Эта часть города отнюдь не была расположена поблизости от городских ворот — ни Северных, ни каких-либо иных, — но названия городским кварталам часто даются без всякой логики и смысла. Ганс обнаружил, что там нет никаких деловых контор — только большие жилые дома, окруженные просторными зелеными лужайками. Лужайки были обнесены аккуратно подстриженными живыми изгородями и затенены высокими раскидистыми деревьями. Ганс заметил также небольшие домики для прислуги, конюшни и курятники. Тут и там среди кустарника виднелись красивые скульптуры. И конечно же, на глаза Гансу не раз попадались сторожевые собаки. Однако заборы и стены, вдоль которых он проходил, были отнюдь не такими высокими, как та стена, что ограждала губернаторский дворец в Санктуарии. Да и сами особняки не были столь величественными и неприступными, как дворец.
Шедоуспан, трижды пробиравшийся во дворец правителя Санктуария и трижды успешно выбравшийся оттуда, не видел здесь для себя никаких особых трудностей.
«Не надо забывать — я нахожусь в городе, которым правят маги», — сказал себе Ганс. Ему сразу же вспомнилась колдовская защита, на которую он напоролся, когда вломился в жилище Керда, чтобы спасти Темпуса. Именно тогда Мигнариал впервые видела для Ганса. Она велела ему взять с собой некий старый горшок. В горшке оказалась известка. Если бы Ганс тогда не повстречался с Мигнариал и не попал под дождь, то его нашли бы мертвым поблизости от мрачного логова этого живодера Керда. Ожившие виноградные лозы попросту задушили бы Ганса.
И сейчас Ганс подумал, что неплохо бы запастись известкой — так, на всякий случай.
Дойдя до северной стены города, Ганс отметил, что в этом месте стена была хорошо укреплена. Ганс предположил, что ремонт и укрепление производились на деньги здешних зажиточных обитателей. Взглянув поверх стены, Ганс узрел Городской Холм и вспомнил, что никогда еще не бывал там. Ему пришло в голову, что, вероятно, ограблению подвергнется одна из вилл, расположившихся на этом холме. Склоны холма поросли кустарниками, тут и там из этой зеленой гущи поднимались высокие деревья. Ну что ж, не мешало бы узнать местность получше. Жаль, сейчас уже слишком поздно, а то можно было бы оседлать лошадь и проехать по Городскому Холму верхом, притворяясь праздным зевакой или гонцом, везущим послание кому-нибудь.
Гонцом! Вот оно! И с этой мыслью Ганс отважно направился по извилистой улице Амброзии к двум ближайшим особнякам. В первом особняке никто не вышел к дверям на стук, и Ганс улыбнулся. Обойдя здание, окруженное стеной, за которой заливались лаем три собаки, он добрался до другой двери. Вновь никакого отклика. Ганс решил постучаться в небольшой дом, расположенный сбоку и чуть позади главного здания. Он был весьма удивлен, когда ему открыла пухленькая привлекательная девушка в красной тунике. Ее черные локоны блестели, словно полированное дерево, а вырез туники был чрезмерно глубоким даже по меркам фиракийской моды. Девушка пристально смотрела на Ганса из-под длинных черных ресниц, а точнее, откровенно разглядывала его с головы до пят.
— Прошу прощения, — произнес Ганс, снимая шляпу, из-под которой ему на лоб падали вьющиеся волосы, такие же иссиня-черные, как у девушки. — Я ищу дом Тетраса-менялы. Вы не поможете мне?
— Зачем? — Девушка по-прежнему смотрела на Ганса, положив одну руку на округлое соблазнительное бедро, а другой очаровательно опираясь о дверной косяк.
— Заче.., о, у меня послание для него. Скорее всего я оставлю это послание у него дома, потому что сам Тетрас сейчас наверняка на базаре.
— Как тебя зовут?
Ганс склонил голову набок.
— А зачем вам мое имя?
— Потому что меня зовут Джанит, и я уже некоторое время наблюдаю за тобой. Я здесь одна, мне очень одиноко, а такого симпатичного парня, как ты, я не видела уже давно.
— Не могу поверить в это, — пробормотал Ганс. Однако слова девушки не особо удивили его.
— Ты веришь, только притворяешься, — ответила она, наклоняясь вперед, так что теперь Ганс мог легко заглянуть в низкий, очень низкий вырез ее красной туники. Казалось, в этом вырезе таятся два огромных спелых яблока, разделенных глубокой тенистой ложбиной. Девушка чуть повела плечом, при этом «яблочки» заколыхались, а ложбинка между ними стала немного уже. Несколько секунд девушка позволила Гансу пялиться на ее груди, а потом посмотрела прямо ему в глаза из-под черных длинных ресниц.
— Войди, и посмотрим, сможешь ли ты поверить в то, что я приготовила для тебя.
На условленную встречу с Недомерком Ганс слегка опоздал. И ему явно не суждено было зваться святым Гансом.
Клюр по прозвищу Недомерок проводил Ганса в одно местечко к западу от базара и от улицы Караванщиков. Так Ганс наконец-то оказался в фиракийском лабиринте. Только здесь этот квартал назывался Красным Рядом. По крайней мере, Гансу не стали завязывать глаза или предпринимать других подобных глупостей. Остальные трое фиракийцев ждали Ганса и Клюра в здании, которое, должно быть, когда-то было конюшней, потом — жилым домом, а ныне стояло заброшенным. Единственное окошко было забито досками. Какой-либо настил на утоптанном земляном полу отсутствовал начисто. На столе рядом с масляной лампой стояла винная бутыль с широким донышком и коротким горлом, а вокруг нее — пять разномастных кружек. У стола стояли четыре стула и табурет, на котором сидел, прислонясь спиной к стене и вытянув ноги, седовласый Тьюварандис.
Белокурый Марлл разлил по кружкам вино, и начался мужской разговор. Ганс велел фиракийцам называть его Шедоуспаном и обращаться к нему только по этому имени. Они согласились, не задавая вопросов и не обсуждая его слова, что заронило в душу Ганса искру недоверия. Разговор продолжался.
Ганс начал было подозревать — хотя вслух об этом и не говорилось, — что он оказался втянут в какой- то крупный заговор. Быть может, даже против властей. Существенной частью планов была кража, которую предстояло совершить в одном доме, стоявшем на Городском Холме. Этот богатый особняк принадлежал некоему Корстику. Совершенно верно, тому самому магу Корстику, одному из партнеров банковского дома, одному из двух самых могущественных людей Фираки. И фактически — наиболее могущественному из этих двоих. Это Ганс уже знал. В доме Корстика имелась некая статуэтка, и эти люди хотели заполучить ее.
— Золотая? — спросил Ганс и покачал головой, отказываясь от предложенной кружки с вином.
— Нет. Это фарфоровая фигурка кошки перламутрового цвета.
Ганс кивнул. Судя по всему, сама по себе эта фигурка ничего не стоила и, значит, представляла для этих людей ценность иного рода.
