машина, продвинувшись вперед, попадала на более глубокое место, тонула до того предела, который был положен ей общеизвестным законом Архимеда, и вязла насмерть.
А не хотелось бы! Поэтому с учетом всех особенностей ландшафта был проложен извилистый маршрут, обходящий стороной все гиблые места. Конечная точка маршрута находилась на Карнизе. Причем не где- нибудь, а в том месте, где, согласно данным Фервана (проверенным и подтвержденным воздушной разведкой), находились остатки грандиозной Лестницы Кавама — отчасти естественного, а отчасти искусственного каскада балконов и площадок, нисходящего прямиком на дно Котла.
Эти балконы и площадки были отделены друг друга десятками, а где и сотнями метров почти вертикальных скальных стен.
Таким образом, требовалось еще наладить вдоль Лестницы Кавама сложную систему лебедок и скоростных подъемников, которая позволила бы экспедиционным силам, направляющимся на дно Котла, сообщаться с лагерем, остающимся на Карнизе. И хотя вся эта машинерия обещала быть очень громоздкой, неудобной и иметь мизерную пропускную способность, положиться целиком в подобной ситуации на вертолеты и флуггеры было бы верхом преступного благодушия.
Поползли вперед танки-тралы.
Один за другим приходили в движение «Зубры» и «Кистени» авангарда.
Тронулись «ослы и ученые». Головная машина с номером комроты «101», машина академика Двинского, «сто третий» с дополнительным автоматическим гранатометом на крыше боевого отделения, «сто четвертый», на котором путешествовал Иван Денисович, «двести первый», «двести второй»...
Наконец плавно пополз вперед и наш бэтээр, «триста третий».
До лестницы Кавама оставалось чуть больше пятидесяти километров.
— Саша, я совсем не специалист в ваших военных делах, — осторожно начал химик Филимонов, — но скажите, пожалуйста... как вы все это оцениваете?
— Что?
— Ну... все. Вам не кажется странным, что мы так свободно разъезжаем по конкордианской планете? Что они практически не дрались за нее?
— Как вам сказать, Геннадий... Во-первых, дрались. В той мере, в какой могли. Во-вторых, планета эта, считайте, такая же конкордианская, как и наша. Если бы здесь были построены нормальные города и заводы, размещены большие гарнизоны и базы флота — тогда, конечно, все было бы иначе. Но вы же видите: городов здесь вообще нет. Гургсар не в счет, это просто маленький космодром с хилой инфраструктурой...
— И все-таки! — настаивал Филимонов. — Ведь, кроме Гургсара, есть и другие объекты! Вот, скажем, лагерь, в котором вы сидели. Как его там?.. «Гаянэ»?..
— Имени Бэджада Саванэ. А что лагерь? После того как нас оттуда вывезли по обмену, бараки опустели. Клоны надеялись, что лагерь вновь наполнится, причем до расчетной численности — семьсот пятьдесят человек, после захвата Города Полковников. Да вот не судьба... А цитадель лагеря, где сидит сотня клонов, мы пока даже не стали штурмовать — зачем? Прилетели наши вертолеты, сожгли всю технику. Без техники выбраться с плато невозможно. Пусть клоны пока что отдыхают и духовно просвещаются на лекциях офицера-воспитателя Кирдэра. Если только он во время налета не погиб...
— А почему с плато выбраться невозможно? Ведь оттуда есть дорога на Гургсар?
— Ну почти невозможно. Там ведь как. Одна столовая гора, потом мост, потом вторая столовая гора. А со второй горы дорога, хочешь не хочешь, спускается в долину. И примерно километров двадцать идет через Муть, пока не поднимется на перевалы горного кряжа Зойшам, за которым уже Мути нет. Так вот, клоны ездили по этой дороге только на специальных грузовиках с герметичными кабинами и кузовами. И нас на таких возили. Добавьте к Мути полное отсутствие воды, пригодной для питья... Если нет транспорта, на своих двоих там не очень-то.
К нашему разговору присоединилась Таня.
— Так получается, гарнизон цитадели обречен на смерть от жажды? — спросила она настороженно.
— Это вряд ли. У них должны быть резервуары... Причем довольно вместительные.
— Может, вертолеты эти резервуары тоже грохнули, заодно с грузовиками?
— Не знаю, — честно признался я.
— Так узнайте у Свасьяна. Вы же вхожи в эти круги. — Последние слова Таня произнесла с непередаваемой насмешливо-многозначительной интонацией.
— Вы тоже вхожи, — кротко ответствовал я.
— Мне он обязательно наврет. Скажет, что воды на плато — море. А вертолеты стреляли с хи-рур-ги- чес-кой точностью. Исключительно по грузовикам. Причем только по колесам.
Мы с Филимоновым и прислушивающийся к разговору Локшин улыбнулись.
— Таня, я обязательно все узнаю. Но потом. Можно?
— Можно. Однако мое мнение таково, что, если я права, этим несчастным надо немедленно направить воду.
— Прекрасная идея. Как?
— На вертолете.
— Чтобы «эти несчастные» встретили вертолет ураганным огнем из всех видов оружия?
— Значит, надо их заранее предупредить. Что вертолет такой-то, тогда-то, прилетит к ним с водой.
— Вы не знаете пехлеванов. А заотаров и подавно.
— Друзья мои, — вмешался Локшин, — ваш спор носит сугубо академический характер. Поскольку отправной точкой для него служат не объективные данные, а произвольное предположение о том, что гарнизон цитадели действительно лишен воды...
Насчет академического характера астроном был на сто процентов прав. К сказанному им следовало бы еще прибавить, что проблемы, беспокоившие в тот момент Шапура, Кирдэра и их подчиненных, никак не должны были беспокоить нас. Разве что радовать. По той простой причине, что мы с ними были заклятыми врагами. Но озвучивать это «негуманное» соображение перед Таней и другими учеными не стоило.
— ...Я же, друзья мои, — сказал Локшин, — хотел бы продолжить тему, заданную уважаемым Геннадием. Вы ведь, товарищи военные, — он перевел взгляд на меня, — бережете нашу хрупкую психику... не пустили нас в помещения космодрома...
— Почему не пустили? — возразил я. — Очень даже пустили! Ведь вы лично изучали отчеты гургсарской обсерватории, сидя в кресле ее директора!
— Да! Но прежде вы мариновали нас на летном поле под бдительной охраной вооруженного сопровождения! Битых четыре часа!
— Не четыре, а полтора.
— Все равно!
— А вам бы хотелось ворваться в комендатуру космодрома прямо с осназом Свасьяна?
— Нет, но...
— Значит, вам хотелось бы зайти туда сразу вслед за осназом? И получить пулю в живот из вентиляционной отдушины?
— Да уж лучше так, чем сидеть на летном поле и слушать, как добивают раненых.
— Вы о чем?! — у меня округлились глаза.
— А что это были за одиночные выстрелы? Сидим-сидим, вдруг — бах! А через две минуты снова: бах! И через пять: бах! Это что — похоже на настоящую перестрелку? По-моему, это были добивающие выстрелы в голову!
Ну да. Знал я. Я знал. Известно мне было, что это за «одиночные выстрелы».
Вопрос только — рассказывать правду в присутствии Тани или нет?
С другой стороны — подумаешь, трагедия... Не приведи Господь, попадем в манихейскую засаду, кого- то из наших обязательно ухлопают — и что же? Все гражданские в шоке, вокруг обмороки, слезы — и трава после этого не расти? Нет уж, пусть лучше психологически готовятся. Все-таки на войну попали, на настоящую войну, хотя условия пока что — тепличные.
— Если бы там и впрямь наши добивали раненых, — сказал я жестко, — вы слышали бы выстрелы парами. Потому как в подобной ситуации один выстрел производится в голову, а другой — в корпус. Но
