– Ты будешь славным воином, Ратислав. Вот увидишь.
– А почему ты Заряту принцем зовешь?
– Он и есть принц. Это долгая история, как-нибудь потом расскажу.
– Стал-быть, ты сама принцесса?
– Ага, принцесса, да не того замеса – корона маловата, а жопа толстовата… Ой, прости, я не хотела!
– Здорово ругаешься! – восхитился Ратислав. – Принцессы, выходит, тоже ругаться умеют?
– Еще как! Меня старуха воспитывала, так она ругалась, как пьяный матрос. Каких только слов я от нее не услышала! Знаешь, она, когда пьяная бывала, так начинала браниться, что со всего дома слушать приходили. Так что по воспитанию я и не принцесса вовсе.
– Я вот мыслил, что принцессы да королевны в платьях золотых ходят, на золоте пьют и едят, – сказал Ратислав. – А ты другая какая-то. Одета, как мальчишка, ругаешься, как мальчишка. Только…
– Что только?
– Красивая очень.
– Да? А что во мне красивого?
– Глаза. У нас в деревне никого с такими глазами нет. Маленка вроде тож кареглазая, да только у нее в глазах такого блеска нет.
– А что еще во мне красивого?
– Волосы красивые. И вообще, вся ты красивая, – Ратислав смутился. – Извини, коли что не так сказал.
– Ты очень хорошо сказал. Мне приятно слышать, что я тебе нравлюсь.
– Я ведь того… пришел к Заряте, посмотреть, как и что. Спит он?
– Спит, – Руменика вздохнула. – Жара нет, но теперь он стал какой-то холодный, будто мертвый. Акун покойный говорил, через это все ему надо пройти. Будем ждать.
– Будем, – повторил Ратислав, толком не зная, что ему говорить.
– А жаль, что ты без лука, – с лукавым блеском в глазах сказала Руменика. – Ты бы меня стрелять научил. Страсть как мечтаю научиться стрелять из лука!
– Да хошь сейчас прям и научу! – Тут Ратислав вспомнил, что наврал про руку, смутился. – Вот только рука у меня пройдет, тогда и постреляем зараз…
– Ага, герой пришел! – Хейдин вышел из двери, помахал Ратиславу рукой. – Слышу, на улице говорит, а в дом не входит. Ты что-то припозднился сегодня.
– Я… я спал крепко, – ответил Ратислав с небрежным поклоном.
– Ладно, я все равно утром был занят. О могиле Акуна надо было похлопотать. Чего в дом не заходишь?
– Мы разговариваем, местьер Хейдин, – сказала Руменика. – Ратислав обещал меня научить стрелять из лука.
– И научит, – серьезно сказал Хейдин. – Я его учил, но только вижу, он и без моих уроков лучник, каких поискать. Такой выстрел, какой он сделал вчера, мог сделать только великий стрелок. Как ты догадался, что уязвимое место – это гриф?
– Не знаю. Просто решил в него выстрелить.
– Это не просто так, – заметил Хейдин. – внутренний голос подсказал тебе, что это единственный способ поразить врага. Такое качество может быть только у великого воина. И потом, ты спас мне жизнь. Я твой должник и хочу хоть как-то оплатить свой долг.
– Ничего мне надо, – отрезал Ратислав, которому почему-то не хотелось ничем быть обязанным Хейдину.
– Я ведь от чистого сердца, – пояснил Хейдин. – Моя черная кольчуга отныне твоя.
– Нет, я не могу! – Ратислав замотал головой. – Это слишком дорогой подарок.
– Нет ничего дороже жизни, а ты мне ее вчера спас. Запомни, парень – Легата убил ты. По совести, его меч, который сейчас у меня, должен принадлежать тебе. Я забрал его не потому, что это мой трофей. Меня обязали его взять. Так что кольчуга твоя. Обратно я ее не возьму.
«А Липка твоя!», – подумал Ратислав, опустив глаза.
– Местьер Хейдин, я сказала Ратиславу, что он обязательно будет великим воином, – заметила Руменика. – Таким же великим, каким был Акун.
– Конечно. Тем более что этой стране нужны великие воины. Пойдемте в дом, поедим. Думаю, Ратислав, ты сегодня с утра ничего не ел.
– Я ел! Я ведь так просто зашел.
– Ты еще не зашел, – улыбнулся Хейдин. – Самое время зайти и выполнить свое желание.
Пшенный кулеш с салом получился вкуснейший, и Ратислав уплетал его за обе щеки. Руменика, быстро съев свою порцию, опять убежала к лошадям, послав Ратиславу на прощание лукавый взгляд. Липка выглядела усталой – лицо ее было бледнее обычного, под глазами темнели синяки. Ратислав не решался смотреть на нее и только изредка бросал на девушку жаркие мимолетные взгляды.
– Зарята-то не ест ничего, – заметил он, доев кулеш.
