риска есть, и я не могу его отрицать.
– У меня есть бомба, – задумчиво сообщил шеф-попечитель. – Я думал взорвать ее перед моими, э-ээ, взяткодателями, но теперь понимаю, что в суде она произведет гораздо больший разрушительный эффект. Но скажу сразу: я применю это оружие только в крайнем случае. Вы должны спрятать мой пакет, Андрей, причем спрятать так, чтобы никто, кроме вас, не мог его найти. В случае необходимости вы сообщите мне...
Аврора встретила Андрея снегопадом. Над старинным Стоунвудом кружилась метель, сильный ветер бросал в лицо мелкие, колючие снежинки. Ежась, Огоновский почти бегом преодолел расстояние, отделявшее его от лимузина, и нырнул в его теплое кожаное нутро.
– Сенатор ждет вас, доктор, – с приторной любезностью сообщил ему водитель, занимая свое место.
– Прямо сейчас? – удивился Андрей.
– Прямо сейчас. Мне кажется, он будет очень рад вас видеть, мастер Огоновский.
Андрей улыбнулся. С этим человеком его связывали годы совместной службы и дружеские отношения, зародившиеся после странной истории на одной далекой планете. Когда-то будущему сенатору выпало принять решение, и оно было нелегким. Но он выполнил свой долг солдата, и в тот день Огоновский понял – такие, как он, будут защищать нуждающегося в защите до конца, не думая о возможном риске или неудаче. И сейчас Андрей знал: ему не откажут.
Промчавшись над городом, кар опустился в районе респектабельных офисов и дорогих «деловых» ресторанов. За черными стеклами неторопливо поплыли старинные фасады, украшенные витиеватыми барельефами и фигурами химер. Наконец лимузин замер у входа в многоэтажный билдинг. Выскочивший водитель распахнул перед Андреем дверь.
Под невидимой шапкой силового поля, не пускавшей вниз снежинки, стояли двое молодых людей в подчеркнуто строгих костюмах. При виде Андрея они, как по команде, заулыбались.
– Мастер Огоновский, сенатор ждет вас в своем офисе. Позвольте ваш багаж, мастер...
Одергивая на себе дорогое пальто – сейчас он казался самому себе жалким провинциалом, попавшим в сверкающее великолепие небесных сфер, – Андрей прошел к лифту. Офис сенатора находился на пятом этаже и занимал не менее десятка комнат да еще и отдельный конференц-зал. Андрей уже бывал здесь. Пройдя через анфиладу приемных, он сбросил пальто подбежавшей референтке и шагнул в распахнутую дверь кабинета.
– Кажется, мы виделись относительно недавно, но я уже успел понять, насколько мне вас не хватает. – Хозяин поднялся из-за стола и хитро, с прищуром, улыбнулся. – Ну садитесь же, Андрей...
– Я тоже успел соскучиться, Вальтер, – рассмеялся Огоновский, – но все же, если бы не это дело, я вряд ли смог бы вырваться раньше следующего года.
Сенатор Даль плеснул коньяку в его чашку кофе и подвинул к гостю вазочку со сладостями.
– Я знаю, что вы не стали бы обращаться ко мне по пустякам, – задумчиво произнес он. – Я всегда ценил вашу дружбу, Андрей, – да что нам об этом говорить, когда все и так ясно, – и понимаю, что дело у вас серьезное. Поэтому давайте сразу возьмем быка за рога... Отдыхать будем вечером, у меня уже запланирована кое-какая программа.
Огоновский потер лоб и принялся за кофе. По дороге он много раз проигрывал эту сцену, прикидывая, как и с чего ему начать, но сейчас, видя перед собой своего друга, уже успевшего покрыться характерной, заметной у всех политиков плесенью легкого лицемерия, он испытывал некоторое замешательство. Ему хотелось верить, боевой генерал Даль – старина Даль, вместе с которым они прошли столько лет войны, остался все тем же прямодушным и открытым человеком, но умом он понимал, что этого просто не может быть, и это понимание неизбежного, в общем-то, факта давило на него, заставляя в который раз обращаться к тем событиям, что привели его в этот роскошный кабинет. Вспоминать, анализировать и сомневаться в верности своего решения.
– Видите ли. – начал он, пряча от собеседника глаза, – у нас на Оксдэме произошло большое несчастье. Нет-нет, я прилетел сюда вовсе не для того, чтобы выбивать через вас правительственные или приватные кредиты. Все гораздо сложнее. Я прилетел, чтобы просить у вас защиты.
– Защиты? – непритворно удивился сенатор. – Но помилуй бог, от кого же я должен вас защитить?
– От мерзавцев, которые, грубо нарушая закон, пытаются ограбить людей моего округа. От людей, которые пытаются отобрать последнее у несчастных работяг, с утра до ночи вкалывающих на своих фермах и шахтах.
– Хм... я знаю вас как серьезного человека, Андрей, и понимаю, что от вас не следует ждать непродуманных поступков. Давайте по существу: что у вас там случилось? Я надеюсь, вы понимаете, что сенатор Конфедерации не может заниматься конфликтами между оксдэмскими скотоводами и местной властью. Наверняка вас привело ко мне дело совершенно иного масштаба.
– Вы правы, Вальтер. Это действительно совершенно иной масштаб.
Сенатор Даль слушал его, не перебивая. Андрей говорил долго, не упуская ни одной подробности, отдавая себе отчет в том, что первое впечатление генерала будет решающим. В конце рассказа он глубоко вздохнул и добавил, глядя сенатору прямо в глаза:
– Я полагаю, что вы сможете исполнить свой общественный долг с тем же блеском, с каким вы исполняли долг солдата.
Даль мягко усмехнулся. Он поднялся из кресла, сделал круг по своему громадному, словно ангар, кабинету и вернулся к столу.
– Вы принесли мне беспроигрышную конфету, Андрей, – тихо произнес он, нагнувшись над Огоновским. – Что хотите взамен?
– Справедливости, сенатор. Только справедливости.
– Считайте, что вы уже держите ее у себя в кармане. Это дело будет нелегким, возможно, оно займет немало времени. Вы совершенно правы в том, что начинать его следует прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик. Я меняю сегодняшнюю программу: вместо гетер мы встретимся с духовными лицами.
– С кем? – поразился Андрей.
– А, вы не в курсе нашего жаргона. Под духовными лицами в кулуарах подразумевают юристов, всю эту свору стряпчих, поверенных и прочих крючкотворов. Еще я попытаюсь привлечь кое-кого из лояльных нашей партии трепачей. Этот процесс должен быть очень хорошо освещен... да, кстати: вы говорите, что этот ваш шериф Маркелас готов вылететь по первому требованию?
– Да, все эти детали оговорены и с ним, и с шефом-попечителем.
– Шефа-попечителя мы сможем вызвать только после начала процесса, то есть, если я не ошибаюсь, где-то так через недельку или, может быть, чуть попозже. А мастера Маркеласа мы вызовем сегодня же – как представителя общественной политики развивающихся миров. Вечером мы утрясем этот вопрос с главой подкомиссии, которая занимается вашими дикими планетами. Сделаем официальный вызов, оплатим дорогу и проживание, устроим ему пару конференций – таких, знаете, чисто формальных. А тем временем духовники начнут процесс. Я буду общественным обвинителем, Маркелас – истцом. А ваши показания мы запротоколируем сразу же после его. Для порядка, чтобы потом никто не мог обвинить нас в каких-либо процессуальных нарушениях.
– Вы уверены, что процесс можно будет начать в столь сжатые сроки? Для нас это чрезвычайно важно.
– Андрей, с нашего уровня судебная машина запускается с пол-оборота, особенно учитывая сегодняшнюю политическую ситуацию. Великое множество людей, разжиревших в те годы, когда их соотечественники проливали кровь, стали думать, будто мир принадлежит не нам, победителям, а им, дезертирам, ни разу в жизни не бравшим в руки оружие. Ваш случай, мой дорогой доктор, довольно показателен. Нас, – он усмехнулся и пристукнул ногтем по кофейнику, – нас называют милитаристами. И что же? Нас это устраивает. Мы будем сражаться! А сейчас – простите, я должен отдать кое-какие распоряжения по поводу изменения нашей с вами сегодняшней программы.
Вальтер Даль стал сенатором благодаря своей давней дружбе с выходцами из нескольких могущественных семей. Война все перемешала, и родовитые гранды, пройдя через огонь, став в конце концов заслуженными, известными генералами, вдруг решили, что им нужны свои люди в высшем органе государственной власти. Помимо двух весьма известных имен, традиционно связанных с общественной
