чувств.
Она невольно задумалась, почему чародей не пустил это заклятье в ход с самого начала. Не мог? Или просто потому, что остальные убитые дольинцы были раздеты победителями донага, благородные кондотьеры не побрезговали даже окровавленной одеждой. Доспехи всегда считались дорогой добычей, особенно рыцарские, – а магия Метхли взорвала изнутри даже железо нагрудников.
Правда, сам чародей выглядел не слишком здорово – лицо посерело и осунулось, он дышал тяжело, часто и хрипло, словно задыхаясь. Мало-помалу это проходило, но окончательно он оправился только дня через два.
Зима лютовала. Наверное, в одиночку Алиедора и впрямь бы погибла; тут, у кондотьеров, её кормили, заботились, охраняли – иной, впрочем, сказал бы, что так серфы оберегают дойную корову.
Доарнцы не раз схватывались с мелкими отрядами из армии короля Долье и всякий раз выходили из боя победителями. Нападали, как правило, из засад, били в спину, уклоняясь от крупных сражений. Север Меодора оказался разорён не до конца, и благородные кондотьеры, заняв какое-нибудь село, тотчас же громогласно требовали «кормов», ибо «за вас, вши запечные, бьёмся, за вашу свободу, тудыть и растудыть!».
Алиедора не знала, что отвечали поселяне, но еда у трёхглазого чародея, во всяком случае, не переводилась.
Доньята, совсем недавно с упорством обречённой пробивавшаяся к северной границе, теперь покорно и бездумно следовала за Метхли. Она ничему не удивлялась, даже странному имени трёхглазого, хотя чародей обладал выговором настоящего доарнца.
Из обрывков разговоров Алиедора знала, что бежавшая в Уштил королева Мейта, вдова павшего Хабсбрада, собрала-таки войско, наняв немало кондотьерских отрядов, что приходили чуть ли не от самого Гвиана. Однако Доарн так и не выслал дольинского посланника и не объявил открытой войны…
– И не объявил открытой войны. – Дигвил Деррано остался стоять на одном колене, почтительно склонив голову перед отцом. – Таковы последние вести. Доарнцы обнаглели, перейдя границу во многих местах; на западе, мне донесли, им совсем нечем поживиться, зато на севере развернулись вовсю. Шесть крупных отрядов. Наёмники и родня королевы Мейты. К ним примкнули многие другие нобили.
В тёплом зимнем шатре сенора жарко горели печи – одна в глубине, рядом с ворохом мехов, служивших постелью, и другая подле входа, не пускающая холод внутрь. Хозяин замка Деркоор слушал старшего сына молча, неспешно потягивая из фамильного кубка подогретое вино – затянувшаяся и скучная осада замка Венти, по крайней мере, позволяла устроиться с известным комфортом.
– Что же его величество? – наконец осведомился сенор Деррано, глядя на расстеленную карту.
– Его величество не раскрыл своих намерений, – развёл руками Дигвил. – Несмотря на все вопросы, кои отважились задать иные сеноры…
– Надеюсь, сын мой, тебя в числе любопытных не оказалось?
– Не оказалось, батюшка.
– Молодец. Всё-таки что-то усвоил… А что же принц Льювин?
– Его высочество не был явлен нам, – ответил Дигвил фразой истинного царедворца.
– И эдикта о меодорском престолонаследии тоже нет. Хм… – Деррано-старший вновь задумался. – Доарн не ударил всей своей силой, что хорошо, очень хорошо. Но наш-то почему медлит? Короновать Льювина, объявить себя регентом…
– Быть может, – рискнул предположить Дигвил, – его величество опасается вмешательства Высокого Аркана? Как ни крути, сложившийся порядок вещей нарушен. И, боюсь, необратимо…
Сенор побарабанил пальцами по походному столику.
– Думаю, сейчас идёт торг с Доарном. Там далеко не все жаждут встречи с рыцарями Долье на бранном поле. Не удивлюсь, если Семмер сперва уладит дело с северным соседом, предложив ему часть меодорских земель, и лишь после того коронует принца. Другое у меня из головы не идёт, сын. Догадываешься?
– Никак нет, батюшка. – Дигвил низко склонил голову.
– Хватит, – поморщился сенор. – Не перегни палку с сыновней почтительностью. Люди должны видеть, что ты – будущий хозяин Деркоора, а не шерстистик беззубый. Мне тоже донесли, что на всём северо- западе даже трупо– ёдов не осталось; ты не озаботился узнать причину?
– Прости, батюшка. – Молодой Деррано сокрушённо развёл руками.
– Думай, Семь Зверей тебе в глотку, – недовольно проскрипел старый сенор. Дигвил честно попытался, так, что виски враз заломило и случилось колотье в затылке, но помогло это мало.
– Не могу знать, – наконец признался он. – Пустыня и пустыня. Может, люди сенора Эфферо постарались. Они туда ходили.
– Ходили! – скривился Деррано-старший. – Гниль там прорвалась, сын, да так, что у всех глаза на лоб, даже у инквизиторов. А уж они-то, сам понимаешь, насмотрелись.
– Сильно прорвалась? – Дигвил так и не смог придумать ничего поумнее.
– Достаточно, чтобы запустошить земли на два дня пути во все стороны, – сухо ответил отец. – Я о таком даже не слышал, хотя сколько уже на свете живу и чего только при мне не случалось… что-то небывалое там творится, сын.
– Но Гниль… кто ж про неё что знает?
– Никто. Даже мэтр Бравикус признаётся, что, как говорится, ни на топор, ни через колоду. Инквизиторы тоже… недалеко от него ушли. Ведьм жечь – это ведь не с многоножками сражаться и не пузыри запечатывать.
– Гниль всегда была, батюшка, – решился возразить Дигвил. – Когда-то сильнее, когда-то слабее. Я читал – случались годы, когда о ней вообще забывали. А потом всё снова, да и зло как!
– Вот именно – «и зло как», – сенор перебил сына. – Что толку с наших побед, что толку с Меодора, если тут Гниль гнездо свила?
– Гниль не может «гнездо свить», – осмелел молодой дон.
– Уж не знаю, чего она может, а чего не может, – отрезал Мервен Деррано. – Ясно лишь, что все наши расчёты Бездне достались, а может, и самим Шхару с Жрингрой. И если эта Гниль на юг повалит, за Артол и прямо сюда…
Дигвил Деррано не был трусом, не прятался за чужие спины в бою, но тут не выдержал – вздрогнул. Хорошо туповатому Байгли – радуется жизни с очередной пленницей и горя не знает. А скажи ему про Гниль – только в носу поковыряет с глубокомысленным видом и изречёт, мол, Ом Прокреатор не выдаст, многоножка не съест.
– И ещё вести пришли, – хозяин Деркоора поднялся, упёрся ладонями в жалобно скрипнувший стол, – с побережья. Заметили там костуру[1] варваров.
Дигвил смахнул враз проступивший пот.
Варвары.
Люди из-за моря Тысячи Бухт. С самого северного края обитаемых земель, за которыми, согласно официальной картографии, обитает только и исключительно нелюдь. А может, и откуда ещё подальше.
Иногда с ними можно договориться. Очень редко – откупиться рабами и деветом, но драгоценный металл варвары принимают неохотно, куда больше их привлекает живой товар. А куда чаще они вообще ни о чём не разговаривают, а просто сметают всё на своём пути, ещё почище той самой Гнили, что живёт только от рассвета до заката. Что они творят в захваченных городах и замках, лучше было и не думать.
Варваров мало. Строя не знают, бьются каждый сам за себя. Казалось бы – разве горстке морских находников устоять против правильного рыцарского строя, перед множеством стрелков, перед ощетинившейся копьями пехоты, устроенного вагенбурга?
Однако сотня-другая северян запросто ломала хребты десятикратно сильнейшим армиям. Сто против тысячи, и тысяча позорно бежит, оставив на поле боя половину своих убитыми или ранеными.
Что им помогает, этим варварам? Да, они сильны – выше, плечистей, мощнее среднего южанина. Да, у них хорошие кольчуги, добрые шлемы, славные мечи – но всего этого в достатке и у воинов Свободных королевств, а кольчуга вдобавок не спасёт от удара рыцарским конным копьём, какое только на крюке и удержишь…
