людей в накидках. Поняли двое и оба одновременно направились к двери. Один из них находился к ней ближе. Он торопился, бежал и будучи уже снаружи, рванулся влево, подальше от двери, а потом метнулся за строение. Из-под своей угрюмой коричневой робы от вытащил маленький флакончик уксуса, выбив из него пробку. В храме раздавались крики.
Человек в перчатках с коричневой прогулочной тростью поспешил выйти через дверь и также свернул налево, если бы он этого не сделал, Ганс окликнул бы его. У него не было времени среагировать, когда Ганс сунул уксус под его капюшон.
— Ой! — Естественно, человек высунул голову, когда жидкость стала действовать и разъедать глаза. Так как он не был слепым и не привык носить трость как продолжение самого себя, он уронил ее, чтобы обеими руками закрыть лицо. Ганс громко сглотнул слюну, прежде чем схватил трость за ручку. Он пнул стонущего парня под колени и побежал. Божье оружие, казалось, гудело в его руке и было живым настолько, что ой хотел отшвырнуть его, а сам убежать. Но он не сделал этого и не почувствовал на себе никакого другого действия. Только завернув за угол, он задержался из-за какого-то назойливого, нищего, который вскоре в качестве подарка получил прекрасную коричневую накидку с капюшоном. Так как она была наброшена на него, сидящего, он не разглядел щедрого дарителя. Того уже и след простыл, когда нищий высвободил голову из-под обременявшей его шерстяной материи.
— Ну, маленькая ящерица, куда это ты бежишь, а?
Это был глупый торговец из пустыни, расхаживавший с важным видом, который схватил Ганса, когда он пробегал мимо. Он не был городским и не представлял, кого схватил. К тому же его едва ли занимало что- нибудь иное, кроме как выбраться из Санктуария и вернуться к нормальной жизни, несомненно будучи обворованным. Но для полной убедительности нужно было провести испытание, и Ганс ткнул его тростью.
ЭТО БЫЛА ВОЛШЕБНАЯ ТРОСТЬ, ТОЧНО.
На бегу Ганс улыбнулся.
У него была трость и вор-убийца, который воспользовался ею против него, уже не будет столь проворным в течение долгого-долгого времени, накидка, которую он сорвал с веревки, на которой она сушилась, была у нищего, она понадобится ему через несколько месяцев, а у Ганса была в руках маленькая записка от Принца. В ней говорилось, как было сказано Гансу, он сам не умел читать, что «тот, кого ты назовешь, будет оказывать тебе абсолютную помощь в предприятии, которое ты предпримешь, при том, что оно абсолютно законно и при условии, что в ответ ты принесешь нам волшебную трость».
Ганс засмеялся, когда услышал эту последнюю часть, даже у Принца было чувство юмора, и он мог согласиться на то, что Шедоуспан украл его Сэванх, жезл-символ власти, менее чем месяц назад. И теперь юный вор будет пользоваться помощью большого, сильного цербера Темпуса, извлекая два мешка с серебряными монетами из колодца около руин Орлиного гнезда, предположительно населенного призраками. Ганс надеялся на то, что Принц Кадакитис тоже оценит юмор ситуации и вручит трофеи в мешках в качестве выкупа за официальную трость-символ императорской власти в Санктуарии. Даже одурманивающие вещества Темпуса принесли ему немного серебряных монет.
А теперь… Ганс широко ухмыльнулся. Допустим, он только что занимался вторым незаконным делом дворца. Предположим, слепец не разоблачит себя, когда будет находиться в толпе просящих милостыню, которые спустя два дня будут допущены во двор дворца в соответствии с традицией Кадакитиса? Тогда Заложник Теней не только вручит эту ужасную трость Принцу, он еще и наглядно продемонстрирует жалкое состояние дворцовой безопасности. Ганс улыбнулся…
К несчастью, именно Темпус взял на себя ответственность за безопасность. Двумя днями позже слепой нищий в капюшоне был окликнут у ворот, и Квач, цербер, заподозрив, отобрал у него трость. Когда переодетый нищим Ганс стал было возражать, его ударили тростью, таким образом показав, что он честно принес именно ту, и ему пришлось провести ночь во дворце, хотя в его ужасном состоянии она не была для него приятной.
Роберт АСПРИН
ОХРАНЯТЬ ОХРАННИКОВ
Церберы стали теперь обычной принадлежностью Санктуария и появление одного из них на базаре едва ли вызывало беспокойство, за исключением того, что припрятывались кое-какие краденые товары, а цена на все остальное повышалась. Однако их появления, двоих, как сегодня, было достаточно, чтобы заставить смолкнуть тех, кто вел случайные разговоры и привлечь к себе тревожные взгляды, хотя внимательные продавцы заметили, что оба они были заняты собственным спором и даже не взглянули на прилавки, мимо которых проходили.
— Но этот человек оскорбил меня… — проворчал более смуглый.
— Он оскорбил всех, — возразил его спутник, — это в его манере. Говорю тебе, Рэзкьюли, я самолично слышал, как он говорил Принцу такие вещи, которые других привели бы в состояние бешеной ярости. Глупо с твоей стороны принимать это на свой счет.
— Но…
— Знаю, знаю, он оскорбляет тебя, и Квач надоедает тебе, и Эрман — кичливый хвастун. Ну, ладно, весь город оскорбляет тебя, но это не дает тебе права хвататься за меч. Ничто из того, что сказал тебе Темпус, не свидетельствует о кровавой вражде.
— Дело сделано, — на ходу Рэзкьюли ударял кулаком в ладонь другой руки.
— Дело не сделано, пока ты не начнешь выполнять свое обещание, а если ты это сделаешь, я тебя зарежу. Я не позволю, чтобы подчиненные мне люди убивали друг друга.
Оба в молчании прошли еще несколько шагов, каждый был погружен в собственные мрачные мысли.
— Вспомни, друг мой, — вздохнул Зэлбар, — при скандальных обстоятельствах уже был убит один из моих людей. И я не хочу нести ответственность еще за один инцидент, особенно если в нем будешь замешан ты. Разве ты не видишь, что Темпус пытается навязать тебе бой, бой, в котором ты не сможешь одержать победу.
— Никто из тех, кого я знаю, не переживет полета стрелы, — угрожающе сказал Рэзкьюли, глаза его сощурились, как будто всматривались в воображаемую цель.
— Убийство, Рэзкьюли? Никогда не думал, что доживу до того дня, когда ты опустишься до того, чтобы стать убийцей.
