размахивания шашкой, как я теперь убедился, весьма смертоносное. У его ног валялись двое, а с остальными он увлеченно рубился, активно их при этом оскорбляя.
Я выдернул меч из ножен. Он яростно полыхнул синим, и у меня вновь возникла непоколебимая уверенность в своей высокой квалификации в области размахивания этим угрожающим оружием. Прокричав что-то радостное, я вывалился на головы беспечных парижан. Парижане не были мне рады. Одному я что-то сломал, и он свалился. Второго на красивые две половинки развалил меч. Потом, больно вывернув свою кисть, я хлестнул по клинку сабли, которой мне хотели пощекотать подмышку, скользнул вдоль лезвия и пробил горло неудачливому агрессору. Потом со мной произошло раздвоение личности. Временное. Мои руки выписывали мечом невероятные кренделя, весьма печальные для окружающих. Ноги перемещались в непонятном ритме по невероятной траектории. По всем законам физики я должен был упасть, но не падал, успевал прыгать, кувыркнуться, не переставая при этом протыкать и разрубать окружающих. Нет, вообще-то я умею драться. И, как приличный осетин, неплохо владею холодным оружием, признаюсь, ножом, но именно неплохо. То, что происходило, было гармонично, прекрасно и ужасно одновременно. Я такого не умел.
Мои союзники благоразумно отошли в сторонку. Синие смотрели на происходящее с явным одобрением, а Сократ, с присущим горцам темпераментом, исполнял роль подтанцовки. Он крутил над головой шашкой и распевал что-то героическое. Врагов не осталось.
Я осмотрел меч – ни капли крови, чистый без зазубрин клинок.
ГЛАВА 4
Я повернулся к своим и немедленно был подвергнут процедуре обнимания и поцелования меня в щеки. Оставив слюнявые следы одобрения на моей физиономии, Сократ отодвинулся и с гордостью посмотрел мне в лицо. Несмотря на преклонные года, руки его слабостью не страдали. Своим бурным объятием он едва не сломал мне шею.
– Синок, – провозгласил он своим слегка дребезжащим голосом, – теперь ты настоящий мужчина. Я так горжусь тобой. Твои старшие будут довольны. Эй, што они делают? – вдруг закрутил он головой. А заслуженно убиенные, быстренько завоняв аир неблаговонными испарениями, рассосались, оставив лежать на земле амуницию и неплохую коллекцию холодного оружия.
Андрюха с Андрием все пытались запоздало уволочь меня в дом.
– Эй, помощь не нужна? – раздалось сбоку.
Мой сосед вдумчиво рассматривал разбросанные вещи, поводя по сторонам стволом пулемета.
– Нет, Габо, спасибо. Нормально все.
– Если что, таможня поможет.
– Мы в дом сейчас уйдем. Милиция приедет, скажи – у нас не стреляли.
– Кто приедет? Суббота сегодня. По всему городу стреляют. Свадьбы. Ты своим женщинам скажи, чтобы вот это подмели, – указал он пламегасителем на россыпь автоматных гильз.
– Хорошо, старший, скажу.
– Че, проблемы, Хан?
С другой стороны подходил Серега, кузнец с ОЗАТЭ. Насмотревшийся голливудских боевиков, он нес шикарную помповуху на сгибе левой руки. Пижон, но в целом парень хороший. А какие он делает ножи! Закачаешься.
– Нормально все, Серый.
– Уау! Какое железо. – Вдруг забыв про нас, он наклонился и поднял один из мечей. – Кто делал?
Я растерянно оглянулся. Сократ решительно взял инициативу в свои руки. Первым делом он изъял меч из рук Сереги.
– Зачем взял? Твоя что ли? – повоспитывал он его.
– Да я посмотреть только, дядя Сократ, – заизвинялся двухметровый кузнец.
– Потом смотреть будешь. Иди, собирай.
– Шаукуз![1] Казах![2] – негромко позвал Габо и рядом с ним материализовались два его младших сына семи и девяти лет. Тех, что постарше, он, видать, в оборону посадил.
Габо, мужчина далеко не бедный, и к попыткам экспроприации имущества относится без понимания.
И к нападениям на соседей тоже.
– Идите, помогите старшему.
– Кому? Сереге что ли?
Левая рука отпустила цевье и стремительно влепила два подзатыльника.
– Какой он вам Серега? Сергей его зовут. Ясно? – Наш Макаренко сурово глянул на меня. – Ты их не так учишь.
Я смущенно потупил глазки. Это у меня все Сереги, Андрюхи, Семы, а суровая осетинская традиция предполагает озвучание полной формы имени, без всяких уменьшительно-ласкательностей. Особенно при обращении младшего к старшему.
– О, Сократ! О, Габо! О, Ильхан! – Мы дружно повернулись к дому на другой стороне улицы.
– Что, дедушка Семен? – заорал я.
Заорал не потому, что сердит был, а потому, что дедушка Семен очень старый. Он, похоже, помнит не только, как к нам государь-император Николай приезжал, но и вообще, как первая арба по земле проехала. И поэтому слышит плохо. Видит тоже не очень. Но мощный казацкий дух не утерял. А ленивую, но
