руку, Дигвил даже не разглядел, – и льдинкой упал на снег.
– Чувства благородного дона Деррано вполне понятны, – с прежним спокойствием произнёс адепт. – Однако никакие чувства не послужат оправданием для учинения беспорядков. Счастливо оставаться, благородный дон. И не страшитесь, слуги Некрополиса вас в обиду не дадут. Здесь не сводят счёты.
Здесь не сводят счёты и здесь не дадут в обиду. А что случится потом, когда караван доберётся… туда, куда должен добраться?
Адепт Некрополиса ещё немного помолчал – для внушительности, что ли? – повернулся, заложил руки за спину и неспешно зашагал прочь.
Дигвил закусил губу.
Плен. Плен в Некрополисе. Самое страшное, что может произойти, гораздо хуже смерти. Все в Долье знали, что случается с угодившими в лапы Мастеров Смерти: через жуткие муки сделаться мертвяком, зомби, послушным и безвольным исполнителем приказов. И, быть может, встать потом в ряды воинства Некрополиса, с мечом у руке лезть на те же самые стены, что недавно защищал.
Наследник сенорства Деррано огляделся, ловя взгляды товарищей по несчастью. Все отвернулись. Все до одного. Верный Штарнок сгинул, а остальные… остальные, похоже, винят во всём случившемся его, дона Деррано.
Но – пока живу, надеюсь. Они ещё не дошли до Некрополиса. Они всё ещё люди, никак не зомби. Пусть скованы ноги, но руки свободны. Так неужто они…
– Пробовали бежать, пробовали, благородный дон, – со злостью проговорил кто-то из ратников. – Недалеко убежали. Здесь мертвяками вся земля нашпигована, ровно флак печёный – сальными шариками.
– Что с ними сделали? Казнили?
– Казнить? Зачем казнить, этими глупостями токмо мы, живые, занимаемся. Матерьял портить не положено. Мы им нужны целенькими, с руками-ногами. Говорят, – голос ратника задрожал, – что из таких, как мы, из живых, лучшие мертвяки получаются. Кого, значится, не после смерти оживили, а из живого в зомбяка превратили.
Он хотел сказать что-то ещё, но тут где-то в стороне заиграл рог, и равнодушные надсмотрщики пошли выстраивать живое стадо в колонну.
Путь к Некрополису продолжался.
Дилижанс оказался превосходным. Мягкие диваны, просторно – есть куда ноги вытянуть, откидные столики, жаркая походная печь. Служанка-мертвячка с математической точностью застелила скатерти, расставила приборы. И исчезла, вернувшись на запятки экипажа. Кучер – живой человек – щёлкнул кнутом. Тягуны влегли в постромки.
– Прошу. – Латариус широко повёл рукою. – Наконец-то дома. Могу угостить тебя, как ты, благородная доньята, наверное, и привыкла. Не смотри, что на ходу, у нас такие дороги и такие экипажи, что ничего не шелохнется и не вздрогнет.
Насчёт последнего Мастер, конечно, преувеличивал. Но трясло и впрямь несильно, и не столь давно вошедшие в моду вилки лишь чуть позвякивали о посуду.
Только тут Алиедора поняла, что вновь хочет есть – обычной человеческой еды. Тело брало своё, безумие прежней «избранности» уходило.
Почтовая станция, где их с Мастером ждал длинный, запряжённый аж шестёркой тягунов дилижанс, стояла далеко от границы, в глубине подвластных Некрополису земель.
Тут тоже лежал снег, тоже чернели нагие деревья, но, в отличие от пустого пограничья, посаженные ровными рядами. Словно выправленные по линии, стояли заборы, разделяя идеально правильные прямоугольники огородов, на равном удалении друг от друга были вырыты колодцы. Здесь Алиедора увидела первых подданных Некрополиса и уставилась на них во все глаза.
– А чего же ты ожидала? Что отсюда до восточных морей нет ни одной живой души, кроме нас, Мастеров, а все остальные – зомби?
Именно подобное Алиедоре и рассказывали в детстве, но признаваться в этом доньята, конечно, не стала.
Лёгкий снежок так и не переставал, неотступно сопровождая путников с самой границы, облака, подобно преданным гайто, следовали за Алиедорой – родные облака, плававшие в небесах над Меодором и Долье, ронявшие то дождь, то снег на усталую, израненную человеческими плугами и боронами землю. Словно память, упорно тянущаяся с родины. Родины, что теперь не значит ничего.
По селению ходили люди. Самые обыкновенные, однако одетые явно лучше, чем серфы-пахари в Долье или арендаторы Меодора. Во дворе ближайшего дома мертвяк, явно слуга, мерными взмахами колол чурбаки на дрова.
– Мы стремимся, чтобы каждый земледелец, исправно платящий подати, имел не менее трёх прислужников-зомби. – Латариус заметил её взгляд. – Мёртвые должны работать и приносить пользу. Лениться у нас никому не позволено, телесная смерть – не оправдание безделью!
– Но ведь умирают все, – взглянула на него Алиедора. – У Некрополиса должны были бы скопиться бесчисленные армии!
– Гм, – слегка смутился Латариус. – Вновь похвалю твою наблюдательность и сообразительность, благородная доньята. Конечно, легко решить, что благодаря умению обращать мёртвое на службу обществу Некрополис располагает огромной ордою работников. Но, увы, далеко не все годятся в зомби. Старики, умершие своей смертью, скончавшиеся от тяжёлых болезней, маленькие дети – не годятся. Конечно, их, гм-гм, останкам тоже находится применение, но всё-таки для настоящего, правильного зомби нужно здоровое и нестарое тело. Остальные… быстро прекращают существование. Их тоже можно использовать, и мы используем, но… – Латариус развёл руками, – в этом мире нет ничего совершенного, кроме лишь того идеала, к коему мы стремимся. Искусство изготовления зомби – высоко и таинственно, оно плохо поддаётся упорядочиванию, нельзя написать трактат, по которому любой мальчишка-аколит проведёт всю процедуру. Слишком многое по-прежнему остаётся на долю… догадок и чутья, скажем так. Нас это не устраивает, как нетрудно догадаться. Мы – сила порядка, хотя нас слишком часто изображают, гм, совершенно в ином свете.
– А разве тогда Некрополис не должен непрерывно воевать? Чтобы пополнить запасы?
– Есть различные методы, и война – далеко не главный, – поморщился Мастер. Распространяться на эту тему ему явно не хотелось, и Алиедора не стала допытываться.
…Путешествовать в дилижансе оказалось легко и приятно. Дорога вела на восход, лишь немного уклоняясь к полудню. Чем дальше от моря, тем выше и глубже становились снега, словно здесь, в Некрополисе, зима встала на вечный бивуак. Оставались позади несчётные лиги, менялись тягуны на почтовых станциях; Алиедоре бросилось в глаза, что по тракту шагало множество одиночек, неспешно тащились телеги, где на передке восседал лишь один возница.
– А как же разбойники, Мастер?
– Разбойники… – вздохнул Латариус. – О, как я люблю разбойников! Да вот беда – повывелись в последнее время. Видишь ли, благородная доньята, за преступления у нас в Некрополисе наказаний всего два. Или публичная порка на площади – за незначительные проступки; или зомбирование. Разбой, убийство, кражи – все без исключения караются зомбированием. Конечно, лихие головы будут всегда – «а я самый хитрый, меня не поймают», – но таких становится всё меньше. Что весьма прискорбно, ибо, – он ухмыльнулся, – ранее сие сословие давало неплохой прибыток отличных, в самом соку, зомби.
Откуда же всё-таки берутся новые зомби, как, если нет войны, пополняются ряды мертвяков, Латариус предпочёл не отвечать.
Оставались позади деревни и городки; порой встречались укрепления, но большей частью все поселения стояли совершенно открыто, без какой-либо защиты.
– Зачем? – отвечая, пожал плечами Мастер. – Донов да сеноров у нас отродясь не было. Вернее, были когда-то, давным-давно, пока не основали мы Некрополис. Кое-где их совсем уже старые замки ещё стоят – красивые, зачем их рушить? А новые крепости мы строим совсем не так. Набегами друг на друга у нас ходить некому, разбойники, что ещё остались, разве что одинокого путника в глухом месте выследят, а уж чтобы на деревню напасть – о таком у нас и думать забыли. Кто не хотел забывать, тому мы разъяснили, – и он проделал какой-то сложный жест, разом и как бы сворачивая шею, и перерезая горло. – Спокойствие в
