хорошо знал: нынешнее Секретное войско представляет собой ошметки от прежнего.
— Все сто-о-о-о-о-п! — услышал он вопль Немо.
Хрясь! — где ж тут лоб уберечь, когда у Кати срабатывает рефлекс: «Тормозить любой ценой!» Очень, кстати, полезный и правильный рефлекс. Дрын-дын-дын! — взвыл бампер «газика».
— Тэйки, ты жива?
— Не дождешься!
— Машина?
В ответ Даня услышал здоровый рев мотора, заводящегося с полпинка.
— Немо?
— Н-не знаю… генерал. Дом справа по борту на два часа. Дистанция — двести два метра. Н-не знаю.
Даня пригляделся к электронной карте. Ничего. Дом как дом. До странности целый, да и все. Бывший пятый по бывшему Слононосовскому проспекту.
— Что ты там видишь?
— Н-не понимаю… — изменившимся голосом ответил Немо. — Опасно. Там очень опасно, и рядом с ним — тоже. Считая улицу и воронку напротив. Прохода нет, генерал.
— Катя, дополнительное освещение…
Вглядываясь в черные амбразуры окон, Даня так и не заметил ничего подозрительного. Но странная интуиция Немо уже не раз отводила от команды крупные неприятности. Не стоит лезть на рожон… Даже тогда, когда самого рожна не видно.
— Всем: сворачиваем направо, проход номер восемь…
Катя, лишних вопросов не задавая, развернула тягач. Остальные, лишних вопросов не задавая, последовали за головной машиной.
Восьмой проход беспорядочно петлял между развалинами, провалами, воронками, остовами сожженных бэтээров и рощицами Синей Ромашки, совершенно безопасной, но имевшей обыкновение, прижившись, за пару лет вымахивать из цветочка полевого в настоящее дерево с корабельную сосну ростом. Наконец, они выехали из каменного хаоса на улицу Вавилова — действительно сохранившую обличие улицы. Когда-то тут были трамвайные рельсы, потом нечто вырвало их, оставив лишь маленький отрезок метров на сто — до поворота на улицу Панферова, от которой вообще ничего не осталось, только пустырь со страшным уровнем радиации. В начале трамвайной стометровки та же чудовищная сила оставила след своеобразного чувства юмора: две стальные полосы были выдраны из мостовой и завязаны кокетливым бантиком. Чуть поодаль стоял Вечный Трамвай. Кто и зачем пустил его в рейс по сражающейся Москве две тысячи сорок первого года? На этот вопрос ни сам Даня, ни кто-либо из его четверки ответить не мог. Да не очень-то и пытались… Ну трамвай совершенно новый, без единой царапины, ну пустой, — а каким ему еще быть? — ну горят там все лампочки и вдобавок фары днем и ночью, ну двери открыты, ну, не берет его ни пуля, ни танковый снаряд, ни единое магическое заклинание из пары дюжин, опробованных разными придурками ради чистого озорства, ну сдвигается он в год примерно на полметра в сторону поворота, ну бегают по нему без конца искорки мощного магического поля… Ну и хрен бы с ним. Есть диковины подиковиннее. А вот соваться внутрь не надо, да и вообще на расстояние вытянутой руки не подходить, чтобы не схлопотать гарантированно смертельный заряд магии, — об этом помнили все четверо.
Только они миновали Вечный Трамвай, как прямо перед ними на сумасшедшей скорости проскочила перекресток громада БРДМ — боевой разведывательно-десантной машины российской сборки.
— Митяй, стало быть, на дело вышел. У него вроде бээрдээм в хозяйстве был… — заметил Даня.
— Точно он, — ответила Катя, прикуривая. — Больше никто раздобыть не смог.
Ожил токер Дани:
— Живи дольше сегодня…
— И ты живи дольше, генерал, — ответил Митяю Даня.
— Все по плану?
— Чего мы все стоим без хорошего плана, Митяй?
Из токера донесся хриплый смех.
— Ну бывай…
Катя промолчала, Немо, конечно, тоже промолчал, зато Тэйки сразу вышла на связь:
— О каком это плане ты тут болтал с Митяем?
— Успокойся. Это он, наверное, какую-то модную фразочку ввернул. Я сам не врубился.
— А-а-а. М-м. — В междометиях Тэйки слышались одновременно разочарование и подозрение, но расспросы продолжать она не пожелала.
Маленькая колонна проехала перекресток, и тут Даня закричал:
— Тормози, етитт! Тормози!
Гэтээс встал как вкопанный. «Бобер» остановился секундой позже.
Р-р-р-бды-щ-щ! — долбанул бампер «газика» в корму «Бобра». Токеры разразились матюками. Катя не выдержала:
— Просто держи дистанцию, Тэйки!
— Да держу я, мать его… Почему стоим?
Генерал пояснил всем:
— М-детектор распознал четыре магических якоря дальше по улице. Я их сейчас вижу на экране так же ясно, как ваши морды через стол с харчами. Свеженькие, аж искрят. Приклеило бы намертво… Приготовьтесь, сейчас явятся их хозяева.
— Ты их видишь, Даня?
— Да вот они, Катя, влево на одиннадцать часов. Восемь шакалов, инфракрасный локатор ясно показывает.
— Так чего ты ждешь?
— Эти дурни сейчас встанут покучнее… Ага, молодцы. Люди. Автоматы. Пулемет. «Плащ Тени». Базука.
Темнота расцвела вспышками автоматной пальбы. Злую автоматную трескотню перекрыл басистый рокот пулемета. Пули зацвиркали по гэтээсовской броне. Катя подумала, до чего же это была хорошая идея — обрядить тягач в легкобронный наряд…
— Всем закрыть глаза, Изумрудная Дымка! — приказал Даня. — Топлю кнопочку.
И никто из команды не увидел, как на боковой подвеске Гэтээса пыхнул бенгальский огонь, и не огонь даже, а легонький огонек, над колонной взлетела маленькая несерьезная штучка, пестрый цилиндрик, больше всего похожий на карнавальную хлопушку, — Катя один раз сказала, она-то видела настоящие карнавальные хлопушки, — на высоте двух человеческих ростов штучка пыхнула еще разок, и по всей улице разлилось легкое зеленоватое сияние. Оно продержалось не более десяти секунд, а затем цилиндрик растаял в веселом фейерверке.
— Можете отпереть глаза. Трогай, Катя, мимо якорей — вот так и так.
Когда колонна проезжала мимо кучки нападающих, они ползали, выли, бились в истерике, пытались выдирать себе глаза, чтобы хоть так унять вспыхнувшую в них боль. По лицам текли слезы.
— Москва слезам не верит… — хладнокровно прокомментировал Даня. — Кажется, так говорили бояре Леонида Брежнева.
— Эх ты! Чему я вас только учила!
— Что, бояре были у Владимира Ленина?
Катя кисло улыбнулась:
— Я тебе потом объясню. Завтра. Долгий это разговор. Лучше скажи, думаешь, залетная команда? Гости дорогие?
— Да никакая это не команда, Катя. От команды мы бы просто так не ушли. Команда это значит — серьезные люди.
— Тогда — кто?
— Это сельские бродяги, отребье. На фермах работать не хотят, в Секретное войско не идут, сами нормальную жизнь наладить не могут. Вот и пришли в город, думают, тут кренделя на каждом столбе развешаны, а у лохов полна мошна консервных банок… Не знают или знать не хотят, что в городах давно
