походной, из самого секретного кармашка, шприц, ампулу синенькую, побухтел над ней немного, вроде заклинания какие. И вколол Командиру, почему-то прямо в шею. А что? И привел-таки Вомбата в чувство! Да, видать, не до конца. Мы на радостях и не сразу заметили, что Командир у нас стал какой-то… «полужидкий». А Азмун только руками разводит: сделал все, что мог, дальше не моя забота, пусть сам выправляется. Но как-то вечером признался Лене, дружку своему закадычному, что на самом деле про эту «дурак»-траву толком никому ни черта не известно. С одной стороны – в Таборе ее всякая шушера плешивая заместо «дури» покуривает. А с другой… Недаром эта зараза вокруг ТЭЦ так густо растет. Кто видел, говорят – по два метра высотой, не продерешься. Эх. Жизнь. Вроде все по-прежнему, а гнильца какая-то чувствуется…
Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп. Это мы грязь ботинками месим. Уже почти сутки. К Теплым Избам идем. Для ночевки выбираем какую-нибудь особо мерзкую ложбинку, полную криптунов и шляршней. Наутро просыпаемся, опухшие и покусанные, и Вомбат ровным голосом сообщает, что мы, оказывается, вовсе и не в Теплые Избы идем, а совсем даже наоборот – в Усть-Вьюрт. Ну, мы, понятное дело, молчим, не возражаем. Хотя даже сытому быстряку ясно, что сейчас в Усть-Вьюрте человеку делать нечего.
К чему это? Да так, зарисовка из нашей нынешней жизни. Типичное времяпрепровождение знаменитой Команды.
…И вот поэтому по всему Кувалда Гризли нам на голову очень даже ко времени свалился. Нет, он, натурально, свалился. Это километрах в трех северней Горелых Вагонов было. Мы ужинать как раз собирались. Место, на удивление, приличное нашли: около сосны поваленной, рядом с холмом. Только сели, чай поставили. Вдруг сверху: «Эй!» Пока головы задирали, он уже – скок-поскок! – у костра сидит, носом поводит. А рядом – вначале показалось – тряпья куча. Ан нет – зверюга прилегла, неизвестной породы. Собака – не собака, пуфырь – не пуфырь… Нечто бесформенно-мохнатое, непонятного цвета. То ли лежит, то ли сидит – не ясно, поскольку ни морды, ни лап не видать. Впрочем, нет, в самом неожиданном месте вдруг обнаружилась пара печальных глаз. И хозяин – под стать: комбинезон грязнющий колом стоит, одна сплошная заплата, ботинки, с виду крепкие, но в правом – дыра, из которой палец большой торчит. А на голове – улет! – кепка-бейсболка с полустертой вышивкой золотом «The best of Minesota». Лицо… Ладно, об этом потом, на следующем привале.
Известно, как у нас чужаков принимают, особенно тех, кто сверху норовит упасть. Через ноль целых, три десятых Стармех уже лежал в кустах, шумно передергивая затвор. Пурген с Азмуном с места не тронулись, но тоже автоматы к себе подтянули. Пауза возникла неловкая. Оно и неясно – сразу гостей «мочить» или дать слово молвить?
– Это вот, значит, как… – глухо, как из колодца, пробасил мужик. В голосе его ясно слышалась радость по поводу неожиданной встречи. – А я думаю: кто костер палит? Может, чужаки какие?
Тут все на минутку отвлеклись, потому что на полянку вдруг выбежал ошалевший пустяк. Они здесь вечером заместо мотыльков на свет бегут. Постоял немного у огня, покачиваясь на шести тонких ножках, и уже повернул жало в сторону Лени, как вдруг незнакомец коротко произнес что-то вроде «псть!». Пустяк закатил глаза, закачался и упал в костер. Резко запахло паленым волосом и скипидаром. Мохнатая зверюга, лежащая у ног мужика, тяжело вздохнула.
Странно, да? Пустяк – он и есть пустяк. Его, в конце концов, можно и сапогом отоварить. Все слегка озадачились удивительными способностями нежданного визитера.
– Цирк, – зло сказал из кустов Стармех. – Командир, я шлепну его? На всякий случай.
– Подожди, – бесцветным голосом отозвался Вомбат. – Сейчас разберемся.
– Это вон оно как! – обрадовался незнакомец. – Ты, стало быть, и есть – Командир?
– А тебе-то что, помойка ходячая? – Стармех у нас чужих не любит. Совсем.
– А, ить, ты, мил человек, не ругался бы понапрасну, пукалкой своей в кустах не гремел, а вышел бы, чайку предложил… Я ишь, может, вашу Команду, почитай, месяц по округе ищу…
В оригинале звуков было произнесено гораздо больше. Каждое слово сопровождалось прикряхтыванием, причмокиванием, надуванием щек и помаргиванием. А в сочетании с общим почесыванием, кивками, ерзаньем и вздрагиванием производило сильнейший, почти гипнотический эффект. Азмун сидел, раскрыв рот от изумления.
Потом выяснилось – Кувалда показательные выступления нам устраивал. Так-то, по жизни, он поспокойней будет.
– Саня, чаю, – приказал Вомбат, не сводя с гостя глаз.
Стармех в кустах икнул от неожиданности.
Двоечник спокойно взял кружку, плеснул нашей фирменной, дегтярной заварки, вытянул из мешка кусок сахара, протянул незнакомцу.
– Это, за сахарок спасибо, мил человек, да только не ем я. Ей можешь дать, – мотнул головой в сторону зверюги.
– А кто это? – Саня опасливо протянул сахар в сторону печальных глаз.
– Это? Пакость. Не пужайся, она добрая, своих не обидит…
– А почему сахар не ешь? – глупейшим образом поинтересовался Цукоша.
– Это, диабет, – оживился мужик. – Я, ишь, раньше…
– Зачем нас искал?
Вы, конечно, можете свои хохмы и дальше травить, а Командир еще решения не принял.
– Это как – зачем? Зеленый сказал: я за Команду, как за себя, ручаюсь, можешь мне ухо отрезать, если они не согласятся. Ишь ты, и пропал… Я думаю, не случилось чего? Пошел искать…
Ну, в общем, никто его тогда не шлепнул, а игры в слова на целый вечер хватило: да кто такой, да откуда, да зачем нас ищет… Когда про Зеленого узнал, сильно расстроился. Что ж вы, сказал, дружка моего не уберегли? А что тут скажешь? Посопели, помолчали…
А так сказать, неплохой Кувалда мужик, нормальный. Трепло, правда, неумолчное. Говорит на любые темы, причем практически каждый разговор начинает с «это». Никогда не определишь заранее – врет или нет. Если поймал его на лапше – пошипит, побулькает, но легко согласится: загнул маленько. Ну, а уж если в истинном засомневаешься – все. Насмерть забухтит.
Отношение к Кувалде вроде как равномерно распределилось. От полного неприятия у Стармеха (даже кружку, когда чай пьем, никогда, язва такая, из рук в руки Гризли не передаст!) до такого же полного единения с Двоечником. А другого и быть не могло. Дима говорит… Ладно, об этом после. Вомбат в этом смысле – ровно посередине. Терпит, значит.
А вот с Леней вначале очень интересно вышло. Он ведь Кувалде вначале ужасно не доверял. А тут как раз и случай представился…
Сидим, опять же, чай пьем. Чайку вечером попить – милое дело. Особенно если спирта нет. Сидим, значит. Молчим все. И так в Команде народ не слишком разговорчивый, а при посторонних – и подавно. Кувалда тоже молчит, задремал вроде. Дима сигарету достал, Вомбату предложил, тот головой качнул: не надо. Дальше сидим. И тут Пурген как-то очень резво к Стармеху подполз, шуршит на ухо:
– Дим, ты поосторожней с сигаретами. Кто его знает, что за человек. Мохаммеда нет, а мало ли гадости по земле еще ходит? – Это он на историю с мимикротом намекает. Когда этот гад к нам пробрался, скальп Штрипка нацепив. – Убери ты свои долгоиграющие от греха подальше.
И ведь тихо сказал. Даже Саня – рядом сидел – еле расслышал. Но тоже кивнул: верно.
А этот Гризли – ушки на макушке! – как заржет вдруг! Чуть с кочки не упал. Даже Пакость проснулась.
– Эх ты, – говорит, – Мальчиш-Кибальчиш! Не нужна мне твоя Военная Тайна! Подумаешь, сигареты долгоиграющие! А где я, по-твоему, эту – он ткнул носком ботинка в сонную Пакость, – раздобыл?
Тут уж все с дубов попадали. Вомбат страшный подниматься начал:
– Ты что – выследил?
Еще минуточка – и не стало бы с нами Кувалды Гризли. Потому как шпионов-людей у нас любят еще меньше, чем мимикротов.
Но и он, не будь дурак, сообразил. Тоже встал и почти без присказок своих объяснил народу:
– Это, не знаю, как вы там называете свою чудодейку, а я на нее случайно года три назад наткнулся. То бишь, она на меня наткнулась. Я без сознания лежал. Из Города шел, собака у меня была, настоящая, ньюфаундленд. Старый пес, но хороший. И влипли мы с ним, как лопухи. Финскому Десанту под колесо
