комсомола нового первого секретаря. Так началась карьера Евгения Михайловича в Москве.
Тяжельников очень боялся идеологической крамолы. Борис Панкин, главный редактор «Комсомольской правды», написал рецензию на «Белый пароход» Чингиза Айтматова. Новая книга произвела сильное впечатление на читающую публику, «Белый пароход» – одно из самых ярких произведений Айтматова. Но комсомольское начальство смутилось – в финале герой, мальчик, кончает жизнь самоубийством. При социализме такое недопустимо. Рецензию не публиковали. Приехал в Москву Айтматов, сказал Панкину:
– Пойдем к Тяжельникову.
В кабинете первого секретаря ЦК комсомола на полу лежал огромный ковер. Айтматов невинным тоном поинтересовался:
– А что это тут у вас суры из Корана какие-то написаны? Тяжельников, вспоминал Панкин, перепугался, утратил обычную уверенность и в конце концов разрешил опубликовать рецензию на «Белый пароход».
Евгений Михайлович отличился, когда на съезде партии зачитал восторженную заметку из довоенной многотиражки Днепродзержинского металлургического комбината об успехах молодого партгруппорга Брежнева. Леонид Ильич из президиума растроганно смотрел на комсомольского вожака.
Вскоре последовало кадровое повышение. Один из секретарей ЦК комсомола находился в кабинете Тяжельникова, когда по первой вертушке позвонил Брежнев. Слова генерального секретаря он, естественно, не слышал, но лицо Евгения Михайловича просияло.
– Сочту за честь, Леонид Ильич! – ответил он.
Свидетель разговора побежал по ЦК рассказывать, что Тяжельникова из комсомола забирают. Так он стал руководителем отдела пропаганды.
По словам заместителя Тяжельникова Вадима Александровича Медведева, и на новом посту Евгений Михайлович отличался по части изыскания документов о славной биографии Брежнева и сочинения призывов и лозунгов, прославляющих эпоху и генерального секретаря.