— Не хмурься. Мигни получит свою монету. А ты сделаешь кое-что для меня, Ганс, если это что-то я предпочту вместо монеты?
Расслабившись, он с серьезным видом кивнул головой.
— Без вопросов.
— Моя дочь очень молода, и считает тебя очень романтичным человеком. Сделай вид, что она твоя сестра.
— Но ты же не можешь этого по-настоящему хотеть. Цветок Страсти, — сказал он, намекая на то, какого рода детство он пережил. К такому он прибегал редко. — Она дочь моего друга, и я не буду звать ее кузиной. Кроме того, она видела меня… в таком виде. Я, наверное, не смогу больше смотреть ей в глаза.
Она взяла в свои руки его худые беспокойные руки вора, который гордился тем, что никогда не причинял вреда тем, кого обворовывал.
— Увидишь, Ганс, увидишь. Это было божественное колдовство, и не надо этого стесняться. Теперь ты будешь осторожен?
— Буду.
Она внимательно смотрела ему в глаза.
— Но ты уже собираешься его разыскать?
— Собираюсь.
Поклонники самой древней богини Тиба с капюшонами на головах направлялись к своему маленькому храму. Это был их путь. И правительству так было легче держать их под наблюдением, Гансу тоже было легко затесаться между ними. Слегка опустив плечи, немного припадая на одну ногу под скучной коричневой робой — и он уже вовсе не был ловким вором со скользящей походкой.
Служба была скучной, да ему никогда и не нравился запах ладана. От него хотелось чихать и спать одновременно. В той мере, в какой он вообще задумывался о религии, он склонялся больше к вере в полубога Рэндера-Исправителя. Но сейчас он терпеливо наблюдал. Среди почитателей этой богини в Санктуарии были два слепых верующих. У обоих были трости. Хотя только одна из них была белой, человек, стоявший слева, не держал ее в руке.
Ганс считал свою свару с другим вором-убийцей действительно обыкновенной. Покинув своего товарища, убийца-вор ухмыльнулся.
— Пусть тебя возьмет Тиба. — И Лунный Цветок видела эту богиню или, по крайней мере, что-то похожее на ее иконы и амулеты. Здесь у нее было не более сорока почитателей и только этот несчастный храм. Вор воспользовался правой рукой, чтобы отбросить страшную трость, и левой — чтобы вонзить кинжал в свою жертву и использовать трость против Ганса.
Подошло время причастия. Ганс наблюдал, что делают другие. Они смешались в толпе, шум усилился, когда все начали во имя Ее говорить друг другу милые глупые слова с пожеланием мира. Обычный бессмысленный ритуал, «мир» было только словом, а жизнь и ее нужды — совсем другое дело. Ганс смешался с толпой.
— Мира и любви тебе, брат, — сказала женщина из-под капюшона цвета темного вина, ее рука скользнула под робу Ганса и он схватил ее за запястье.
— Мира и более ловких тебе пальцев, сестра, — спокойно произнес он и обошел ее, направляясь к своей цели. Чтобы полностью удостовериться, он сблизился капюшон к капюшону с человеком с белой тростью и с улыбкой сделал бесстыдный, непристойный жест. Капюшон и палка не шелохнулись, вперед была осторожно протянута рука, чтобы ощупать его.
— Пусть Ее мир снизойдет на тебя, брат мой, — сказал слепой высоким голодом, Ганс четко проговорил ответные слова и отвернулся.
— Проклятый подонок, — зашипел на него зелено-красный капюшон. — Бедный слепой Сорад среди нас уже многие годы и никто никогда не делал в его адрес таких отвратительных жестов. Кто ты такой?
— Тот, кто считает, что тот, другой — слепец, вовсе не слепой и не принадлежит к нам, кто прошел проверку, брат. Ты его когда-нибудь раньше видел?
Тот, кто с ним заговорил, грубый, в полосатой робе из Мрсевады, огляделся:
— Ну… нет. Того в перчатках?
— Да. Думаю он их надел, потому что его трость — да, и тебе мира, сестра — свежевыкрашена.
— Ты думаешь, это переодетый охранник? Что он из… дворца?
— Нет. Думаю, что Принцу нет никакого дела до нас. — В последнюю минуту Ганс заменил последнее местоимение и почувствовал гордость за это. Игра типа «я точно такой же, как ты, а он плох» уже несколько раз спасала его в переделках. — Думаю, он все же шпион. Это священник из Рэнке, он считает, что следует закрыть все храмы, кроме славного храма Ваш-Ваши… как его там зовут. Спорим, он шпион.
Это заставило истинного поклонника Тибы задрожать от гнева! Он подошел к человеку в накидке цвета зеленой травы с коричневой тростью. Ганс, проталкиваясь к входу в помещение, которое днем было мастерской по изготовлению ремней, наблюдал, как Полосатая Роба разговаривала с человеком с тростью. Ответ последовал тогда, когда Ганс уже двигался к двери.
Он не слышал ответа, но услышал слова:
— Пусть Ее именем все твои дни будут светлыми, пусть Она заберет тебя, когда ты устанешь от жизни, брат. — Эти слова произнес толстяк рядом с ним в накидке размером с целую палатку.
— Ах, спасибо, брат. И тебе тоже мира Ее име… — Когда раздался крик ужаса, Ганс пустился наутек.
Это кричал крупный парень в зелено-красной полосатой робе, его капюшон откинулся, видно было его искаженное от страха лицо. Конечно, никто ничего не понял, раздались крики других толкающихся безликих
