мимо лиственницы, обогнул ветви бальзамина. Засохшие сучья молодых деревьев хватали его за одежду, когда он пробегал мимо. Не раз сухие обломки стволов, подобно копьям готовы были пронзить его, но всякий раз он в последний момент уворачивался.
Передвижение в таком темпе по густому лесу, да еще под дождем, было довольно рискованно. Однако нужно признать, что им вовремя удавалось избегать опасности. Любая сухая ветка могла каждое мгновение выбить глаз. Каждый влажный лист на земле, каждый пучок мха или камень могли привести к падению, раскалывающему череп. Любая щель или трещина в земле, если попасть туда ступней, при такой смертельной гонке, могла привести к потере ноги. Ричард когда-то знал парня, с которым такое произошло.
Ричард сосредоточил все свое внимание на дороге, стараясь не замедлять при этом скорости.
Он не имел права замедлить движение.
Все время, пока он бежал, он слышал ужасные вопли, крики и отвратительный хруст. Он слышал как Кара, Виктор и Никки продираются через кусты позади него. Он не дожидался их. Каждый длинный шаг, каждый прыжок вели его все дальше вперед.
Двигаясь быстро как мог, Ричард был удивлен тем, что не задыхается. Сначала он был озадачен, потому что помнил, как Никки предупреждала, что его здоровье еще не восстановилось полностью, и он должен поберечь себя, пока окончательно не вернет свою силу. Он продолжал бежать. Он должен был обходиться той силой, которая у него была. Это было большее, что он мог сделать.
И он продолжал бежать, потому что его друзья нуждались в помощи. Эти люди пришли на помощь, когда он был в беде. Он еще не знал, что же произошло, но Ричарду было ясно. Теперь в беде — они.
Если бы в то утро нападения он знал, как призвать свой дар, он мог бы остановить солдат еще до того, как придут Виктор и его люди. Те трое не погибли бы в схватке, умей он это сделать. Впрочем, не окажись Ричард там, где он оказался, возможно Виктор и его люди могли быть убиты прямо в лагере, даже не успев проснуться.
Ричарда неотступно преследовала мысль, что он должен сделать что-то большее. Он не желал, чтобы хоть кто-то из этих людей пострадал; он бежал изо всех сил, ничто не могло удержать его. Он был готов использовать любую силу, которую имел. Свою силу он мог получить обратно. Жизни вернуть невозможно.
В такие моменты, как этот, ему было очень жаль, что он не знает больше о том, как применять свою магию, но его дар, к сожалению, работал не так, как у других. Вместо того, чтобы подчиниться осознанному приказу чародея, как это было с магией Никки, его дар проявлял себя через гнев и необходимость. В то утро, когда солдаты Ордена заполнили все вокруг, он обнажил меч ради своего спасения и его гнев перешел на оружие. В отличие от дара, он знал, что всегда может рассчитывать на силу своего меча.
Всех, родившихся с даром учили использовать свои способности с детства. Ричарда не обучал никто. Он вырос в мирной и безопасной обстановке, и это дало ему возможность понять ценность жизни. Недостатком такого воспитания было лишь то, что он оставался в неведении относительно своих собственных магических способностей.
Теперь, когда Ричард вырос, научиться пользоваться этими своими способностями ему оказалось труднее, чем другим, и не только из-за его воспитания, но и из-за того, что специфическая форма его дара была необычно редкой. Ни Зедд, ни Сестры Света так и не смогли научить его сознательно управлять своей силой.
Он узнал чуть больше, когда Натан Рал, пророк, рассказал ему, что его сила чаще всего может быть призвана через гнев и отчаянную необходимость, которую Ричард не в состоянии был вызвать сознательно. Как он уже заметил, характер этой необходимости, призывающей его дар, был уникален для каждого обстоятельства.
Ричард также знал, что не может призвать волшебство по своей прихоти. Никакое сознательное напряжение воли никогда не давало результата. Использование дара требовало выполнения определенных условий; он только не знал, как обеспечить эти условия.
Даже волшебники, обладавшие большими способностями, иногда должны были пользоваться книгами, чтобы застраховаться от ошибок, проверить, правильно ли они поняли детали, чтобы волшебство сработало так, как было необходимо. В юности Ричард выучил одну из таких книг, «Книгу Сочтенных Теней». За этой книгой охотился Даркен Рал, когда привел в действие шкатулки Одена.
В утро исчезновения Кэлен, под угрозой бесконечных отрядов солдат, атакующих его, Ричард вынужден был зависеть от своего меча и памяти его прежних владельцев. Отчаянная борьба привела его на край истощения. В то же время, его беспокойство за Кэлен не давало ему полностью сосредоточиться на сражении. Он знал, что такая рассеянность была опасной и глупой… но это же была Кэлен. Он волновался за нее и чувствовал себя беспомощным.
Если бы не его дар, он мог уже бы не одну дюжину раз погибнуть.
Он не видел ту арбалетную стрелу. Поскольку выстрел был направлен в его сердце, он почувствовал угрозу и необходимость предотвратить ее. Но одновременно он должен был еще и отразить атаку троих вражеских солдат, поэтому смог лишь изменить направление полета стрелы, не остановив ее.
Похоже, он уже тысячу раз прокручивал в памяти произошедшее, придумал огромное количество «возможно…» и «что если…», которые должны были по его мнению предотвратить то, что случилось. Да и, как сказала Никки, он не был неуязвим.
В какой-то момент вокруг неожиданно стало тише. Повторяемые эхом крики замирали. В туманном лесу снова стали слышны звуки дождя, падающего на густой навес листьев. Мир вокруг него был такой мирный и тихий, ему почти казалось, что он лишь вообразил себе те ужасные звуки.
Несмотря на усталость, Ричард не замедлял бега. На ходу он старался услышать хоть какие-то звуки, указывающие на присутствие людей, но слышал лишь собственное тяжелое дыхание, удары своего сердца, отдававшиеся в ушах и звуки его быстрых шагов. Иногда он слышал треск сломанных веток позади себя — это его спутники старались догнать его, но все еще двигались далеко позади. Это жуткое спокойствие пугало куда больше, чем те крики. Сначала это были лишь голоса воронов, постепенно сменявшиеся жуткими криками, какие издают живые существа в момент смерти. А затем крики животных переросли в человеческие вопли. А теперь вокруг стояла угрожающая тишина.
Ричард пробовал убедить себя, что крики только показались ему человеческими. После того как они прекратились, неестественная неподвижность пугала, заставляла его шею покрываться гусиной кожей.
Перед тем, как выйти из укрытия густых деревьев, Ричард, наконец, достал меч. Особый звук освобожденного лезвия нарушил тишину леса.
И немедленно горячий гнев меча проник в каждую часть его существа, смешиваясь с его собственным гневом. В который раз Ричард посвящал себя волшебству, которым он владел и от которого зависел.
Наполненный силой меча, он жаждал найти источник угрозы и положить ей конец.
Было время, когда опасение и неуверенность заставляли его сопротивляться силе, исходящей от древнего магического клинка, но он давно научился входить в экстаз ярости. Он научил этот магический гнев подчиняться своему желанию. Это была та сила, которую он и направил к своей цели.
В прошлом были те, кто жаждал власти меча, но в своей слепой жажде того, что принадлежало другим, они игнорировали те опасности, которые подстерегают при использовании такого оружия. Вместо того, чтобы стать властелинами магии, они становились рабами оружия, его гнева и их собственной неуемной жадности. Были и такие, кто использовал власть оружия во зло. Это не было ошибкой клинка. Использование меча для доброго или злого дела было сознательным выбором, сделанным владельцем меча, и вся ответственность лежала на нем.
Промчавшись через стену ветвей, кустов и виноградных лоз, Ричард остановился на краю поляны, где лежали павшие несколько дней назад солдаты. С мечом в руке, он глубоко вдохнул пахнувший смертью воздух, чтобы отдышаться.
Осмотрев причудливую картину, открывшуюся перед ним, он осознал весь ужас того, что увидел.
Всюду лежали мертвые вороны. Не просто убитые — разорванные на куски. Все смешалось — крылья, головы, куски тел. Перья, словно черный снег усыпали гниющие трупы.
