У генерала Стюарта — Мэрилендского, не путать со знаменитым Джебом — рука устала махать встречающим горожанам. Не от того, что путь устилают розами восторженные толпы, хотя встреча куда как теплей, чем в прошлом году. Просто напомнила о себе рана, целый год не желавшая заживать… Из плеча словно нитки дергают.
И все-таки он снова шагает по родной земле, а женщины ищут сыновей, мужей и братьев в поредевших рядах бригады. А не найдя — плачут или смеются на груди кузенов, свояков… просто соседей.
— Он жив, мэм. Просто в дальнем разъезде.
— Он жив. А рана — ерунда. Сущая царапина. Сейчас, наверное, все дамы Ричмонда борются за внимание вашего сына.
Но бывает и третий ответ. В строю много пустых мест. Год без отечества. Год без подкреплений. Но теперь четыре мэрилендских полка Конфедерации больше не сироты. Они входят в Балтимор первыми. И это лучшая гарантия того, что не будет ни грабежей, ни насилий. Пусть все видят — мы ничего не завоевали. Мы просто вернулись. Туда, откуда сбежал купленный конгресс, — в этом городе они голосовать против сецессии не рискнули бы. Потому собрались во Франклине… и чего стоит такое голосование? Здесь же камнями и дубинами пытались остановить ряды в синем. Здесь арестован мэр, а на новых выборах голосовали наведенные на город пушки генерала Батлера. Здесь поднимались на воздух мосты, отсюда бежали мужчины — за Потомак, на Юг. Четыре полка, шесть батарей — и это хорошие полки и батареи. Жаль, что за год они поредели.
Два месяца назад сапоги были у каждого третьего, а офицеров от солдат можно было отличить разве по количеству заплат на мундирах. Но по дороге встретилось столько складов… Теперь они — женихи. Северяне были столь запасливы, что нашелся даже серый краситель.
Гремят по булыжникам башмаки луизианских зуавов. «Тигры!» За этими глаз да глаз. С них станется сжечь город ради одной репутации головорезов. В свое время они охотно теряли зубы в схватках с виргинскими артиллеристами ради ученой собаки… Вот, кстати, и пес: бодро бежит рядом со строем. Да еще штуки успевает выделывать.
— Чирик, какой сейчас настрой у мистера Линкольна?
Пес пригибает голову к земле и принимается потешно ковылять на трех лапах, пытаясь четвертой — раненной в перестрелке — закрыть глаза в притворном ужасе. Да еще и подвывает тоскливо.
— А у Джеффа Дэвиса?
Собаку словно подменили. Чирик вытянулся кверху втрое и потрусил рядом с хозяевами на выпрямленных лапах, задрав голову, как волк к Луне.
— А у Дика Тэйлора?
Пес стал обычной собакой, но принялся суетиться, то забегая вперед, то отставая, да еще и полаивая на солдат. Все верно, командир бригады наверняка замотался, подгоняя усталых людей.
— Генерал, вас просили за ними присматривать, так?
Скажи «да», так пристрелят. Не вынимая пистолета, через мундир. Скажи «нет» — не поверят, да еще и трусом сочтут.
— Да.
— Тогда вам повезло. Сегодня у нас ранцы полные. Но вот через недельку — смотри не смотри — наверстаем!
А мимо грохочут пушки и зарядные ящики виргинской артиллерии.
Мы идем по Балтимору! Но мэрилендская бригада немного задержится. У трети здесь дом. Ноги сами несут к Монро-стрит… Увы, добраться до родного перекрестка — не судьба. Вот волокут человека. Уже и веревка… даже и намылена! В чем дело? Вербовщик? Аболиционист? Прилаживался у окна с мушкетом?
— Он собирался взорвать верфи!
Короткое раздумье.
— Вы уроженец этого штата?
— Да. И я голосовал за республиканцев. Правительство в Вашингтоне — мое правительство, а вы — мятежники.
— Неважно, кто мы. Но вы родились здесь, и вы готовили взрыв еще до того, как мы пришли — по приказу вашего правительства. Значит, вы не шпион. Вы исполняли свой долг, как солдат. Знаете, что мистер Линкольн сделал с прежним мэром этого города? Тем, который пытался взорвать мосты, чтобы по ним синепузые не прошли на Юг?
— Посадил в тюрьму. Потом отпустил.
— Поэтому я не могу отнестись к вам мягче. Тем более, многие камеры скоро освободятся. Считайте себя военнопленным… Эй, уберите веревку! Мы пришли сюда защищать людей, а не вешать!
А по улицам города идут, сменяя друг друга, виргинцы, луизианцы, техасцы, каролинцы… Город рад, и почти над каждым домом реют флаги с косыми крестами. Но вот над этим — на маленьком балкончике — звезды и полосы.
На пороге — девушка. Некрасивое от злости лицо.
— Ну и что вы сделаете, проклятые рабовладельцы?
Могли бы многое. Но это — Мэриленд. Его Мэриленд!
— Как что? Да снимем шляпу перед дамой, вышедшей нас поприветствовать! Ребята, ура балтиморским леди!
Шляпы и кепи взлетают над головами — вперемешку с комплиментами, увы, не всегда приличными. Девчонка покраснела, спрятала лицо в руках… исчезла в доме. И вот над балкончиком нет никакого флага, а личико — смеющееся — разом похорошело.
— Беда, вашего флага у меня нет! А жаль!
— Это ничего. И спасибо, леди, что убрали федеральную гадость.
Войска идут. Сквозь город, за город. Рыть окопы. Рано или поздно федеральная армия оправится от поражения. Они всегда встают на ноги. Особенно теперь, когда у команды — старый знакомый, Макклеллан, «молодой Наполеон». Единственный полководец, ухитрившийся всерьез огорчить генерала Ли. Прихватил массу Роберта во фланг… да сам чуть без зубов не остался. Если Макклеллан — Наполеон, так Ли… нет, не Веллингтон. С англичанами теперь война. Но, по слухам, в Чарлстон явилась русская эскадра. Говорят, блокаду они не «прорвали», а просто уничтожили к чертям. Правда, сами тоже не в лучшей форме. Недаром Седой Лис показывал телеграмму: «Оборудование и материалы с верфей демонтировать и направить в Чарлстон. Дэвис, Мэллори». Так что пусть будет этот, как его… Kutuzoff. Во всяком случае, он, Стюарт, готов пожертвовать Ричмондом. И даже Балтимором. За победу и мир.
Интермедия
Письмо
«САСШ, Федеральный округ Колумбия, Вашингтон, Белый дом, Его Высокопревосходительству, Президенту Соединенных Штатов Америки Аврааму Линкольну.
Ваше высокопревосходительство! Сознавая, что это письмо является не вполне уместным обращением через голову лиц, поставленных надо мной волей моих сограждан, считаю своим долгом донести до Вашего сведения, что качество военных припасов на складах города Франклин не выдерживает никакой критики. Я не говорю о том, что у башмаков лишь два размера — на медведя гризли и на комара. Это совершенно не важно, поскольку после недели марша у них расползаются подошвы. Не отваливаются — тогда их можно было бы подвязать, тут мы большие мастаки, а расползаются, мистер Линкольн!
Шинели и одеяла только кажутся таковыми — до первого дождя. Ткань склеена из обрезков… мы понимаем, что солдату не следует рассчитывать на многое, но уж на водостойкий клейстер, чтоб сцепить обрезки, мы могли бы надеяться!
Я как кавалерист не могу сдержать возмущения и по поводу качества обнаруженных на складах седел.
