каждой висела пудовая тяжесть.
Дигвил едва успел принять щитом удар, сам отмахнулся клинком – как мост, наконец, последний раз даже не заскрипел, а словно в отчаянии вскрикнул всеми сочленениями – и медленно поплыл вниз по течению, охваченный быстро разгоравшимся пламенем.
Зомби горохом посыпались с него в воду. Ими командовал далеко не глупый Мастер – потому что те из мертвяков, что свалились в воду у дальнего берега, медленно, с трудом, но выбирались на снег. Выбирались и валились колодами.
Деталей Дигвил разглядеть уже не мог – вновь завьюжило-закрутило, да и темень быстро накатывала, и лишь пылал мост, неторопливо и торжественно удаляясь прочь. Настилу положено было развалиться, однако он немыслимым образом держался, устраивая множеству зомби огненное погребение. «Те из них, кто успел повалиться в воду, наверное, уцелеют», – сцепив зубы, подумал Дигвил. Но свалилось куда меньше, чем ступило на мост, остальные жарко пылали, так и оставшись стоять там, где их застигло пламя.
– Спасибо тебе, Прокреатор, жизни податель… – по привычке пробормотал Дигвил.
Нет, не Прокреатор тут вмешался, что-то иное. Какое-то волшебство, таящееся в самой Долье; но дальше, прорвись мертвяки на север, не поможет уже ничего, только людские мечи.
Неожиданно для самого себя Дигвил поклонился реке.
– Спасибо, матушка. Защитила, оборонила. Ну а дальше уж мы сами.
Никто не услыхал его слов, только по воде вдруг прошла рябь – или это просто был порыв объевшегося снегом ветра?
Алиедора смотрела на башни родного замка. Несдавшегося, непокорённого, последнего, что стоял неколебимо, давая надежду на возвращение. Возвращение ко всему тому, что утрачено. К тому, что твоё тело – вновь твоё, и на нём – шитое золотом платье, а не слой мерзкого жира пополам с заскорузлым от крови тряпьём.
Вокруг замка, где весной клубились сады, где летом луга ложились мягкой травкой под босые ноги, где зеленели огороды и где зима набрасывала чистейший, белейший покров, – теперь тянулись уродливые рвы и палисады, накопанные и наставленные осаждающими. Кое-где – почерневшие и обугленные остовы штурмовых башен, так и не помогших сенору Деррано взять Венти.
Там, за стенами, – выжившая родня. Те, кого Алиедора знала с детства, кто носил её на руках и кого на руках носила она сама. Остров, островок в океане расползающейся Гнили, той самой, что изуродовала Метхли, но лишь
Но она коснулась. И великий Дракон обратил на тебя свой взгляд. Ты не верила, но ты таки избранная, особенная. Ты прошла через такое, что твои сёстры упали бы без чувств от одного только рассказа о тобой пережитом. Впрочем, сёстры ли? Они не избранные, в них не течёт кровь Дракона. Чем помогла тебе вся твоя родня, если ты всё равно оказалась там, где оказалась?
«А чем мы могли тебе помочь?» – с отчаянием вопросил кто-то из глубин памяти, жалобным тонким голоском, так похожим на голосок кого-то из младших сестрёнок.
«Неважно, – отрезала Алиедора. – Могли. Родня – на то и есть. Должны были придумать. Искать. Найти. Защитить. Спасти. Чтобы я не натворила глупостей».
Вокруг северяне деловито готовились к штурму. Они не тратили время на всякие там осадные башни и прочую снасть, недостойную истинного воителя, слуги Дракона великого, величайшего. Достаточно простых лестниц с железными крюками. Крыльев, чтобы взлетать на стены, Дракон варварам пока что не подарил.
– Пришла пора. – Кор Дарбе подошёл, встал рядом. Положил руку на плечо – словно ровне, брату- воину. – Ты идёшь со мной, капля Его крови.
– Куда? – вырвалось у Алиедоры.
– Куда? – Предводитель поднял одну бровь. – Туда, в замок. Мы не оставим от него камня на камне. И тогда ты станешь… законченной. Совершенной. Воплощённой. Белый Дракон, трижды великий и трижды три раза величайший, получит назад каплю Его крови и тоже достигнет полноты. Великой завершённости. Но только если ты пройдёшь последнее испытание.
– Какое?
– Увидишь сама. – Дарбе остался невозмутим.
Алиедора больше не стала ничего спрашивать. У неё, в конце концов, хватало и иных собеседников.
Белый Дракон в небесах.
Пропитанная Гнилью Тьма в том колодце, куда Алиедора открыла себе дорогу, будучи запертой в чёрном кубе. Эта, правда, давненько уже молчала, но, может, сегодня что-нибудь скажет? Перед этим, как говорил варвар, «последним испытанием»?
–
«Что вижу? – безразлично отозвалась доньята. – Вижу стены и башни. Серый камень».
–
«Взобраться на стены души… это как, трижды величайший?»
–
«А ты?»
–
Алиедора не ответила. Иногда ей казалось, что нет вообще ничего – ни Дракона в низких тучах, ни загадочной Тьмы в несуществующем на самом деле подземелье. И её самой, доньяты Алиедоры Венти, тоже нет. Наверное, её запорол до смерти законный супруг в первую брачную ночь…
– Капля Его крови пойдёт со мной.
Алиедора вздрогнула, словно сброшенная с тёплой постели на ледяной жёсткий пол. Дарбе протягивал ей цепь. Что такое, почему, зачем?
…Ответ оказался прост. Два пояса толстенной кожи с набитыми на них железными пластинами, соединённые длинной змеёй стальных звеньев. Кузнецы заклёпывали всё это прямо тут, раздув угли в небольшом горне. Стучали молоты, и Алиедора болезненно вздрагивала – каждый удар отдавался аж в сердцевине костей.
– Эти трусы открыли нам дорогу. – Дарбе презрительно мотнул головой, указывая на поспешно отступавших дольинцев. – Готова ли ты?
Алиедора не ответила, но подбородок её резко дёрнулся, словно говоря «да».
«Нет, нет, постойте, погодите, как же так?»
–
–
–
«Выходит, я всё-таки выдержала испытание?» – не смогла не спросить доньята.
–
«Значит, ты ошибалась?»
–