вряд ли дотащу Ивана до венца, а если даже это чудо случится, до конца своих дней обломка просто не доволоку. Надорвусь и помру от удивления.
Акриотерм встретил нас благостной утренней тишиной, лишь станционный смотритель весело дребезжал колоколом. Сошли только мы, весь остальной состав в эту предрассветную пору видел десятый сон. Станция «Акриотерм» – это крошечный павильон, на треть высоты сложенный из местного камня и на две трети до самой покатой крыши – из лиственницы. Внутреннее убранство роскошью не блистало – несколько скамей вдоль стен, расписание движения на всех приметных местах, а крошечное бюро за стеклянной перегородкой в углу являло собой одновременно билетную кассу, кабинет начальника станции и вахтенную будку станционного смотрителя. Все три должности совмещал в своем пухлом, усатом лице веселый одноименный, что следом за нами прошел в здание вокзала и внес с собой бронзовый колокол.
– Только оставь висеть, – поделился с нами толстяк. – Мальчишки тут же зачнут трезвонить, да так, что небесам жарко станет! И заводилой у них знаете кто?
– Не знаем, – хором ответили мы.
– Мой собственный балбес, вложи ему Фанес всеблагой хоть немного разума в упрямую голову!
– Быть ему начальником станции! – глубокомысленно изрек Огано.
– Дай-то бог! Надолго к нам?
– Как получится, – Иван весь подобрался и напрягся, но внешне это выглядело как раздумчивая медлительность. – Может быть, надолго… а может быть, и нет.
– Никак родня тут? Смотреть-то особо не на что.
– Нас привели дела чрезвычайной важности, – многозначительно изрек Иван и приложил палец к губам.
Станционный смотритель, он же начальник и билетер, понимающе умолк и сделал страшные глаза – дескать, государственную тайну блюдем по мере сил. Иван горьким вздохом поддержал игру – мол, такова жизнь и спросил о постое. Толстяк, загибая пальцы, перечислил нам три с половиной отеля, годные к приему высоких гостей: «Синяя птица», «У матушки Ойль», «Старая башня» и полдома старика Просто, которому просто скучно одному в большом доме (милая бумага, извини за каламбур).
Мы переглянулись и, не сговариваясь, в один голос огласили наше решение: полдома старика Просто, которому просто скучно одному в большом доме. Начальник станции проявил любезность, столь же примечательную, как его усы, больше похожие на кисточки для покраски – обстоятельно разъяснил, как добраться до конного экипажа, ждущего пассажиров на привокзальной площади.
Выйдя из станционного здания, мы сели в единственный конный экипаж, и разбитая, скрипучая коляска покатила по городку. Наверное, чтобы добраться из конца в конец, хватило бы десяти минут ленивой рыси. Пока ехали, как водится, глазели во все стороны. Огано когда-то бывал здесь, поэтому местность узнавал и удовлетворенно кивал. Иван оглядывался с видом человека, который видит все первый раз. Я здесь также не бывала, и надо сказать, милая бумага, тихие городки с их несуетным бытом и своим особенным течением времени нравятся мне все больше и больше. С удовольствием осела бы здесь на годик-другой. Хочу замуж! За обломка!
– Есть кто-нибудь? – сложив ладони рупором, закричал Огано в глубину двора, стоило возчику ссадить нас у пункта назначения.
Милая бумага, признаюсь, все мы находились во власти обыденного мышления. При словах станционного смотрителя «дом старика Просто» нам представилась добротная, но вместе с тем простецкая постройка необъятных размеров, а сам старик – замшелой полуразвалиной, доживающей свой век в сени огромного дома. Но стоило возчику весело крикнуть: «Тпру, милая! Приехали, господа хорошие!», удивление мягко, но решительно взяло нас в свои руки. Вместо традиционного сельского дома с двускатной крышей нашему взору предстал серо-голубой прямоугольник с огромными окнами по фасаду. Просто прямоугольник, с огромными окнами от пола до потолка, но честное слово, милая бумага, такого я никогда не видела. Так не строили нигде, ни в Гелиополисе, ни в Пантеонии, и на мгновение мне показалось, что я одним глазком заглянула в какой-то невероятный мир, вывернутый против нашего наизнанку. Все поплыло перед глазами, заколыхалось, как на жаре, исказилось, принимая причудливые очертания, и в наш мир через прореху заглянуло будущее. Подмигнуло сквозь большие окна странного дома, оглушило и исчезло, оставив после себя непонятное ощущение – вот стоишь ты и саму себя не чувствуешь, будто со стороны наблюдаешь
– Как не быть! Хозяева дома! – донесся из глубины двора скрипучий, но звонкий и ясный голос.
Из-за хозяйственной пристройки, такой же изящно прямоугольной, как дом, вышел человек, вовсе не похожий на старика – невысокий, сухощавый, загорелый, седой, с живыми черными глазами и чрезвычайно подвижным лицом. Он непрерывно морщил нос, щурил глаза и двигал ушами – как будто что-то жевал. Не будь части лица связаны воедино кожей и сухожилиями, как пить дать, разбежались бы в разные стороны. В руках у него был рубанок, а на шее висела мерная плотницкая лента.
– Вы хозяин? Эв Просто?
– На постой? Милости прошу! Калитка левее, не заперто.
Мы гуськом прошли в калитку и нерешительно остановились посередине двора. Старик Просто тем временем снял с себя фартук, многочисленные карманы которого оказались полны плотницкого инструмента, вытряхнул древесную стружку из волос и, церемонно поклонившись, представился:
– Просто. Просто Просто. В смысле, не усложняйте. Надеюсь, вам понравится. Надолго?
– Как получится, – заученно ответил Иван.
Милая бумага, столько света в домах не бывает! Спокон веку солнце катится по небу с востока на запад, и надо же было такому случиться, что дом старика Просто с его полупрозрачным потолком оказался вытянутым также с востока на запад! Солнце вообще не покидало дом, лиясь внутрь сверху и с боков, и его небесный путь от рассвета до заката проходил в точности над линией длинного потолочного окна. Все это нам поведал сам Просто.
– Не-ет, деточка, так нигде не строят. Пока не строят, – горделиво хвастал старик за столом. – Но будут! Может быть.
Иван и Огано молча кивали, оглядывая гостиную. Сказать по чести, милая бумага, в себя мы так и не пришли. То, что ждало внутри, окончательно нас ошеломило. К такому мы оказались просто не готовы. Светлые, затопленные солнцем комнаты, казалось, были полны воздуха, огромные, от пола до потолка створчатые окна не отгораживали от улицы, а наоборот, впускали ее внутрь. Взгляду открылись холмы вдалеке, легкие облачка над линией горизонта и безудержно синее небо со всех сторон. Да и мебель здесь была донельзя странная, если не сказать сильнее. Никаких тебе привычных горок, сервантов и шкафов. Все квадратное, под стать дому, незамысловатое и удивительно простое. Квадратные стулья, прямоугольный стол, угловатый диван, обтянутый белой кожей, беленые стены без единого цветного пятна. И первое, что я произнесла помимо своей воли: «Фанес всеблагой, я хочу такой дом!»
– Удивлены?
– Не то слово, – за всех ответил Иван.
– Ко мне часто приезжают из столицы! – просияв, сообщил старик. – В прошлом году почтил визитом его превосходительство ректор имперской архитектурной Академии, полгода назад – его превосходительство Главный архитектор империи, о коллегах и не говорю!
– Так это вы построили сами?
– Я! Проект мой до последнего гвоздика!
