костяными пластинами, умчался вперед.
Один раз мы остановились, когда прямо перед собой увидели двух комоней, дружелюбно порыкивающих друг на друга. Наш рявкнул погромче. С седла соскочил малыш и помчался к беседующей парочке. Чужой поразглядывал его, потом облизнул, на что маленький нахал недовольно заверещал. А старшие уже направились к нам. Чужой пару раз обежал коня, укрытого шкурой гиршу, внимательно рассмотрел прорехи, сделанные мечом, остро глянул на меня, на Тиваса, толкнул башкой нашего четвероногого спутника, опять облизал малыша и растворился в траве.
А вечером мы закатили пир. Сергей Идонгович изощрился в кулинарной фантазии и из добытых малышом зверей и собранных собою лично травушек-муравушек потрясающие блюда соорудил. Мы ели, пили вино и хохотали. Малыш обожрался деликатесов, раздулся, как шар, и (любопытство детское!) полакал из моей баклаги вина. После чего улегся мне на колени, выставив в небо раздутое брюшко и, почесываемый, уснул.
– Сегодня последний спокойный день, Ильхан. Так что веселись. Завтра начнутся Хушшар. И там не называй меня Сергеем Идонговичем. Там я Маг и Колдун. Великий Тивас. – И в нетрезвых глазах его шевельнулась грусть. – А ты, Саин, сын Фаразонда, и никак иначе. Вот так.
Он вдруг опустил голову, завесив лицо белоснежными космами. Чуткий комонь, тоже хорошо отхлебнувший, ткнул загрустившего приятеля головой в плечо. Тот отбросил назад водопад волос резким движением.
– А сегодня пить будем и веселиться будем, – встал и ушел к коням.
Вернулся с неким подобием лютни в руках. Уселся. Отхлебнул. Комонь тут же последовал его примеру.
А Тивас запел. Совсем неплохо он пел. И играл хорошо. И я очень был удивлен. Ведь хотя и было между нами не одно поколение, пел он о дружбе, о любви, о верности и чести.
Потом вместе пели. Хотя мой ор пением назвать можно с большой натяжкой. Но было хорошо. Ведь важно не как ты поешь, а с какой душой ты поешь. А орал я душевно. И комонь поддерживал наш концерт своим звенящим визгом. Думается мне, что местная живность еще долго будет обходить это место как дурное, а человеческая составляющая местной фауны, скорее всего, соорудит здесь капище и будет приносить туда кровавые жертвы, лишь бы никогда больше не услышать таких жутких песнопений.
ГЛАВА 12
Поутру мы прощались. Комонь по очереди облизал сынка, меня, Тиваса. Осмотрел нас так грустновато и остался стоять мрачноватым черным изваянием на вершине кургана. И мне было грустно. Не потому, что оставила нас эта надежнейшая охрана, а потому, что расставался с другом.
Но день был прекрасным, кони легко несли нас вперед, впереди в траве шнырял малыш, и я озаботился текущими проблемами. Например, какое имя дать этой маленькой бестии. Сначала я решил его назвать Александром Васильевичем. В честь великого миротворца, генералиссимуса Суворова. Потому как маленький, деятельный и воюет всегда на чужой территории. Но ведь Александр Васильевич был блондином, а мой жгучий брюнет. На том же основании не подходил и другой человек, пожелавший обнять весь мир, – Александр Филиппович Македонский. И мне подумалось, что выдвигаемым мной требованиям отвечает еще один герой – глобалист Наполеон Буонапарте. Какое-то время я раздумывал, которым из имен назвать сопровождающего меня героя. Первое плохо сокращалось, а называть малыша Напиком мне не хотелось. Сильно ассоциировалось с оправлением легких физиологических потребностей у ребенка. А вот второе вроде подходило. Буонапарте. Бонапарт. Бонни. Бонька. Конечно, немного похоже на баньку, однако это древнее помывочное развлечение вызывало самые приятные воспоминания.
– Бонька! – заголосил я.
И очень скоро маленький проказник запрыгнул ко мне на колено. Как он удерживался на гладкой коже, за которую даже пыль не могла зацепиться, не знаю.
– Я тебе имя придумал, – порадовал. Детеныш вопросительно мявкнул. – Бонапарт. Нравится?
Поименованный перебрался на руку и лизнул крестного папу в забрало.
– Но поскольку ты у нас еще подросток, то буду звать тебя Бонька, – проинформировал я.
За что был опять облизан. А благодарный имяносец легко слетел с высоты седла и растворился в высокой траве.
Подъехал Тивас, отъезжавший к одному из курганов, чтобы осмотреть с его вершины окрестности.
– Поговорим?
– С превеликим нашим удовольствием. Как говорят арабы, беседа с хорошим спутником вдвое сокращает дорогу.
– Умны эти твои арабы.
– Вглядываясь в твои черты, я прихожу к выводу, что они скорее твои, чем мои.
– Что, так похож?
– Да. Причем на весьма породистого араба.
– Спасибо. А отдельная благодарность за породистого.
– Всегда к вашим услугам, дорогой друг.
Он какое-то время молчал.
– Ты для меня становишься все большей загадкой. Каждый день даришь неожиданности.
– Какие же?
– Да накопилось уже. Видишь ли, я не совсем понимаю, как ты вообще здесь оказался.
– Постой, но ты ведь вроде мне уже все объяснил.
– Тогда мне все показалось ясным. А вот теперь нет. Когда на мой вызов явилось тело Саина, а в нем
