— Это уже лучше. В соседнем фургоне вас ждет Оберучев и пилоты. Обсудите детали. А вас, товарищ Пушкина, я попрошу остаться.
«Все русские танкисты — павианы. Все хотят одного: сплавить скучного Эстерсона нетопырю Оберучеву и прильнуть к прекрасной Полине. Интересно, за что этот чурбан пообещает расстрелять моего астроботаника?»
Не надо думать, что, когда я был введен инженером-капитаном Оберучевым в курс дела, у меня отлегло от сердца.
Наоборот, если бы он мне намекнул, что полковник слегка не в себе и через полчаса будет отстранен от командования, я бы вздохнул с облегчением. Но оказалось, что к авантюрной затее Святцева, как назло, имеются все предпосылки: топливо, пилоты и «Дюрандали» в контейнерах.
Незадолго до начала войны на Южном полярном континенте Грозного, в одном из заливов, получивших кодовое наименование «фиорд Крузенштерна», было решено построить хорошо замаскированную посадочную полосу. А рядом с ней — развернуть маленькое полевое предприятие для сборки флуггеров, доставляемых с заводов метрополии в контейнерах.
К чему такая спешка и почему бы не заняться всем этим в Новогеоргиевске? Оберучев насмешливо заломил бровь и ответил: «Вы думаете, в Новогеоргиевске на аналогичных предприятиях сидели сложа руки? Работа шла! Большая работа».
Для маскировки взлетно-посадочной полосы был выбран ледник, под которым по прихоти природы образовалась гигантская полость. Там провели серьезные инженерно-саперные работы, загнали под ледник бетонные полутюбинги и получили что-то вроде двухкилометрового туннеля метро. Только туннель имел ширину сто метров при высоте двадцать.
У туннеля, как положено, имелись различные ответвления и расширения — под склады, убежища, сборочные мастерские. Но лишь часть контейнеров с «Дюрандалями» успели вкатить в туннели, многие другие так и остались под открытым небом. При этом «Дюрандали» прибыли в Антарктиду быстрее, чем был сформирован сборочно-инженерный батальон, в который Оберучева собирались перевести заместителем командира.
Начало войны спутало все планы.
Немногочисленные строители и специалисты, находившиеся на ледниковом космодроме, спешно замаскировали контейнеры и были эвакуированы субмариной «Владимир Мономах». Субмарина пропала без вести на восьмой день войны, а вместе с ней — и все люди, вывезенные с космодрома, и техническая документация к новым истребителям.
Сборочно-инженерный батальон, формировавшийся в Новогеоргиевске, частично погиб, частично отступил в леса вместе с танкистами.
После этого на «Дюрандалях», занесенных снегом черт знает где за океаном, можно было окончательно поставить крест. Не было никакой возможности использовать эти машины.
— Но теперь у нас есть вы, — торжественно завершил свою речь инженер-капитан.
— А скажите, — осторожно спросил я, — какая цель преследуется? В чем смысл этой полсотни «Дюрандалей»? Если даже удастся их собрать и отправить в полет?
— Не «если», а «когда», — строго поправил меня Оберучев. — Что же касается цели?.. Ребята, какая цель у нас?
Инженер-капитан обвел взглядом собравшихся пилотов. Те почему-то дружно рассмеялись. Кто-то из них, давясь смехом, ответил:
— Мертвая петля на подводной лодке...
— Простите? — Я нахмурился.
— Старинный русский фольклор».
Глава 5
РАССАМ И ДАСТУР
Планета Глагол, система Шиватир
В одном из эллингов было решено устроить офицерский клуб — тем более что концепция лагеря такое место предполагала.
Я был уверен: к вечеру первого дня на дне Котла, когда заниматься чем-либо, кроме потребления безалкогольного пива, будет уже невмоготу, там будет не протолпиться. Ведь «осназ Двинского» (состоящий как бы из одних «офицеров», хоть и беспогонных) был поголовно склонен к болтовне или, как непременно выразился бы семасиолог Терен, к суесловию. А где лучше всего заниматься суесловием? Правильно, в специально отведенных для этого местах.
Однако в десять часов вечера по стандартному времени под яично-желтым куполом общего эллинга нас, желающих провести оставшийся до отбоя час, собралось... пятеро! Гуляки, да...
Остальные, надо полагать, заснули сном праведников по своим герметичным конурам с опережением лагерного расписания.
Ни конхиологов, ни осназовцев (впрочем, эти каждый день уставали больше всех— им простительно). Только я, Таня, стеснительный картограф лейтенант Минаев, лысоголовый балагур лейтенант Пыхов и... невозмутимый двужильный Иван Денисович!
Мы с Таней нахимичили себе по чашке безвкусного какао и засели на надувной диванчик играть в шахматы.
Пыхов и Минаев развалились в самом центре, под ослепительно белым плафоном, и тотчас влипли в экран Пыховского планшета, набитого записями довоенных хоккейных матчей. Ну а Иван Денисович скромно притаился в углу с... цветным журналом «Современная станковая живопись». На его некрасивом, но умном и глубоко одухотворенном лице явственно читалось: «Не беспокоить».
Впрочем, никто не посягал. Мы с Таней были слишком заняты друг другом (хотя делали вид, что шахматами), а Пыхов с Минаевым — битвой ледовых дружин. Нашей и, судя по доносившимся до нас обрывкам экспрессивных комментариев на мяукающе-сюсюкающем дальневосточном говоре, Директории Ниппон.
Среди этой умилительной идиллии мы и провели минут десять (хоть для газеты снимай — в раздел «Вечер трудного дня»), пока не сломался Пыховский планшет. И тут — началось...
Вначале Пыхов, упитанный товарищ с рыхлым румяным лицом повара из рекламы кондитерской сети «Сластена», принялся планшет чинить. Он чертыхался, спрашивал советов и поминал Господа нашего всуе. Увы и ах! Упрямое устройство лечению не поддавалось.
Когда стало окончательно ясно, что досмотреть матч до конца не удастся (а ведь там маячила блестящая победа нашей сборной — ну какие из японцев хоккеисты, им бы все киберспортс киберфизкультурой!), Пыхов, которому никак не хотелось возвращаться на свою койку, принялся балагурить.
Начал, как водится, с анекдотов.
— Барышня с Большого Мурома, в кокошнике таком, в сарафане алом, приехала в Москву и купила себе «Руссо-Балт». Села за руль, собирается уезжать. Продавец и менеджер ей хором кричат: «Постойте, гражданочка! Сейчас мы поставим вам свечи!» А барышня им отвечает: «Премного благодарствую, родненькие. Но я надеюсь доехать засветло!»
И, выждав секунду, Пыхов залился смачным гоготом. Таня надменно взглянула на Пыхова, потом на меня. «Какой невоспитанный!» — читалось в ее возмущенном взгляде.
— А вот еще отличный анекдот. Один мужик напился и вместе с двумя дружками по городу носится на жуткой скорости. Наконец у пассажиров — видать, пассажиры-то были потрезвее — не выдерживают нервы. «Останови! — говорят. — Мы лучше выйдем!» Ну, мужик остановил, но жутко обиделся. «Трусы! — орет им
