уже оттеснили от командира, который слегка пошатывался в седле, возможно, был ранен.
Но смотреть по сторонам некогда – еще двое атакуют меня. Совершенно неожиданно Ураган поднялся на дыбы и ударом копыт сбросил с седел этих двоих. Еще немного вперед. И тут, как-то сразу враги рассеялись, и я вылетаю на открытое пространство. Буефар лежит на земле в окружении множества поверженных врагов. Рыцарь в очередной раз доказал, что он не зря считается лучшим бойцом Тевтонии.
Забыв о сражении, я соскочил с коня и бросился к лежащему другу. Мастер достаточно обучил меня медицине, чтобы я мог понять, что раны смертельны. Даже магия этого мира не сможет излечить их.
– Буефар, – пряча слезы, позвал я.
Тот слабо пошевелился и, приподняв голову, посмотрел на меня.
– Прости, малыш. Я не сдержал слово. Я поклялся сопровождать тебя, а сам кинулся мстить. Прости, если сможешь.
Буефар оставался Буефаром. Даже сейчас он думает не о том, что умирает, а о том, что не сдержал слово. И это для него намного важнее.
Только огромным усилием воли я сдержал готовые хлынуть слезы.
– Все в порядке, Буефар. Ты выполнил свой долг. Я дойду. Обещаю тебе.
– Ты прощаешь меня?
Я кивнул. Говорить не было сил.
– Спасибо. – Рыцарь откинулся назад и закрыл глаза. Я держал в объятьях мертвое тело человека, который был моим другом. Я без сил опустил голову ему на грудь и разревелся.
– Очнись, Энинг!!! – Этот крик вывел меня из оцепенения.
Недалеко от меня Илья Муромец отчаянно сдерживал натиск наемников. Теперь ясно, почему меня почти не атаковали, когда я пробивался к Буефару. Оказывается, Муромец все время был позади меня, а я так спешил, что не обращал внимания на то, что творилось вокруг.
– Да что же это я? Не хватает, чтобы еще один человек погиб из-за меня.
Я быстро вскочил на коня, готовый к битве, и в этот момент несколько отрядов китежской пехоты ударили конникам во фланг, а с другой стороны налетела тяжелая конница. Наемники не выдержали натиска и стали поспешно отступать. И тут я увидел командира наемников, который, с трудом держась в седле, отходил вместе со своим отрядом.
Ну нет! Это несправедливо!!! Из-за этого человека погиб Буефар, он убил всю его семью и сейчас опять выйдет живым из битвы?! Не думая больше ни о чем, я пришпорил коня и влился в поток отступающих всадников. Меня почему-то не трогали. Скорее всего сочли за своего, но отбившегося от другого отряда, или решили, что меня не стоит опасаться. А напрасно! В груди разгоралось пламя холодной ярости. Полностью контролируемой и потому вдвойне опасной для врагов. Деррон говорил, что стоит использовать все возможности для победы. Прекрасно. Я направил силу собственного гнева в себя, увеличивая внутреннюю энергию, задействуя дей-ча, многократно усиливая возможности организма. Время замедлилось до предела, звуки смазались. Медленно расступается строй пехотинцев, пропуская своих. В общем потоке в эту брешь влетаю и я. Тотчас начинаю действовать. Соскакиваю с коня, бросаюсь вперед и ногами наношу два удара по солдатам, стоящим справа и слева от меня. Сильно ли может ударить подросток? Не очень. Но я вложил в этот удар все свое горе, всю ярость и ненависть. Двое взрослых мужчин в полном вооружении оказались подброшенными в воздух и откинутыми в разные стороны. Налетев на товарищей, они опрокинули их. Строй развалился словно карточный домик. Не давая опомниться, подхватываю щит и кидаюсь на вторую линию пехоты. Моя атака настолько для них неожиданна, что те не успели даже поднять щиты, не то что выставить копья. Движения их для меня настолько медленны, что это не имеет никакого значения. Стремительно кидаюсь от одного солдата к другому. Им кажется, что удары сыплются со всех сторон, от них нет спасения. Вскоре вторая линия расстроена так же, как и первая. Я успеваю заметить, как в проделанную мною брешь врывается Илья Муромец с несколькими другими солдатами и, расшвыривая врагов, движется в мою сторону. Но это для меня уже не важно. Сейчас у меня одна, только одна цель – я стремился к командиру наемников, из-за которого погиб мой друг.
В этой толпе никто не рисковал применять ни луков, ни арбалетов, а хаос, царивший в отступающем войске, мешал солдатам действовать слаженно. Кто-то нападал на меня, кто-то пытался спастись. Для меня это не имело значения. Я шел только к поставленной цели, сметая препятствия. Шеркон рубил сталь доспехов, как если бы они были из бумаги – этот прием из арсенала Ордена оказался действенным не только в поединках. Боялся ли я сейчас? Вряд ли. Я просто не думал об этом. Так воспринимают кино: отстранено. Как будто дело происходит с кем-то другим, а не со мной. Никаких чувств, никаких мыслей. Голова, как компьютер, просчитывает наилучшие варианты атаки и защиты. Удар, выпад, парировать удар. Подставить щит и снова выпад. Шаг вперед, еще шаг. Разве они могут противостоять мне? Почему они просто не уйдут с дороги и не дадут пройти к тому единственному человеку, который мне нужен?
Как сквозь туман пробиваются голоса Мастера и Деррона. Они что-то кричат, но в бою они не нужны, и я просто отключаюсь от этих назойливых звуков.
Нападают сразу десять человек. Отскакиваю в сторону и налетаю на какой-то шест. Что за ерунда такая? Перерубить его, чтоб не мешался. Тотчас какая-то тряпка накрывает кого-то из атакующих. Только сейчас я замечаю, что это не тряпка вовсе, а вражеское знамя. Оказывается, мне удалось пробиться к самому центру позиций Слава, значит, и он может быть где-то здесь. Но это просто констатация факта. Нет ни радости, ни удивления. Знамя. Ну и что из этого? Пробился сквозь строй! Бывает. Может вот этот человек – Слав? Может быть. Но Слав мне не нужен. Мне нужен один-единственный человек. Только один, и он где-то рядом. Я уже ощущаю усталость даже в дей-ча. Значит, нужно срочно выходить в нормальный темп, иначе я просто сожгу себя. А это означает смерть. Но если мне придется снизить темп – меня задавят. Пока не поздно, надо отыскать этого человека. Да где же он?!
Отряд всадников налетает на врагов. Те бегут. Только сейчас я замечаю, что у меня за спиной стоит какой-то человек и отражает атаки тех, кто нападает на меня сзади. И это происходит уже давно, судя по тому, что я уже длительное время не ощущал никакой опасности оттуда. Кто этот человек, во вражеской одежде? Разглядеть лица не могу. Ладно, потом разберемся. Невдалеке сражается Илья Муромец с небольшим отрядом. Пехота Китежа клином глубоко врубилась в щель обороны, прорванной нами. В пролом немедленно устремилась конница. Впереди тяжелой кавалерии я заметил и Ратобора. А судя по звукам, фланги мятежников оказались тоже не в лучшем положении и поспешно откатывались назад.
Но сейчас это все не имело значения. Я увидел врага. Командир наемников строил отряд для прорыва. Я устремился к нему, на ходу вытаскивая сбереженные метательные ножи. Меня заметили слишком поздно. Два броска и двое всадников валятся из седел. Воспользовавшись этим, я вскакиваю на освободившегося коня и направляю его на командира наемников. Между нами больше никого нет, тот достает меч… В последнее мгновение я выхватываю из ножен шеркон. Взмах, и конь проносит меня мимо наемника. Я не оборачиваюсь – я знаю, что враг мертв.
Цель достигнута и жизнь сразу теряет смысл. Буефар мертв! Мертв из-за меня! Я кое-как слез с коня, опустился на землю, обхватил голову руками и замер.
Кто-то тряс меня за плечи, что-то говорил, но все это мне было безразлично. Очнулся я только в лагере. Вокруг стояли встревоженные друзья. Здесь же был и Илья Муромец, и князь, и тот человек, который сражался со мной у неприятельского флага. Без особого удивления я узнал в нем Ролона-убийцу.
– Неужели он так переживает из-за Буефара? – Далила была испугана. – Мне тоже жаль его, но чтобы так…
– Дело не в этом… не только в этом… – с трудом ворочая языком, прошептал я. – Я слишком долго находился в высоком темпе. Так нельзя. Организм… Слишком большая трата сил… Мне надо отдохнуть. – И тут я потерял сознание.
Очнулся я в палатке. Рядом сидели Рон и Эльвинг. У эльфа правая рука висела на перевязи.
– Прости, – попросил я эльфа.
Тот вздрогнул и с удивлением посмотрел на меня.
– За что?
– Не знаю, – честно ответил я. – Но все равно прости.
– Хорошо, – серьезно кивнул он.
– Сколько я был без сознания?
