Если спросят, сильно ли ослаб, скажите, что там, где была чашка воды, теперь капля. Не отступайтесь. Один откажется, ищите другого. Все село на вас надеется. Поняли?
Юноши дружно кивнули. Шемма выпятил грудь и сказал:
— Не беспокойтесь, отец. Все будет в лучшем виде, раз я за дело взялся.
Уверенность Шеммы обнадежила и колдуна и Витри. У Витри стало легче на душе от мысли, что он поедет вместе с таким сильным и отважным парнем, как Шемма.
Тем временем у алтаря стали появляться сельчане, неся кто что может. Деньги отдавали колдуну, остальное складывали у алтаря. Когда поток пожертвований закончился, Шемма взял у колдуна деньги, по- хозяйски пересчитал и сунул в карман, а затем начал распоряжаться принесенным добром. Выбрав четыре мешка побольше, он два из них отдал Витри и велел ему взять посуду, муку и крупы. В свои мешки Шемма запихал сыры, копчености и сухие колбасы, считая, что присмотрит за ценной снедью лучше, чем его спутник. Они взяли еще кое-какое снаряжение и разошлись по домам, сгибаясь под тяжестью вещей.
Наутро мельник привел к дому Витри обещанного коня — пожилую рыже-пегую кобылу Мону. Витри завьючил ее и повел к дому колдуна, как договорились. Вскоре туда подъехал и Шемма на своем Буцеке. Несмотря на раннее утро, многие пришли их провожать — отъезд был редким и интересным событием для всего поселка. Среди провожающих Витри увидел и Лайю. Она глядела на него удивленно и пристально. Первой его мыслью было подойти и попрощаться с ней, но обида оказалась сильнее. Он повернулся к кобыле и сделал вид, что поправляет стремена.
Они выехали из села солидно и не спеша, провожаемые толпой. Шемма ехал первым, важно восседая на своем соловом, за ним — Витри. По бокам лошадей громоздились туго набитые дорожные мешки. Отъехав немного, посланцы колдуна обернулись и еще раз помахали сельчанам на прощанье.
Они поехали вдоль берега вниз по течению Лоана. Широкая спина Шеммы и широкий зад Буцека, колыхающиеся перед Витри, создавали у него чувство безопасности, поэтому он не робел перед неизвестностью, ожидающей его впереди.
Поездка нагнала ему нравиться, он с интересом рассматривал встречные пейзажи, замечал каждую птицу или зверька, прошмыгнувшего в кустах. Шемма мало-помалу задремал в седле, обмяк и обвис, но не терял равновесия, давно привыкнув спать верхом на своем Буцеке. Буцек же, перестав ощущать руку всадника, плелся еле-еле, норовя перехватить пучок травы или листик кустарника.
Около полудня Шемма ожил и стал осматриваться вокруг. Вскоре он нашел то, что искал, — удобную поляну у реки — и скомандовал Витри спешиться.
— Пора подкрепиться, — сказал он. — Я пойду посмотрю, все ли вокруг спокойно, а ты накрой поесть. И чайку приготовь.
Они сняли вьюки, расседлали лошадей и пустили их на поляну пастись. Табунщик взял охотничий нож, пошел вдоль поляны и вскоре исчез в кустах. Оставшись наедине с хозяйственными заботами, Витри собрал дров, разжег костер, принес в котелке воды и поставил на огонь. Пока вода закипала, он вынул кружки, хлеб, соль, достал круг колбасы из мешка Шеммы и разложил все на траве.
Когда чай вскипел, Шемма вернулся и сообщил, что вокруг все тихо.
Витри удивился его предосторожности — они были еще не так далеко от села, чтобы кого-то опасаться. Шемма подсел к котелку, уверенной рукой взял круг колбасы, оторвал половину, отмахнул полкраюхи хлеба и углубился в еду, запивая ее горячим чаем.
Когда колбаса и хлеб подошли к концу. Настроение Шеммы улучшилось, глаза заблестели.
— Что главное в дороге? — рассудительно заметил он. — Это, конечно, еда. Так-то, парень. Если ты не поел, у тебя нет сил. — Шемма подобрал остаток колбасы и задумчиво дожевал его. — А если у тебя нет сил, какой ты воин? Любой возьмет тебя голыми руками.
Витри внимательно слушал и соглашался с Шеммой. Он еще больше зауважал табунщика, который так хорошо знал, что в дороге главное. Шемма между тем развалился на траве, разбросав мощные ноги и заложив руки за голову.
— Надо отдохнуть, — заявил он. — Убери все, а колбасу положи ко мне в мешок.
Витри посмотрел на остатки еды. Колбасы там не было. Шемма за разговором незаметно уписал весь круг.
— Колбасы нет, съели, — ответил он Шемме.
— Как нет? — изумился уже засыпающий Шемма. — Ну ты, парень, и горазд лопать! Тебя, пожалуй, и не прокормишь! — Но он был добрым от хорошего обеда и тут же смилостивился:
— Ладно уж, спи, отдыхай. Куда сейчас с тобой ехать! Ты и на кобылу-то не влезешь после того, как столько слопал. — Табунщик потянулся и, закрывая глаза, пробормотал:
— Да смотри за ней, чтобы в село не ушла. Мой-то от меня никуда не денется…
Время перевалило далеко за полдень, а Шемма все спал богатырским сном. Кобыла Мона, судя по всему, не собиралась убегать в село — ей пришлись по вкусу местная трава и общество Буцека. Витри устал сидеть, жестоко кусались слепни, маленькая горластая птаха в камышах выводила одну и ту же визгливую руладу, живописно дополняя храп Шеммы.
Он потянул табунщика за ногу. Тот что-то пробормотал и перевернулся на бок. Витри начал будить его усерднее. Шемма мычал и отбивался, но все-таки проснулся и сел.
— Ехать пора. Вечер скоро, — напомнил ему Витри.
Шемма огляделся и широко зевнул.
— Да. Веди лошадей, парень. — Он почесал в затылке и предложил:
— Или уж поедим заодно?
Витри сделал вид, что не слышит, и пошел за лошадьми.
Шемма и Витри доехали до горного ущелья только на четвертые сутки пути. Все эти дни Шемма проявлял необыкновенную бдительность. Оставляя Витри наедине с вещами и кухней, он отправлялся
