только с рыцарем.
– Тоже правило?
– Тоже. Но ладно. Давай теперь поговорим о твоей легенде. Как бы нам тебя назвать? Имя Грег нравится?
– Не нравится. Чем плохо Егор?
– Всем хорошо, только в Магическом мире это имя не встречается. Хорошо, сначала поговорим о твоей легенде, а потом уже ты сам подберешь себе имя. Как я уже говорил, дети, хоть и нечасто, но становятся рыцарями. Так как при испытании отсутствует какое-либо ограничение на возраст испытуемого, стать рыцарем очень соблазнительно для юного поколения, что они и делают при любой возможности. Им нужно только дворянское происхождение и согласие родителей. Хвала небу, родители быстро выбивают дурь из молодых голов, но некоторым родителям просто все равно, тем более, если это касается младших детей, не наследников. В таком случае они вполне могут разрешить испытание. С глаз долой, из сердца вон, так, кажется, у вас говорится? Но и здесь, из чистого благоразумия, они не дают разрешения раньше, чем их чаду исполнится пятнадцать, реже четырнадцать лет.
– Но вы говорили, что иногда рыцари бывают и младше.
– Бывают. В основном сироты, так как им некому запретить, а разрешение родителей, если те уже мертвы, не требуется.
– Значит, вы предлагаете мне назваться младшим сыном какого-нибудь дворянина, которого «любящий» отец поспешил сплавить подальше с глаз? – Я задумчиво посмотрел на Мастера.
– Не совсем. Я предлагаю остановиться на варианте с сиротой. Чем меньше вранья, тем лучше. Если ты назовешься сыном дворянина, то вполне можешь встретить какого-нибудь знакомого твоего «отца».
– Но ведь это тоже будет неправда. Я же не сирота.
– В этом мире – сирота. О господи, прости меня, Егор. Я не хотел тебя расстраивать.
– Ничего. – Я попытался остановить слезы, хлынувшие при напоминании о том, как далеко я от дома и от родителей. – Все в порядке.
Мастер недоверчиво посмотрел на меня, но продолжил:
– В этом случае нет опасности встретить знакомого твоей «семьи».
– Вообще, тебе надо называть как можно меньше вымышленных имен, – вмешался молчавший до этого Деррон. – Мастер лучше меня разбирается во многих вещах, но в этом у меня больше опыта. Поэтому я предлагаю другой вариант.
– И какой? – я с интересом посмотрел на своего, теперь уже бывшего наставника.
– Твои родители и вся остальная семья погибли в междоусобной войне. Ты спасся случайно, и чтобы не погибнуть от рук убийц, бежал от врагов семьи, став рыцарем. Такое происходит сплошь и рядом и никого не удивит. Более того, при этой версии вполне понятно будет зачем ты скрываешь имя – опасаешься наемных убийц, или же враг считает тебя погибшим, и ты не хочешь его разочаровывать. Теперь ты колесишь по свету, набираясь разума и оттачивая искусство бойца, чтобы отомстить убийце.
– И в это поверят?
– Я же говорю, подобное происходит сплошь и рядом. Особенно в таких странах, где закон – чистая условность. Ты просто не говори откуда родом, ссылаясь на опасение за свою жизнь. Поверь, тебя поймут и даже помогут. Какой благородный поступок – помочь сироте отомстить за смерть семьи!
– Мне не нужна такая помощь, – угрюмо буркнул я.
– А вот какую помощь принять, ты будешь решать сам.
От этого варианта я тоже был не в восторге, но после долгого обсуждения он был признан наилучшим. Однако самые жаркие споры, как ни странно, вызвал подбор для меня имени. Ни одно из предложенных мне совершенно не нравилось.
– Зачем мне имя? – заявил я, наконец. – Мне по легенде положено скрывать его, так почему же не взять прозвище?
– И какое прозвище ты хочешь себе взять? – поинтересовался Деррон.
Я несколько минут обдумывал различные варианты: от Соколиный Глаз до Зорро, но ничего из этого меня не прельстило. Поэтому я махнул рукой на все эти глупости.
– Пусть будет Энинг.
– И что это значит? – спросил Мастер.
– Энинг – это просто ЭН. Рыцарь ЭН. Неизвестный, никто, незнакомец – как больше нравится. Чем плохо?
Мастер нахмурился.
– Но тебе не кажется, что это немного по-ребячески?
– А я кто? В конце концов, нам ведь и надо, чтобы меня воспринимали как ребенка, по собственной дурости или по воле судьбы ставшего рыцарем.
– В этом что-то есть, – признал Деррон.
– Есть или нет, но имя себе я выбрал, и оно нравится мне гораздо больше всяких леммингов.
– Не леммингов, а Лимен.
– Какая разница? Вы лучше скажите, где мне искать этот ваш Ключ? С чего вообще начать поиски?
На некоторое время в комнате повисло молчание.
– Хороший вопрос, – заговорил, наконец, Мастер. – Я не знаю где искать. За эти полгода я неоднократно пытался пробиться сквозь помехи, но все напрасно. Они оказались для меня непроницаемы. Я предлагаю завтра отправиться к Колодцу Судьбы.
– Что?! Мастер, ты с ума сошел? – Деррон выскочил из кресла. – Неужели нет другого выхода?
– Ты думаешь, я не искал?
– Стоп! – я поспешно вклинился в ставшую вдруг слишком эмоциональной беседу. – Мне кажется, я чего-то не понимаю. Что такое этот Колодец Судьбы и где он находится?
Мастер потер подбородок.
– Где находится? Он везде и нигде. К нему можно дойти за час, но возвращаться от него можно и год.
– Очень точное определение, – со всем возможным сарказмом сказал я.
– Точнее тебе никто не скажет. Этот Колодец тоже своеобразный побочный эффект Раскола мира. Он находится на стыке миров, не принадлежа ни одному. И там каждый может узнать свою судьбу.
– То есть, увидеть будущее?
– Нет. Не путай ясновидение с предсказанием судьбы. Колодец не предсказывает будущее, он показывает Дорогу.
– Какую дорогу?
– Дорогу Судьбы. Иначе – путь жизни.
– Но если это так, то почему вы боитесь отправиться туда?
– Потому, что там можно получить гораздо больше, чем ты спрашивал, – мрачно ответил Деррон. – С этим Колодцем лучше вообще не связываться.
– Как это – получить гораздо больше, чем надо? – удивился я.
– Не знаю, – грустно вздохнул рыцарь. – Судьба часто дарит людям подарки, но они никогда не бывают приятными.
Мрачное настроение рыцаря мне совсем не понравилось.
– Колодец, так Колодец. Какая разница? Я согласен рискнуть.
– Мальчишка. – Деррон с грустью посмотрел на меня. – Тебя оправдывает только то, что ты даже не представляешь, с чем имеешь дело.
– Тем не менее, выбора у нас нет, – твердо сказал Мастер. – И мы должны сопровождать Егора. Отправлять его одного нельзя.
– Само собой. Я не затем учил его полгода, чтобы он пропал по твоей прихоти.
Подобное замечание Деррона могло показаться грубым, но я уже достаточно хорошо его знал и понял, что он сильно встревожен. И этой кажущейся грубостью он только маскирует волнение за меня. Наверное, только потому, что мне ничего не было известно об этом пресловутом Колодце, я не боялся. Я, в отличие от моих наставников, даже не испытывал ни малейшего волнения.
– Значит, завтра отправляемся к Колодцу, – подытожил я.
