– Мне до басурман дела нет, как заполучу я силу Кощееву, они ко мне сами на коленях приползут! Узнала я из книги колдовской, как ту силу на себя перетянуть, надобно только, чтобы он сам отдать ее мне захотел. Уж как я его, в гости залучивши, ни уговаривала – и плетью, и железом каленым, – так хозяйку и не уважил… Вдругорядь-то уж я не сплошаю, придумаю чего поубедительнее!
Я и бровью не повела:
– Таких хозяев хлебосольных и в ответ попотчевать не грех, да рук марать не хочется; уходи-ка ты отсюда подобру-поздорову, пока мой муж не вернулся, он ужо тебе сполна за ласку отплатит!
– Ишь ты, наглая какая! – Дивится Марья Моровна. – Да я тебя, Василиса Преглупая, на одну ладонь положу, другой прихлопну – мокренько станет!
– Смотри, – говорю, – как бы у самой штаны не отсырели, Марья Мордовна!
Марья Моровна зубами скрежещет, кулаки сжимает – впору камню водой истечь:
– Ну все, разозлила ты меня, Василиса, теперь…
А мне уж все едино, помирать так с бранью:
– Как будто ты раньше шибко добрая была!
– Не перебивай, – орет богатырка тонким голосом, – когда с тобой враг разговаривать изволит, может, он что важное напоследок сказать хочет! Кабы я прежде знала, что Кощей таку стерву в жены взял, погодила бы тебя губить, ты бы Кощея скорее меня уморила!
Дай, думаю, и впрямь послушаю, заодно и время потяну, а там, глядишь, и муж подоспеет.
– Не губи ты меня, чародейка могучая, смени гнев на милость! Неужто ты, Кощею досадить надумавши, вдовить его повадилась? Тем Кощея не проймешь – ему от жен одна морока, слезинки не уронит, еще и спасибо тебе скажет, избавительнице!
– Вдругорядь не угадала! – Шипит ведьма сквозь зубы стиснутые. – Кабы я Кощею только досадить хотела, уж сыскала бы, чем его пронять! Давно я за его силой охочусь, да все без толку, ровно везение Кощеево меня под руку толкает, очи застит. Открыла я тогда книгу свою колдовскую, спросила, как везение в нем истребить, да и вычитала, что не смогу одолеть Кощея прежде его жены… Что ты смеешься, бестолковая?
– Да вот подумала: ежели в книгу твою описка вкралась, ведь вся работа насмарку! Экая незадача!
– Что ты в чародействе понимаешь, девка скудоумная! – Рычит Марья Моровна, ногой притопывая. – В моей книге не страницы – кожа человеческая, по ним не чернилами – кровью писано, и кровь та ровно в живом теле под кожей переливается, на каждый вопрос свой ответ слагает, кривды не кажет!
Приуныла я для виду:
– Куда уж мне до тебя, волос длинный да ум короткий… Никак в толк не возьму, эк ловко ты с воеводой управилась, я-от думала – чары только глаза в глаза передаются?
Лестно Марье Моровне такое слышать, сделала милость, разъяснила:
– Мне на него глядеть нужды нет – как пошел воевода с дружиной да чародеями меня воевать, за друга-хозяина мстить, Кощей им есть-пить в моем тереме заказал строго-настрого, а воевода не утерпел – вишенку с ветки над крылечком сорвал да вместе с косточкой и проглотил. С той поры под власть мою попал, исправно службу несет, о планах Кощеевых докладывает, царевен за ворота выводит… поутру только диву дается, отчего кинжал булатный затупился, меч в рже-руде измазался?!
Пожалела я воеводу, вины ему не отмерила – где ж тут против вишни устоять? Скорей бы уже кочета клич кинули, солнышко разбудили, не век же мне ведьму разговором занимать!
Марья Моровна тоже не лыком шита – смекнула, куда я клоню:
– Зря ты, Василиса, на восход посматриваешь, к солнышку примериваешься – ему еще полчаса за краем света отмеряно, подмоги тебе ждать неоткуда, Кощей ни сном ни духом не…
Осеклась чародейка, под ноги себе глядит, глазам не верит – дрожит земля меленько, в коленках отдается. У меня от сердца отлегло, легко-легко стало – Пашкину поступь ни с чем не спутаешь, козлом скачет. Траву ветром качнуть не успело – конь златогривый вперед него домчал.
Осадил Кощей Пашку, на землю спрыгнул.
– Как чуял, что тут без меня не обойдется! Вот мы и свиделись, ведьма!
Отшатнулась Марья Моровна, ровно привидение увидела:
– Кой черт тебя принес, Кощей? Мы тут с Василисой о своем, о женском толковали, тебя не звали!
– Ага, – говорю, – судили-рядили: по забору меня размазать али по ветру пустить!
Сама же на мужа гляжу радостно – и на шею броситься охота, и отвлечь боюсь.
– Вижу, вовремя я на ваш девичник поспел, дело мало не законченное на друзей оставил – пообещал им, что мигом обернусь, да кажись, задержаться придется… – Говорит Кощей в раздумье недобром.
– Твоя правда! – Щелкает ведьма зубами кривыми. – На сей раз единым годом не отделаешься, загостишься надолго!
Вздрогнул Кощей едва приметно, слова ответные подрастерял, зато я не сплошала:
– Погоди, Марья Моровна, не хвались, прежде за дело примись! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь, не подстрелила ясного сокола – рано перья щипать, не узнала доброго молодца – нечего срамить его! Пришел он не сказки тебе рассказывать и не твои слушать, пришел насмерть биться, от тебя, проклятой, добрых людей избавить!
Чародеи на меня в один голос:
– Да помолчи ты хоть одну минуточку, Василиса!!!
Прикусила я язык обиженно. Слыхать стало, как в тереме воевода недреманный храпит.
А чародеи биться – силой меряться не торопятся: и Моровна, как не хвалилась, Кощею не рада, и Кощей ее хватать стережется. Стоят друг против друга, выжидают чего-то. И я между ними, как кость посередь псарни.
Тут Пашка эдак мрачно-мрачно:
– Ты бы, хозяйка, лучше отошла в стороночку, не заминала…
А Моровна:
– Стой, где стоишь, ежели жизнь дорога!
Как-то уж больно неуютно мне стало… оглянулась на мужа, а он чисто лук натянутый – весь напрягся, а с места не двинется:
– Ежели ты, змея подколодная, мою жену хоть перстом тронешь, от тебя единый перст и останется! Василиса, сей же час иди в терем!
Смекнула чародейка, что муж за меня пуще себя радеет, зашибить ненароком боится, у ней же я заместо щита надежного. Заулыбалась, постылая:
– А зачем мне ее трогать? Глазом стрельну – пойдут клочки по закоулочкам… Так что лучше не зли меня, Василисушка, стой смирненько…
– Так мне стоять аль идти? – Спрашиваю с досадой. – Зябко тут, дозвольте хоть за платком сбегать – я живо обернусь, без меня не начинайте!
Оскалилась недобро Марья Моровна:
– Зазябла, говоришь? Так я тебе уважу, согрею!
Опустила руку, комок земли сухой ей прямо в ладонь скакнул. Подкинула ведьма комок, примерилась, на Кощея хитро поглядывает, да как метнет тот комок мне в лоб – только пылью в воздухе прыснуло, и уж не землица – летит на меня мгла черная, а в ней черепа зубьями скрежещут, нетопыри крыльями трепещут – сама смерть глаз мертвый кажет.
Ан Кощей сноровистей оказался, упредил: истаяла я дымком сизым, зайкой серой к земле припала, ушами без привычки застригла.
Пролетела мгла мимо, да Кощея и окутала, даже руки для заклятья вскинуть не поспел, снопом подкошенным на сыру землю повалился.
А Марье Моровне того только и надобно, не про меня она силой колдовской разбрасывалась, в Кощея и метила – как знала, лиходейка, что он на мою защиту встанет, о себе не подумавши. Не убить – пленить хотела, дух на время отшибить, чтобы рукой-ногой шевельнуть не мог. Обрадовалась – мочи нет на нее смотреть, только что в ладоши не плещет, треклятая.
Кощей едва-едва на локотке приподнялся, хрипит чуть слышно:
– Беги, Василиса…
А куда бежать-то? Родного мужа лютой ведьме на растерзание бросить? Не на таковскую напали!
