аж шестеро.
Рот Алиедоры был заткнут какой-то тряпкой, руки жестоко скручены; она могла лишь судорожно дёргаться, словно выброшенная на берег рыба, перед тем как добытчик огреет её веслом.
«Ну, Гниль, милая моя, родная, где же ты? Пришла на помощь в «Побитой собаке», а теперь, видать, бросила?!»
Доньята изо всех сил завертелась, глаза раскрылись широко-широко, в полном отчаянии созерцая ухмыляющуюся бородатую рожу наёмника, успевшего скинуть штаны, и тут…
– Прекратить, – произнёс негромкий голос. Властно стукнул подбитый железом посох.
Насильники замерли. Самый ретивый, что со спущенными штанами, так и застыл, качая напряжённым мужским достоинством.
Маг по имени Метхли встал рядом со связанной Алиедорой, по-прежнему не снимая тяжёлого плаща и не откидывая капюшона.
– Прекратить.
– Ты, господин чародей, в наши простые дела не встревай, – просипел бесштанный кондотьер. – Девчонку затянули, то ж дело военное. Было так всегда и будет. Оставь нас, почтенный. Мы тебя слушаем, ну а теперь и ты к нам тоже снизойди.
– Глупцы, – не повышая голоса, сказал Метхли, слегка усмехнувшись. – Эта девчонка нам нужна целой и нетронутой. Девственной. Поищите себе других развлечений. Например, можете склонить к любовным утехам жеребца сей юной особы.
Кто-то из наёмников сделал короткое движение, не стерпев обиды; Метхли резко выпрямился, обеими руками отбросив на спину капюшон.
Алиедора завизжала, вернее, попыталась это проделать, несмотря на заткнутый рот.
Над переносицей чародея, прямо во лбу, красовался третий глаз. Багровый, словно налитый кровью, он беспрестанно, точно сам собой, ворочался в орбите, чёрный зрачок отвесно рассекал жёлтую, словно у хищных птиц, радужку.
Алиедора не выдержала – забилась, словно пойманная птица. Кричать не давал кляп во рту.
С таким она ещё не сталкивалась.
Наёмники, судя по всему, тоже нечасто видали своего отрядного чародея с открытым лбом. Враз притихнув, они по одному, бочком-бочком поспешили убраться восвояси.
– Не бойся. – Волшебник сел рядом, вытащил комок тряпья изо рта доньяты, с отвращением отбросил. – От меня тебе вреда не будет. Столь занимающие этих несчастных вопросы пола не волнуют владеющего истинным знанием.
– В-в-ва… – только и смогло пролепетать Алиедора, не в силах отвести взгляда от жуткого глаза посреди лба у чародея.
– Да, я знаю, – спокойно согласился тот, заметив, куда она смотрит. – На непосвящённых производит сильное впечатление. Но внешность обманчива. Кроме того, я не променяю это своё «уродство», – последнее слово он произнёс с заметным нажимом, – на самое распрекрасное, самое красивое лицо во всех Свободных королевствах. Не дёргайся, пожалуйста. Дай мне тебя развязать.
– С-спасибо…
– Дрожишь? Правильно делаешь, – заметил Метхли, бросая разрезанные верёвки на пол. – Непонятного и сильного стоит опасаться. Не давая, впрочем, страху окончательно тебя обездвижить. Поговорим, дева. Как ты думаешь, почему я тебя спас?
– Б-благородный господин… не мог видеть мучения невинной? – осторожно попробовала Алиедора, вскакивая и судорожно пытаясь одеться.
Метхли улыбнулся, не разжимая губ.
– Ерунда. Не существует «невинных». И мучения ведут лишь к просветлению. Поверь, я убедился на собственном опыте. Попробуй ещё раз.
Алиедоре очень хотелось спросить, до какого же предела заявленные «мучения» бывают благотворными, но, наткнувшись на взгляд вдруг уставившегося на неё третьего глаза, лишь тихонько пискнула.
– Попробуй ещё раз, – повторил чародей.
– Я… вам зачем-то нужна?
– Уже лучше, – одобрил Метхли. – Теперь вопрос посложнее. Для чего, как ты думаешь, ты мне можешь понадобиться? Постельные темы можешь даже не затрагивать.
«Он знает, – задрожав, вдруг поняла Алиедора. – Его глаз… что-то он во мне увидел. Что-то такое, что…»
– Я… отмечена? – осторожно проговорила она, ощущая каждый покинувший её губы звук, словно каплю яда.
– Умница, – вновь одобрительно кивнул волшебник. – Запрятано это в тебе глубоко, даже я не сразу в тебе это разглядел. – Он слегка коснулся лба над переносицей. – И потому ты не должна достаться этим бедным ребятам. – Он небрежно махнул рукой в сторону двери.
– А… а кому? – совершенно по-детски спросила Алиедора и тотчас залилась краской.
– Это служит предметом моего исследования, – невозмутимо ответствовал чародей. – Идём, дева, я должен провести кое-какие эксперименты. Да не дрожи так! Больно не будет. Мне всего-то и надо, что три капли твоей крови…
Жилище, где устроился маг, было обычным деревенским домом, по счастью неразграбленным. Верно, его обитатели успели выбежать, и потому многоножки Гнили не покусились на целостность стен. Возле по-простецки добела оттёртого стола небрежно была брошена пара седельных сум, и ещё одну небольшую суму Метхли извлёк из-под необъятного плаща. Появились странного и пугающего вида инструменты, блистающие ланцеты, крючки, какие-то щипцы с причудливо выгнутыми концами, винты с кольцами и так далее и тому подобное. По первому взгляду доньята уверенно сказала бы, что видит дорожный арсенал странствующего палача-дознавателя.
– Не бойся, – повторил Метхли, беря Алиедору за дрожащую ладошку.
Больно и впрямь не было. Почти. Три стремительных укола тонкой, с человеческий волос, но удивительно твёр– дой иглой, три багряные капли, сорвавшиеся с подушечки пальца в три подставленные пробирки…
– Можешь посидеть тут спокойно, – предложил Метхли, не отрывая взгляда от скляниц, куда его ловкие руки уже добавляли то один, то другой эликсир.
Доньята осторожно опустилась на лавку. В печи жарко трещали поленья, холод совсем не чувствовался, хотя выстуженную избу надо топить самое меньшее день, чтобы изгнать просочившийся мороз.
Метхли стоял к Алиедоре спиной. Тихо позвякивало стекло, ползли странные, причудливые и порой отталкивающие запахи, со странной быстротою сменявшие друг друга – словно морские волны.
Наконец раздался негромкий хлопок, из-под рук чародея вырвался клуб плотного белого дыма. Метхли отшатнулся, что-то заскрипело, словно по доскам прошлись острыми железными крючьями. Маг что-то неразборчиво прошипел, бросил на Алиедору быстрый и недобрый взгляд через плечо – отчего доньяте вдруг очень захотелось выбежать на улицу, броситься к своему гайто, вскочить в седло – и скорее, скорее отсюда, куда угодно, только прочь от этого жуткого человека (полноте, да человека ли?!) с третьим глазом посреди лба…
Почему её ноги так и остались приросшими к полу?
Почему она осталась?
Почему ждала, глупо хлопая глазами, словно надеясь на невесть какое чудо?
Чародей наконец взглянул прямо на неё, и – о счастье! – страшный третий глаз оказался плотно зажмурен бугристыми толстыми веками, каких никогда не бывает и быть не может у обычного человека.
– Останешься со мной.
Он не спрашивал, он приказывал.
– Останешься со мной. В сторону – ни шагу.
– П-почему? – сжалась Алиедора.
– Ты отмечена, – внушительно проговорил чародей. – Погляди, что в твоей крови, – он высоко поднял
