возможностью управлять, император является символом империи.
О символах. Герб правящего дома выполняется в двух вариантах: шитье и накладной барельеф. Герб представляет из себя щит, разделенный надвое вертикальной линией; на правой половине изображен человек, на левой – лев, и обоих венчает одна корона. Шитье для штандартов, флагов и вымпелов регламентом предписывается исполнять в следующем колере: та половина щита, на которой изображен человек, вышивается золотой нитью, человек – серебряной; половина щита, на которой изображен лев, вышивается серебряной нитью, лев – золотой. Корона шьется красной шелковой нитью. Барельефы в покоях дворца исполняются из золота, серебра и прозрачного красного кварца, во всех остальных местах – из латуни, олова и красного кварцита.
Власть императора ограничена Конституцией. При императоре состоит особый орган, с некоторыми совещательно-законодательными функциями. В него входят главы Канцелярий и Коллегий, наиболее знатные дворяне и представители негоциантского и промышленного сословий. Решения парламента имеют обязательную силу к исполнению лишь по ограниченному кругу вопросов. Напомним, власть императора не абсолютна, однако и не номинальна. Перечень сфер деятельности парламента весьма узок, но при этом сии области чрезвычайно важны. Делается это из прагматических соображений – волюнтаризм в вопросах добычи золота, драгоценных камней и печатания бумажных денег чрезвычайно дорого обходится. Прошли времена абсолютной бесконтрольности, кроме того, накоплен изрядный опыт в этих сферах.
Торговое и промышленное сословия поднялись достаточно высоко, в их руках сосредоточена немалая сила. Знать с известным высокомерием поглядывает на буржуа, но тем и дела нет. Рубежом, как и везде, являются привилегии дворянства, понятные и логичные во времена старых эвпатридов и совершенно нелепые и несправедливые теперь. Хотя буржуа нашли свое решение проблемы, и сейчас впору говорить о появлении сословных привилегий особого рода. Негоцианты и промышленники, не моргнув глазом, покупают титулы вместе с поместьями; звания и должности вместе с гербами; привилегии вместе с дочерьми дворян. В этом и состоит названная привилегия особого рода – финансовая, при которой человеку свыше дается некое право, которого лишены остальные. Неизвестно, как дело с привилегиями пойдет дальше, ибо на текущий момент оно замерло на месте.
В ведении парламента состоят также вопросы бюджета и обложения налогами. Коллегии подотчетны только императору, причем кандидатуру главы канцелярии финансов и налогообложения басилевсу представляет парламент.
Исполнение указов и распоряжений Коллегий осуществляется многочисленной армией чиновников. Всякий чиновник сочтен и помещен в особую нишу на служебной лестнице. Взбираясь на ступеньку повыше, чиновник получает следующую должность, следующее звание и соответствующее жалованье. Ничего нового – внутри Пределов, как везде. Чиновный люд представляется многоголовой гидрой, которая размножается почкованием, и счастье, что на самом верху находятся люди, патологически не терпящие чиновничества. Крупные промышленники, буржуа и дворянство время от времени прореживают головы «гидры», ибо змея начинает кусать руку, ее кормящую. Но уничтожить ее вовсе нельзя; вся беда в том, что таково любое современное общество. Чиновничество – это своеобразная цепь велосипеда, соединяющая педали, а стало быть, самого велосипедиста с колесами.
ВЫДРА
Отвыкла Женщина быть куртизанкой даже!
«Какой печальный фарс!» – с усмешкой горькой скажет
Мир, помнящий богинь святые имена…
…О если бы вернуть былые времена!
В ворота громко колотили. Били азартно, со вкусом, и уже чуть ли не башмаками. Александр Планид, привратник гелиополисского храма Цапли, одним глотком допил кофе и поморщился. Будьте нате – обварил нёбо. Он в сердцах пожелал пришельцу весь год завтракать примерно так же: наспех, обжигаясь, имея под дверью очередь из нежданных, зато предельно нетерпеливых гостей. Александр потрогал языком онемевшую плоть и добавил вполголоса:
– Да и следующий тоже!
«Бум! Бум! Бум!» – отозвались ворота. – «Бам-м-м!!!»
– Экий заноза! – Александр отставил кофейную чашку, неспешно поднялся из-за стола и бросил взгляд в угол на тяжелый дубовый костыль. В его хозяйстве костыль являлся вещью не только полезной, но подчас незаменимой. Храм Цапли привлекал разных людей. Посетитель посетителю рознь, иногда попадались такие молодцы-удальцы, что пробовали буянить, если что-то не по ним. Большинству бывало достаточно просто взглянуть на Александра, чтобы образумиться, но иного приходилось и взгреть легонько. Весьма полезная процедура, между прочим. Вытянешь ретивца разок по хребту – и здорово живем: шелковый делается.
Александр задумчиво почесал подбородок. В ворота опять заколотили. «Решено, возьму», – недобро подумал он, подхватывая костыль.
Столь ранних посетителей он не просто недолюбливал – на дух не выносил. Едва успело солнце подняться, а какой-то сластолюбец уже на взводе и ломится в ворота. Штырь у него, понятно, морковкой и гонору по самые брови. Планид обругал нетерпеливого пришельца «горговым хвостом». Под нос, разумеется. Правила он соблюдал строго. Гость, пока на него не покажет мизинцем левой руки Цапля, священен. И вообще, мужчина в храм – Фанес в храм.
Ага, Фанес, как бы не так! Вакх, не иначе. Сатир.
«Приспичило же ему, – размышлял Планид, колдуя с запорами. – Ведь пешком, надо думать, топал! Ни шума двигателя, ни стука копыт слышно не было. А до города-то – пять верст с гаком. Что же получается? Что выбрался блудострастец еще затемно. Только для того, чтобы похоть унять?»
Вряд ли – понял вдруг Планид. Привело его, стало быть, дело безотлагательное. О-хо-хо, не к добру такая спешка. Привратник загрустил и вдругорядь обругал пришельца. На сей раз «горговым пометом».
Когда же он увидел посетителя, закручинился по-настоящему.
То, что перед ним обломок, Планид понял с первого взгляда.
Пришедший был высок ростом, с тяжелыми покатыми плечами и необыкновенным, пожалуй, в какой-то степени даже страшноватым лицом. А уж глаза… Холодные, глубокие. И скрытое до поры полыхание в глубине зрачков. Точно пламя за запертой дверцей топки. В них не было того смешения обреченности и смертной тоски с яростью, как у подавляющего большинства обломков. Только предупреждение: за мной – сила; берегись! Планиду совершенно некстати подумалось, что в наружности обломка есть что-то от крупного хищника, чудовищно опасного, но сейчас сытого, а потому спокойного. Или от атамана разбойничьей шайки, объявившего себя истинным императором и поднявшего волну грандиозного мятежа. Предводителя, беспощадного к себе, соратникам и врагам, но только что принявшего доклад о первой великолепной победе, потому щедрого на милости и великодушного к побежденным.
Впрочем, привратник недолго занимался упражнениями в области метафор. Заметив, что изнутри на него смотрят, обломок загрохотал вдвое энергичней:
– Эй, засоня Ермолай, ну-ка, живо отпирай!
«Языкастый», – сердито подумал Александр. Из самого привратника слово можно было вытянуть с немалым трудом и исключительно по необходимости. Да и с кем тут поговоришь, с Цаплями? Ох, не приведи Фанес, вскружит голову – пиши пропал! Потому всех многословных людей он искренне считал болтунами.
Он приоткрыл малую дверцу в воротах на ширину ладони. Буркнул: