однако не рассчитывайте, что ради вас я буду жертвовать своими интересами и интересами своего народа. Тогда сыграно было психологически верно. Как большинство хороших людей, вы весьма предсказуемы, Клайгель. Тем вечером я, разумеется, играл не на нее, а на вас, и добился успеха. Вы ее бросили, осуществив собственное подспудное желание убедиться в том, что можете это сделать. Втайне вы хотели поискать приключений поинтереснее и поопаснее, пристроив ее на чье-нибудь попечение. - А не было ли у меня, о великий знаток моей души, подспудного желания, чтобы она была со мной везде и всюду и делила со мною каждый шаг? - В силу проклятия правды, наложенного на мой род, - сказал Амальрик, - в этом вопросе я предпочитаю умолчание. Я потратил уйму времени на то, чтобы разыскать вас, и без дракона мне нипочем не удалось бы это. - Дракона? Сверчок с вами? - Да. Уж он-то, узнав о том, что жизнь Королевы в опасности, не мешкал ни секунды. - Речь идет о ее жизни? - Да, казнь состоится через несколько дней. - Погодите, какая казнь? Я ничего не знаю. - Может быть, вы не знаете и о том, в чьи руки вы вложили Черный Меч? Санди замолчал. Амальрик с мстительной и в то же время отчаявшейся ноткой в голосе продолжал: - Райан-принц Черного трона. Он похитил Королеву, еще не обладая Могуществом, - я имею в виду настоящее Могущество, данное ему Мечом, а не те начатки знаний, в которых поднатаскала его свита, - и, видимо, пытался ее соблазнить, но получил от ворот поворот и заточил ее в темницу. Все то время, пока вы носились по Волшебной Стране, она безвылазно просидела за решеткой. Вернулся Райан уже не человеком, а всевластным рабом Меча. Тот требует крови. Через два дня он собирается публично принести ее в жертву. Надежда спасти ее есть только в том случае, если вы отправитесь со мною, объявитесь под собственным именем, вызовете Райана на поединок и убьете его. Я не оправдываю свои поступки благородными побуждениями, я разлучил вас потому, что мне нужна была Королева, говорящая с моего голоса, чтобы я, а не кто-то другой стоял за ее плечом и выступал в Совете от ее имени, и я был бы глуп, если бы поступил иначе. Но я эльф, а она-моя Королева! Я возвел ее на трон и я отдам за нее свою жизнь, если это даст хотя бы надежду спасти ее. Идете вы или нет? Дракон ждет за городом. Он, кстати, тоже пострадал в этой истории. - Сверчок? Что с ним, он ранен? - Его рана, скорее, душевного свойства. Дракониху подослал Райан, и первая любовь нанесла вашему другу тяжелую травму. Будь он при вас, Райан не смог бы использовать на свое благо ваше везение. Вы идете? - Да. Но не ради вас и вашего Совета, а только ради Сэсс. Погодите, я напишу два слова Риз. Она должна понять.
* * *
- Санди! - Сверчок! - Санди, ты уже знаешь? Как ты мог?! Я же просил тебя не связываться с кем попало! - Я тоже, - слабо пискнул Земляничка, высунув голову из кармана Санди.-Обманули, предали и чуть не убили! - Садитесь быстрее, - поторопил их Амальрик.-Впереди долгий путь, а нам многое нужно успеть. Санди привычно занял свое место на шее Сверчка, тот разбежался и взмыл в ночное небо. Резко ушли вниз городские огни, и вместе с ними за спиной Санди осталась чудесная морская сказка, к которой он едва прикоснулся.
12. О ПОЕДИНКАХ В УТРЕННЕМ НЕБЕ
Райан открыл глаза в серую предрассветную мглу. Он не мог спать. Сперва это его слегка беспокоило, потом он утратил способность беспокоиться, приняв бессонницу как еще одно из проявлений Могущества, на треть удлинившее его жизнь. В самом деле, чем же еще заниматься по ночам, если не замышлять злодейства? Он щелкнул пальцами, и в его изголовье зажглась свеча. Слабый звук слева привлек его равнодушный взгляд: среди измятых простыней лежала та, что этой ночью не давала ему скучать. Она еще дышала. Она оказалась крепче, чем он предполагал. Дешевый материал. Он был ее первым и последним мужчиной. Райан набросил халат и позвонил, приказав угодливой прислуге убрать отходы и переменить постель. До восхода оставалась пара часов, и он подумал, что можно, пожалуй, начинать. Он приказал трубить подъем, будить статистов, массовку и Королеву эльфов и подошел к зеркалу. Он нравился себе. Он был красив, а с недавних пор черты его лица стали более мужественными и резкими, обрели выразительность и силу. У изголовья кровати лежал Меч. Райан подошел к нему, погладил, вытащил из ножен. Он не мог долго без него обходиться. Меч питал его энергией, забирая взамен что-то несущественное. Он решил одеться для спектакля сразу. Он надел брюки и рубашку из черной замши, а поверх-кованые доспехи с шипами на плечах, локтях и коленях. Они были тяжелы, с мрачным удовлетворением отметил он, обычный человек не смог бы в них и пошевелиться. А для него они весили не больше, как если бы были сделаны из шелка. Голову он оставил непокрытой-пусть любуются и ужасаются! - а шлем с забралом и пышным плюмажем из черных и золотых перьев повезут за ним на колеснице. Он решил спуститься к Королеве и присмотреть за ее подготовкой. Она была в отведенных для нее покоях и стояла в тазу, обнаженная. Горничные-гоблины обливали ее из кувшина сперва теплой, а потом прохладной водой, ароматизированной лепестками роз. Увидев его, она сделала движение вырваться и убежать, но он смотрел на нее глазами не мужчины, а художника, сел напротив нее в кресло и сделал склонившимся в земном поклоне слугам знак продолжать. Наблюдая за совершением ее туалета, он время от времени добавлял к нему мелкие, но чрезвычайно важные штрихи: он лично проследил за расположением легчайших складок платья и, сочтя, что Королева несколько бледна, велел тронуть ее щеки румянами. Он сам возложил на ее голову венок из чайных роз, получив при этом ощутимый укол в руку, когда ненароком коснулся венца. Да, она несомненно была достойна стать символом его триумфа. И вот, пора. Ворота Черного Замка распахнулись, и шествие стало выливаться из них, еще теряясь в предрассветной мути: Райан, гордясь своими декораторскими способностями, заставлял работать на постановку все краски пробуждающегося утра. Позванивая Мечом о закованное в латы бедро, он спустился в тронный зал, оседлал прекрасную Чиа, и они взмыли в небо. Прошло немного времени, восточный край неба порозовел, первые солнечные лучи, окрасившие горизонт, вырвали из мглы картину, и она оказалась настолько же великолепной, насколько представлялась ему в воображении. Двигаясь по извилистой горной дороге, процессия напоминала переливающуюся всеми возможными красками змею, величаво ползущую по своим делам. Отсюда, с высоты, он видел уже ее цель-зеленый холм, где за ночь устроено было лобное место. Он увидел и гостей: с опаской пробирающуюся в назначенное место группку одетых в зеленое эльфов, небольшой табун единорогов, несколько людей, еще там кого-то по мелочи. Эльфам следовало предоставить лучшие места в партере. Вот голова колонны достигла холма и остановилась. Те, кто прибывал, располагались вокруг сцены правильными кругами: сперва тройное кольцо гоблинов- лучников, затем плотный ряд троллей с гигантскими дубинами и адскими псами на сворках. Псы рвались и лаяли на толпу, но Райан уверен был, что тролли сумеют их сдержать. По внешнему кольцу расположились василиски, до поры до времени в черных очках. Небо патрулировали эскадрильи гарпий, но им запрещено было приближаться к холму: у них была отвратительная привычка испражняться на лету, а сыплющиеся с неба экскременты не вписывались в его картину торжеств. Все его войска стояли в полной готовности предотвратить любую, самую отчаянную попытку освобождения Королевы. Райан послал Чиа вниз и посадил ее на скалистый выступ у дороги. Мимо него проходили гости и войска, отдавая ему салют, и он сидел, не шевелясь, и горделивая улыбка играла на его тонких губах-он знал, что от него невозможно отвести глаз. Он видел поднятые к себе тысячи лиц своих подданных. Как давно он мечтал об этом дне, но сейчас откуда-то со дна его нового 'я' поднималась спокойная и циничная уверенность в том, что и это- мелочи, и это для него немного значит. Вот показалась колесница с Королевой эльфов. Он рассчитал очень точно: именно отсюда она должна была увидеть холм и то, что он ей приготовил. Там возвышался увитый розами крест, и когда она увидела его, глаза ее против воли расширились, на лице отразился ужас, и под румянами она побледнела еще больше. Немота, подумал Райан, так чудесно развивает мимику! Он заметил быстрый взгляд, брошенный ею на кисти рук, и догадался, что больше ее страшит не смерть, а боль-там, где она выросла, при распятии использовались гвозди. - Не беспокойся, - сказал он.-Я не допущу ничего уродливого. Он прикоснулся к рукояти Меча, зачерпнув силы, и от кончиков его пальцев взвились в воздух две черные ленты. Они захлестнули запястья Королевы и, подчиняясь воле Райана, оторвали ее от колесницы, подняли над землей и повлекли к кресту. По выражению ее лица он понял, что, если бы она могла, она бы закричала. Ленты обвили концы перекладины и затянулись тугими петлями. Королева была распята. Она повисла на кресте, и дикая боль рвала ее руки, принявшие на себя тяжесть тела. В тщетной надежде найти положение, в котором боль была бы слабее, она извивалась, перенося вес то на одну, то на другую руку, и Райан восхитился гибкостью ее стана. Потом руки ее онемели, и боль ушла. Аромат цветов был тяжелым и дурманил сознание. Наступающий жаркий день обещал ей мучительную смерть. Уронив увенчанную светом и розами голову, Королева застыла в неподвижности. Теперь оставалось только ждать. Райан был уверен, что, когда она умрет, многие новые народы под впечатлением увиденного принесут ему
