- Я молился, уповая на разум и справедливость судей мирских и на то, что не будет недоказанное объявлено доказанным, а беззаконие возведено в закон, но предубеждение высоко подняло знамена свои.
Третьего дня услышал я, в чем обвиняют Рокэ Алву, укрывшего святого Оноре в день гонений, и я просил Его Высокопреосвященство об исповеди. Я открыл все, что знал и помнил, и поведал о видении.
Его Высокопреосвященство сказал, что воля святого превыше доброго имени князей церкви, и повелел мне поделиться всем, что знаю я. И я говорю и клянусь, что это истинно.
- Что ж, - Кортней тяжело опустил руку на кипу бумаг, - Высокий Суд слушает. Что вам известно об отравлении детей святой водой, об Окта-вианской ночи и об убийстве епископа Оноре?
- Вина детоубийства лежит на брате Викторе, но он был лишь руками, а головой - магнус Истины Клемент. Это он вручил брату Виктору яд.
- Благочестивый Пьетро, - нахмурился Фанч-Джаррик, - Высокий Суд не может поверить, что князь церкви злоумышлял против невинных.
- Целью его было низвержение Оноре, в коем орден Истины видел помеху на своем пути. Магнус Клемент вознамерился убить его руками обезумевших родителей, потом же обвинить в смерти преосвященного жителей Олларии и Квентина Дорака. Вместе с преподобным Оноре должен был умереть мир между Агарисом и Олларией, за который ратовали Эсперадор Адриан и принявший после него светлую мантию Его Святейшество Юнний.
Стало так, как хотел магнус Клемент. Дети погибли, гнев пал на Его Преосвященство и нас, его спутников. Мы бы погибли, если б не добрый человек, приведший нас в дом герцога Алва. Оруженосец герцога укрыл нас, а слуги, хоть и не были эс-ператистами, готовились защищать. Видя это, преподобный Оноре хотел выйти к толпе, дабы не подвергать опасности приютивших его, но Создатель привел в город герцога Алва. Он остановил нападавших и оставил нас в своем доме, пока не миновала опасность.
Увы, мы спаслись от ярости, но не от вероломства. На обратном пути мы по совету брата Виктора заночевали в придорожной харчевне. Ночью на нас напали разбойники, и впустил их тот, кого мы называли братом. Его Преосвященство был убит первым же выстрелом.
- Как же уцелели вы?
- Я бежал. Создатель послал мне гигантскую иву с четырьмя стволами. Я укрылся в развилке, и разбойники прошли мимо, не заметив меня. Выждав, я вернулся в харчевню. Преосвященный был мертв, а Виктор смертельно ранен, при нем находились трактирщик и лекарь. Предатель узнал меня, он был в сознании и перед смертью открыл правду. Не из раскаяния, но из мести. Виктора убили по приказу Клемента, не желавшего оставлять свидетелей. Добрый трактирщик помог мне доставить тела и вещи в Arapic.
- Герцог Алва оскорблял преосвященного Оноре и Создателя, - наполнил Фанч-Джаррик, - он бездействовал до ночи, i в городе гибли невинные.
- Преосвященный Оноре не винил приютившего его. - Руки Пьетро спокойно перебирали четки. - Его Преосвященство назвал Рокэ Алву щитом слабых и надеждой Золотых земель и не уставал молиться о его спасении.
- И тем не менее, - не мог уняться обвинитель, - герцог Алва мог вмешаться раньше и предотвратить гибель тысяч юрожан.
- Не мне, укрывшемуся от мира в стенах ордена Милосердия, говорить о делах военных, - вздохнул монах, - но были в городе воины, когда нас гнали. Были и сильные мира сего, но никто не сподобился остановить возмущенных. Почему вы сетуете, что Рокэ Алва кдал с утра и до вечера, но не вините тех, кто, презрев долг свой, затворился в казармах? Должен ли я, смиренный служитель Создателя, напомнить Вьсокому Суду, чья рука на освященной братьями нашими земле Нохи покарала виновных в недеяниг?
2
Эр Август ошибся, выжил не Виктор, а Пьетро. Выжил и рассказал то, что не могло быть правдой, но было. Если только кардинал не вынудил монаха солгать. Левий не Оноре, он на это способен, а Пьетро - трус! Во время Октавианской ночи он трясся, как заяц…
- Благочестивый Пьетро, Высокий Суд прини мает твои слова и не требует присяги от того, кто уже вручил себя Создателю. Можешь покинуть ка федру.
Белокурый монашек опустил голову и побрел к своему кардиналу. Судебные приставы согласно ударили жезлами, Кортней медленно перевернул часы, отмеряя положенные по закону минуты:
- Есть ли в этом зале еще желающий выйти и сказать?
Куда ж еще! Сьентифик и Пьетро и так разнесли половину обвинений. Святой Алан, теперь вина братьев Ариго доказана, и эта тень падет на Ка-тари…
Зал молчал, только Фанч-Джаррик рылся в бумажной куче. Сейчас песок вытечет, на кафедру поднимется Фердинанд Оллар и его спросят про Катари. То, что королева доверила лишь самым близким, станет достоянием всех, и еще неизвестно, что скажет Алва.
- Время истекло, - сообщил судебный пристав, - все сказанное сказано.
- Высокий Суд выслушал всех свидетелей, - объявил гуэций, - однако вскрывшиеся обстоятельства требуют повторного допроса Фердинанда Ол-лара. Пусть он поднимется на кафедру.
Бывший король затравленно оглянулся и поплелся к кафедре. Он и раньше был отвратителен, а сегодня и вовсе казался полуразложившейся тушей.
- Фердинанд Оллар, - на лице Кортнея читалось вполне понятное отвращение, - вы уже принесли присягу.
- Да, господин гуэций. - Фердинанд уставился вниз, то ли на носки сапог, то ли на собственное, обтянутое бархатом брюхо.
- Вы слышали, что сказали Горацио Капотта и брат Пьетро?
- Да, - выдохнул бывший король, - да, господин гуэций.
- Их показания расходятся с теми, что дали вы. Вы солгали?
- Нет, господин гуэций… Клянусь… Я сказал, как было… Граф Штанцлер подтвердит мои слова… Я сказал правду, я принес присягу…
- Остается предположить, что Квентин Дорак лгал или же совместно с подсудимым вынашивал умыслы, которыми и поделился. Случившееся с преосвященным Оноре было совпадением, сыгравшим на руку заговорщикам, чем они не преминули воспользоваться. Вы с этим согласны?
- Да… - затряс щеками Оллар. - Да, господин гуэций…
- Постарайтесь вспомнить, - подался вперед Фанч-Джаррик, - не говорил ли при вас Квентин Дорак или подсудимый, как они воспользовались сложившимися обстоятельствами? Вероятно, это было после взятия под стражу братьев Ариго. Напрягите вашу память, это очень важно.
- Да, господин гуэций. - Теперь Фердинанд напоминал рыбу. Большую бледную донную рыбу, вытащенную из-под коряги на берег и судорожно раскрывающую круглый, мягкий рот.
- Вы вспомнили? - Переминающееся с ноги на ногу ничтожество было отвратительно не только Дику, но и Кортнею. - Вы намерены говорить?
- Да, господин гуэций, - закивал Фердинанд, - вспомнил… Я все вспомнил. Это было после Тайного Совета… Я не верил, что граф Ариго… Что Человек Чести мог написать такое письмо… Я сказал это Сильвестру, то есть Квентину Дораку, а Квентин Дорак сказал, что… Что это очень хорошо, что братья Ариго виноваты. Теперь не надо подбрасывать им улики, все получилось само собой… И еще он сказал, что никто из Людей Чести не доживет до зимы и в Талиге больше не будет сторонников Ра-канов… Это он так сказал.
- Присутствовал ли при этом герцог Алва? - Фанч-Джаррик в упор смотрел на бывшего короля. - Да или нет?
Фердинанд прикрыл глаза, шевеля губами, а потом резко кивнул.
- Да, - почти выкрикнул он. - Рокэ Алва стоял у яшмовой вазы и все слышал.
- Он что-нибудь говорил?
- Он сказал… Прошу прощения у Высокого Суда… Он сказал, что падаль следовало вывезти раньше, но лучше поздно, чем очень поздно.
- Что ответил Дорак?
