подаешь топливо на маршевые. Кажется, на тысячу раз затвержено, и вот же ж... Маршевые, впрочем, и не включились. Хорошая машинка, умная машинка. Давай, держись вон за тем хвостом.
А после они влетели в безумие. Вцепившись в ручку, как обезьяна, и вытаращив глаза, Натали болталась на хвосте у Джонаса, время от времени беспорядочно паля «в белый свет», хотя он, конечно, был черен, как всякий уважающий себя вакуум, и даже не пыталась сообразить, где выхлоп от дружественной дюзы, а где — трасса от плазменного орудия противника. И наоборот. Зеленые и красные точки на экране радара перемешались, и страх невзначай поразить своего почти затмевал ужас, который она испытывала, нелепо втягивая голову в плечи в попытках уклониться от вспышек, то и дело озарявших ночь.
А где-то было еще круче. Она и слова-то знала, как оказалось, не все, из тех, что неслись с каждого «номера»: отчаянно, беспомощно и громко, в тщетных, как казалось Натали, попытках заглушить далекие женские вскрики.
— Восьмая и Двенадцатая, — отвлекся на них Гросс, — держитесь за своих ведущих, и... ааа... уберите пальцы с гашеток! Стрелять коротко, обдуманно и прицельно. Пары с женщинами — на прикрытие. Сомкнитесь. Шельма — Молниям, я иду! — крикнул он на общей волне.
Джонас, «Серый-три», поменял место в строю, заняв позицию для прикрытия, Натали вильнула следом, и Шельмы плотным потоком хлынули в самую середину, где Молнии приняли на себя основной удар
Когда-то давно, пока фаст-фуд не вошел еще в ее жизнь, Натали довелось варить клецки. Вот на клецки, хаотически всплывающие в кипятке, это и было похоже. Вспышки белого огня и иногда — машины, возникающие «в визуальной близости». Приказ Гросса она выполняла буквально, даже и не думая стрелять, а только держась за своим ведущим на дистанции, которую учебники рекомендовали как оптимальную, и повторяя все его маневры. Зато у всех остальных кругом, кажется, единовременно запали гашетки.
Море огня, в котором Натали почти сразу потеряла ориентировку и постепенно теряла самое сознание. Пальцы онемели, одеревенело все тело, в шее возникла сильная боль. Ей казалось, что и ручкой она уже шерудит бессмысленно, лишь создавая иллюзию, что управляет машиной.
— Ну хватит, — услышала вдруг в самое ухо и даже не удивилась, только попыталась распознать Шельму по голосу, потому что голос был знакомый, и даже задевший какую-то неожиданно чувствительную струну, вяло возмутилась, что «номер» не назвался, потом решила, что волна-то общая, и это даже совсем не обязательно Шельма... И в этот момент ручка вырвалась у нее из руки, словно мужчина в десять раз сильнее раздраженно стряхнул ее управление. Стены пламени мелькнули вдоль блистера справа и слева, а потом на нее рухнула прошитая звездами чернота. И тишина, словно динамик разом оглох.
И только тогда она вспомнила этот голос.
— Ты... где?
— Там, где мне самое место. А вот тебя тут быть не должно и не будет, пока я в силах это обеспечить.
— Где ты, черт побери?!
— Вокруг тебя. Я — твоя машина. Проект «Врата Валгаллы», если помнишь.
Мгновение назад вокруг кипела схватка, и Натали все еще была в холодном поту, а сейчас...
— Мать твою, ты что, вышел из боя?!
— Тебе там быть бессмысленно. И безнадежно.
Натали истерически расхохоталась.
— А посреди вакуума, одной, в истребителе, не предназначенном ни для скачковых перелетов, ни даже для действий в атмосфере — не безнадежно? Показательный трибунал и луч в затылок за дезертирство... Спасибо, дорогой, это именно то, что мне сейчас нужно. Нас... эээ... слышно?
— Разумеется, я отключил связь. Я могу сесть на планету, — произнес голос в наушниках после крохотной паузы. — Я рассчитал. До семидесяти пяти процентов разрушения, но ты будешь жива. Тебя даже не хватятся. Не вышла из боя.
— У меня тоже есть честь.
— Сейчас не время думать о твоей чести.
— Там сбивают таких же девчонок, как я. На новеньких машинах без сюрпризов, без трех рядов «крестиков» на фюзеляжах, без боевого опыта первого аса Зиглинды, помноженного на лучшую технологию Галактики. Верни меня в бой.
— Ты отдаешь себе отчет в том, что там происходит? Массированного удара такой силы я не припомню со времен начала войны.
— И сколько времени ты дашь мне на планете в случае, если щит рухнет? Пять минут? Пару дней?
— Йеххх, — выдохнул он. — Кресло тебе велико... Ну... сожмись, что ли, сползи вниз. То бы мудло, что сняло катапульту, да заманить бы в кокпит, да воздух стравить... Мантры какие-нибудь знаешь? Ну, тогда хоть стихи читай. Про себя! Шельма-двенадцать — всем! Индивидуальные стычки — отставить. Даю пеленг, все ко мне. Строй двойная дельта, женщин — в середину.
— Десятый — Лиде... тьфу... Двенадцатому, понял, командир, съер! — первым откликнулся в шлемофоне Вале.
— Дракон — Шельме, я иду! Как это, черти меня забери...
— Не сегодня, Магне... Четвертый, влево! Давай! Так, теперь тридцать вверх и жарь!
— Кто, кто командует? — непрерывно орал в наушниках Гросс. И еще десятка два голосов недоуменно повторяли тот же вопрос, просто голос комэска был самым громким.
— Кто, кто... Назгул!
И тишина внутри клубка огня, ровным счетом настолько, чтобы всплыла в памяти древняя харизматическая легенда, откуда мальчик из хорошей семьи дернул словцо, не без юмора определяя смысл