Геймер

самурайских меча.

В ту ночь он учил ее серфингу, и, в конце концов, отважная дочь корейской амазонки преуспела в этом деле. Ал был горд за свою наложницу, которая, должно быть, действительно происходила из семьи женщин-воинов. Но еще больше он радовался за себя и за то, что сумел-таки заслужить доверие этой дикой и опасной девахи, сделав ее своим личным телохранителем и другом.

Другой радостью и победой был Бунтаро, который теперь самозабвенно тренировался, смотря на Ала снизу вверх, как и подобает салаге и неофиту смотреть на своего боевого командира и гуру.

* * *

Жизнь в прозрачных домах не оставляла шанса на интимность и столь привычное Алу одиночество.

Хотя он уже привык к тому, что в бане его моют и трут совершенно голые банщики. Мужчины и женщины трудились вокруг господина, даже не удосуживаясь прикрыть чем-нибудь свои гениталии.

Ал старался не смотреть, закрыться, отдаться приятным ощущениям горячей воды, жесткой щетки, прикосновениям сильных рук массажиста Но он до сих пор стеснялся справлять естественные надобности прямо в поле, во время проведения учений.

«Почему нельзя сделать обычный сортир, с крышей и дверьми, выкопать яму и…»

– Плац. Это наш дом, наша школа! Как можно гадить в доме, а затем ходить по дерьму?! Какие же вы цивилизованные люди после этого?! – налетел Ал на Оми в один из первых дней учебы.

– На какое дерьмо? – не понял он, придирчиво оглядывая вытоптанную самураями землю. – Я не вижу никакого дерьма.

За его спиной очень довольная собой старуха улыбалась, выставляя напоказ голые десны. В правой руке ее болталось ведро, а в левой она держала совок.

На краю поля Ал приметил еще с десяток ловцов дерьма – все они были крестьянами из Андзиро.

Меж тем старуха поблагодарила Оми за то, что тот разрешил ей убрать за собой, и заковыляла к следующему, присевшему под кустом самураю.

Убедившись, что тот собрался испражняться, а не отдыхать, старуха чинно встала поодаль, сложив руки на животе.

В то время в Японии практически не было животноводства. Далеко не все самураи могли позволить себе лошадь. Не было домашних животных, разве что собаки и, совсем редко, – кошки. Не было животных, значит, не было и навоза.

Поля удобрялись разведенным в воде человеческим дерьмом. Посему не было ничего постыдного в том, чтобы собирать это самое дерьмо, где бы оно только ни валялось.

Ала отвлекли от размышлений ругань и грубый окрик. Он повернулся как раз в тот момент, когда один из его новых самураев выхватил из-за пояса меч, секунда, и голова стоящего ближе всех к нему крестьянина с глухим стуком грохнулась на землю. Тело еще стояло какое-то время, обливаясь кровью. После – труп рухнул в притоптанную траву.

– Ну, что ты делаешь? – Оми лениво подошел, к преспокойно вытиравшему свой меч самураю. Растягивая слова, как человек вынужденный заниматься скучным и нудным, но все-таки необходимым делом.

Ал сглотнул. Его трясло. Но он пересилил себя и заставил подойти ближе и встать рядом с Оми В конце концов, убийца принадлежал к его отряду, а убитый крестьянин был человеком Оми.

– Андзин-сан ведь сказал, это наш дом, ты в своем доме гадишь? – Оми специально говорил простыми словами, чтобы Ал мог понять, о чем идет речь.

– Гоменосай, Оми-сама. – Извините, господин Оми. – В спокойном голосе самурая не слышалось раскаянья. – Крестьяне чрезмерно раскудахтались. Из-за куска моего дерьма, я полагаю. Вот я и маленько успокоил их.

– Одного хорошо успокоил, – улыбнулся Оми.

– Одного уж наверняка отучил болтать. Да и другой в следующий раз будет знать, как вести себя на плацу. – Он повел глазами, отыскивая среди стоящих на коленях крестьян провинившегося.

– Андзин-сан. Извините, – вежливо склонил голову Оми. – Быдло иногда нуждается в хороших уроках. А иногда и в очень хороших.

Глава 39

Если ты не знаешь, куда двигаться дальше, если решаешь между «остаться в живых» или «умереть» – выбирай последнее. Еще никто из выбравших добровольный отказ от жизни не пожалел об этом.

Из сборника правил для идущих по Пути Духа. Рекомендовано к прочтению юным отпрыскам самурайских семей. Разрешено официальной цензурой правительства Эдо, Индзу, Осаки.

Дни Ала теперь летели с бешеной скоростью. Он плавал с самураями, тренировал серфингистов, учил язык по учебнику дона Алвито, тренировался сам с мечом и луком. Здесь его учителями выступали поочередно Бунтаро и Тахикиро. И дядя, и племянница одинаково хорошо постигли науку убивать. При этом племянница даже превосходила своего дядю по части свирепости и любви к изощренным убийствам, в то время как Бунтаро рубил сплеча стараясь быстрее нейтрализовать противника, а не доставить ему максимум неприятных ощущений. Разойдись Усаги Тахикиро по-настоящему, и никому уже не было бы пощады. Ал видел ее в бою и был рад, что сумел найти общий язык с одержимой манией убийства фурией.

Однажды, после тяжелого дня, Ал подошел к Бунтаро, с которым последнее время сдружился, и попросил его зайти после плаца к нему. Дома, приняв, как это уже было заведено, ванну и переодевшись во все чистое, оба самурая устроились в небольшой беседке, которая в это время дня сохраняла особую прохладу. Ал прошел в дом и, отперев свой сундучок, к которому он под страхом смерти не разрешал никому приближаться, вынул оттуда словарь дона Алвито, а также писчие принадлежности и вернулся к ожидавшему его Бунтаро.

Попросил принести холодного сакэ для себя и подогретого для гостя. – Ал просто не мог пить в такую жару горячий алкоголь. Одетые по случаю приема дорогого гостя и родственника в изящные кимоно, Фудзико и Тахикиро помалкивали, подливая мужчинам напитки, и старались быть как можно менее