не было равных. И Рим бы уже давно взяли».
— А как вы защищаете вот эти пирсы? — спросил Федор, свесившись со стены между зубцами и осматривая еще несколько пристаней, сооруженных с внешней стороны городских укреплений, у самого подножия скал. Там стояли торговые корабли, у которых сновали рабы, перетаскивая товары на берег.
Переводя взгляд с кораблей на море, Федор даже ненадолго забыл о цели своего прибытия в Сиракузы, — так вокруг было хорошо. Отсюда, сверху, сквозь изумрудную воду, на поверхности которой играли солнечные блики, навевавшие мысли о пляжном отдыхе, было видно песчаное дно. И ему даже показалось, что он рассмотрел несколько ярких рыб, приплывших сюда с рифа.
— Если враг вовремя замечен, то корабли успевают скрыться во внутренней гавани, — ответил Диодокл, проходя дальше вдоль стены мимо обычных с виду баллист, у которых дремала прислуга, к одному из гигантских «кранов». Основание этой конструкции уходило далеко вниз и было вкопано в каменистую землю.
— А если враг все же приблизился и решил захватить стены, не проникая в гавань, то в дело вступают вот эти изобретения, — грек с гордостью указал на огромную деревянную стрелу, с которой свешивались вниз канаты с крюками, — мы подвешиваем к ним очень тяжелые балки. Если их сбросить сверху на триеру или даже квинкерему, то она легко пробьет верхнюю палубу и разрушит ее. А если корабль легкий, то может даже переломить пополам.
— Очень полезное изобретение, — согласился Федор, припоминая, что в прошлой жизни что-то об этом читал.
Аналогичный кран, только более компактных размеров, греки пытались применять и в абордажном бою, устанавливая их на своих кораблях. Сбрасывая поднятые под самый верх мачты балки или большие камни на палубу противника, они стремились достичь того же эффекта, который только что описал «военным туристам» Диодокл. Кажется, эта система у них называлась «Дельфин». Правда, применялась она крайне редко. Не всегда было время и возможность подвести свой корабль на нужное расстояние, да и противник видел это смертоносное приспособление издалека и, понятное дело, стремился избежать контакта. Другое дело оборона города, где этих «кранов» было изготовлено невообразимое количество, и кораблям, вознамерившимся приблизится к стенам, деваться было просто некуда.
Осмотрев внимательнее это сооружение ведущей инженерной мысли, Федор решил, что оно способно не только сбрасывать подвешенный груз строго вниз, но и еще поворачивать стрелу вправо и влево, расширяя «радиус обстрела».
— Это так, — признался Диодокл, погладив шершавую несущую балку, — внутри Архимед приказал протянуть канат, которым приводится в действие вся конструкция. Так что кораблям, оказавшимся поблизости, все равно не избежать атаки.
Заинтригованный Ларин, слушавший быстрое бормотание переводчика на греческом и финикийском, не выдержав, захотел немедленно кое-что спросить у самого Диодокла. Но Федор опередил его, переживая, что не очень дипломатичный от природы Леха испортит все дело.
— Так значит ваши знаменитые машины и орудия создал Архимед? — хорошо изобразил удивление командир карфагенян.
— Да, все эти машины изготовил он, — признался Диодокл, слегка нахмурившись, — вернее механики по его чертежам. Да и то после того, как наш тиран Гиерон, увидев его опыты с канатами и перемещением тяжестей с помощью блоков, упросил Архимеда создать несколько таких машин для обороны города. Ведь сам Архимед презирает создавать машины, считая это уделом грубых людей.
— Чего он говорит? — не выдержал Леха, дернув за рукав Федора, — не, я и сам кое-чего понял, но так, в общих чертах. Про Архимеда рассказывает?
— Да, говорит, что тот совсем не любит создавать свои машины, — перевел Чайка.
— Как это не любит? — не поверил своим ушам Ларин. — Такой известный механик и на тебе, не любит мастерить машины. Что-то я не догоняю. А кто это все построил, Пушкин?
— Это я как раз и пытаюсь выяснить, — успокоил нетерпеливого друга Федор, немного отодвигая его назад. — Дай мне пять минут, я тебе потом все расскажу. Или учи финикийский, а то Марбал пока на русский переводить не умеет.
Измученный трудностями перевода Леха замолчал, а Чайка сделал несколько шагов в сторону Диодокла и поинтересовался.
— Мой друг спрашивает, а почему Архимед так не любит создавать машины. Ведь, нам казалось, он именно этим и знаменит?
Прежде чем ответить, греческий офицер предложил переместиться еще метров на двести по стене. Обогнув вслед за ним башню, члены свиты командира экспедиционного корпуса оказались у гигантских размеров катапульты, рядом с которой лежали несколько обтесанных каменных глыб, каждая из которых могла при точном попадании запросто превратить бирему в груду обломков, а триеру расколоть надвое.
— Вот это машина! — не смог сдержать восхищения Урбал: — Да ядра к ней даже Летис поднять не сможет. Представляю, какие разрушения она вызывает.
Здоровяк из Утики обиженно засопел, присматриваясь к размерам глыб. Но вскоре вынужден был признать, что его друг прав. Камни были слишком массивные. Однако вскоре стало ясно, что и в Сиракузах не найдется подобных силачей. Подъем и загрузка «снарядов» производилаиь здесь не вручную, а с помощью небольшого приспособления из блоков, стоявшего рядом с катапультой. Видимо, тоже детище Архимеда.
— Эта катапульта способна выбрасывать массивные каменные глыбы очень далеко, — пояснил греческий офицер. — Одно попадание — и корабль противника выведен из строя и не сможет дальше продолжать бой. Находящимся на нем морякам остается только молиться Посейдону, что глыба снесет надстройки, но не повредит руль или мачту, иначе они не смогут даже спастись бегством.
— Так что же все-таки с Архимедом? — напомнил Федор, которого постоянно теребил Леха, так и не дождавшийся ответа на поставленный вопрос. — Почему он не любит механику?
— Он считает это низменным занятием, — нехотя признался Диодокл, — не достойным его возвышенных мыслей. А сам все время настолько занят своими размышлениями, что не замечает ничего вокруг. Часто забывает о еде и даже не ходит в баню.
Углядев на лице командира финикийцев изумление, Диодокл подтвердил это еще раз.
— Да. Его приходится водить туда друзьям почти силой. Но и там, рассказывают, Архимед сидит, погруженный в свои размышления и все время чертит на песке или золе, а иногда и на своей коже, какие- то рисунки. Вычисляет.
— Однако, — кивнул удивленный Федор, — насчет бани я не знал. Впрочем, гении все немного… того. Марбал, не надо это переводить. А то обидим еще.
Уже раскрывший рот переводчик замер на полуслове. Но Диодокл этого не заметил. Он облизнул пересохшие губы и продолжил. Видно, Чайка затронул одну из тем, волновавших всех жителей Сиракуз.
— Архимед вообще очень странный грек. Говорят, что он очарован сиреной, которая его вдохновляет, и никогда не расстается с ней, — проговорил Диодокл, скрестив руки на груди и посмотрев в открытое море.
— Очень может быть, — быстро согласился Федор, чтобы подтолкнуть штабного офицера к дальнейшим рассказам.
— Однажды он договорился даже до того, — с усмешкой сказал Диодокл, — что сказал Гиерону — если бы у него была вторая земля, чтобы о нее опереться, он бы перевернул эту!
— Да, это он хватил, — кивнул Федор, немного улыбнувшись, — это же невозможно.
А про себя подумал: «соплеменники всегда воспринимали гениев как полоумных. За пару тысяч лет ничего не изменилось. Сэ ля ви».
— Он даже огласил уже свое завещание, — поведал греческий офицер, округлив глаза, — и знаете, что он там написал?
Федор пожал плечами.
— Он хочет, чтобы на его могиле был установлен цилиндр с шаром внутри и высечен расчет соотношения объемов этих фигур.
