— Но татары… — попытался возразить Золотаренко.
— И их из отдельных деревень потом расселим! — пообещал Аркадий, сам не веря в разумность и возможность такого действа. Но уж разделять город на национальные кварталы было просто опасно. Именно в таких местах компактного проживания представителей одного народа и заводятся мафиозные группировки. Да и неудобно было бы ему самому заботиться о мастерах других национальностей. Пока нельзя сказать, что густым потоком, скорее — тонкой струйкой, они уже прибывали из разорённой войной Европы. Немцы, чехи, венгры… из Османской империи бежали болгары, греки, сербы…
'Дьявольщина! Греческий квартал здесь уже есть, ещё с турецких времён остался. Надо будет поговорить с Калуженином. Наверное, и черкесы, и беглецы с Балкан уже пытаются сбиться в кучки. А позволять это им нельзя. Но эти-то наглецы какие! Ведь на рабском положении находятся, а пришли права качать!'
Конечно, умные люди не качали права, а весьма вежливо и осторожно просили. Но мог же попаданец поосновательнее оправдаться перед собственной совестью? В общем, в этот раз стороны расстались взаимно неудовлетворённые прошедшими переговорами. Появилось у Аркадия желание послать их подальше, с детализацией маршрута… однако все трое делегатов весьма активно с ним сотрудничали, и обижать пришедших было, прежде всего, не в его интересах. Ну, привыкли люди жить среди своих — тогда все так жили.
'Ничего, привыкли видеть вокруг только евреев? Поживут среди людей других национальностей, обвыкнутся, авось даже и подружатся и с неевреями. Вон, в СССР, пока жили все вперемешку, и национальной розни в городах было немного, а как только позволили приезжим качать права, тут проблемы, как из дырявого мешка, посыпались. Нам таких неприятностей не надо!'
Покрутив в голове предложения для совета атаманов о недопущении образования национальных районов в казацких городах, он сам засомневался в осуществимости подобной программы. Указаний, где им можно жить, а где нет, вольнолюбивые донцы или запорожцы не потерпят. И атаманы по такому вопросу свой до зубов вооружённый электорат злить не захотят.
'Вот и получается, что единственной обиженной группой населения будут мои подопечные. И назад уже не сдашь, тогда мигом на шею заберутся и ноги свесят, ещё и благодарить заставят, что шпоры не напялили. Н-да… но, с другой стороны, мне самому для работы удобнее, чтоб жили все мои подопечные невдалеке. И кто я после этого?'
Посомневавшись и покомплексовав, пошёл в комнатёнку, выделенную для работы с часами. Авигдор, уже переодетый в рабочую одежду, сидел на своём месте и вымеривал что-то в механизме. Аркадий решил сделать вид, что ничего такого этакого не произошло, сел на соседнюю табуретку. Мягкая мебель была пока, скорее, в мечтах, чем в проекте.
'Пока появятся подходящие пружины для мебели, всю задницу об проклятые лавки сотру! Или геморрой себе насижу. Ох, тяжела ты участь попаданцева…'
Ювелир выглядел огорчённым (хотя Аркадий не сомневался, что легко мог смотреться весёлым и бодрым), но вновь поднимать тему недопущения поселения неевреев рядом с евреями не стал. Сосредоточенно работал. Молча.
— Как думаешь, сможем через несколько лет что-то подобное сделать? — нарушил безмолвие Аркадий.
Авигдор осторожно отложил вынутый из корпуса механизм часов и лупу, в которую его рассматривал. Сжав губы в ниточку, посмотрел на часы уже без усиления зрения оптикой и тяжело вздохнул.
— Это только Создателю ведомо. Ясно, что таких маленьких и сложных нам и через десять лет не сделать. Детали-то в них из стали?
— Думаю, да, из стали, причём неплохой, иначе слишком быстро начали бы врать.
— А пружина совсем уж из особой стали? Я за свою жизнь ничего подобного не видел.
— Насчёт очень уж особой… не знаю, но что из другой, пружинной — точно. Так в колесцовых замках тоже ведь пружинная сталь применяется!
Собеседник посмотрел на попаданца как на идиота. Тому даже неудобно стало, будто на торжественном мероприятии громко воздух испортил.
— Эх, молодость, молодость… да между ними разница, как между деревенской халупой и хоральной синагогой!
— Да работаем мы над получением похожей стали! Сам ведь знаешь! И кое-что уже начало получаться, хотя, конечно…
— Вот-вот, конечно, для колесцовых замков то, что вы сотворили, хорошо пойдёт. Ты только присмотри, чтоб ребята не увлеклись. Эти новые ваши пружины с руками казаки отрывают, и на продажу в Москву она хорошо пойдёт, а то ведь работу над такой пружиной забросить могут.
— Не забросят. Сейчас уже сталь для неё плавят в тиглях только подмастерья. И пружины мастерят тоже подмастерья и ученики, правда, другие. Небольшой дополнительный доход нам всем не помешает.
— Насколько я знаю Ицхака, доход у вас будет не такой уж небольшой. Скорее совсем немаленький.
— Твои слова да богу б в уши. А мастера под моим присмотром работают над получением более упругой и гибкой стали. А как с механизмом, уверен, что разобрался?
— Да, конечно, таки разобрался. Да мне в жизни приходилось видеть механизмы и посложнее. Правда, размеры у них были совсем другие.
— Башенные часы? — улыбнулся Аркадий.
— Да, таки они. А здесь ведь некоторые детали меньше макового зерна! Не понимаю, как человеческими руками такое сделать и собрать можно?!!
— Можно, можно. Хотя эти часы действительно изготавливались и собирались не человеческими руками… — пробормотал себе под нос Аркадий, раздумывая о возможности сооружения в этой комнатке маленького токарного станка на ножном приводе и рассматривая при этом механизм 'Омеги'. Вроде бы он должен был вписаться. Подняв голову, незадачливый колдун обнаружил собеседника сильно побледневшим и хватающим воздух, как рыба на берегу. — Что с тобой, тебе плохо? Аптекаря позвать?
— К… к… как, нечеловеческими руками? — выдавил, наконец, явно сильно перепугавшийся ювелир. — А… к… какими?
'Вот уж точно — чёрт за язык дёрнул! А у человека и так со здоровьем не всё в порядке. Однако придётся выкручиваться'.
— Да никакими. Не руками они сделаны и собраны, а ещё более сложными механизмами.
Быстрый и неожиданный ответ произвёл живительное действие на мастера. Уж что-что, а правдивость или лживость собеседника он различал безошибочно. Москаль-чародей говорил искренне, наверняка правду, хоть и звучала она весьма странно. Кровь стала возвращаться в голову, сердце постепенно унимало бешеный темп, взятый с перепугу, зато мозги заработали с предельной нагрузкой. Всё ещё держась рукой за сердце, Авигдор впился взглядом в собеседника.
— Как, более сложные? Да и как механизмы могут сами собирать другие механизмы?!
Кляня свой дурной язык и нечистую силу, что его подтолкнула к неосторожному признанию, Аркадий сообразил, что надо отвечать.
— О том, что во многих знаниях — многие печали, слышать доводилось?
Медленно приходящий в себя ювелир даже улыбнулся.
— Да, приходилось, представь себе.
— Так вот, думаю, ты знаешь, что бывают знания, сильно сокращающие жизнь. Не дай бог узнаешь нечто, и можно готовиться к похоронам. Собственным.
Улыбка на лице мастера исчезла, будто её стёрли. Знал, конечно, он о существовании тайн, к которым лучше не прикасаться. И опять сразу поверил собеседнику. Уж очень странной личностью тот был. А уж если прислушиваться к слухам, ходящим о нём и его друзьях… Поэтому отвечать Авигдор не стал, а кивнул и выжидательно посмотрел в глаза Москаля-чародея, знаменитого характерника.
— Поэтому будем считать, что этой беседы не было. Потому как если она выйдет наружу, за стены этой комнаты, хуже станет не мне. Ты знаешь, я тебя уважаю, зла не желаю, но сейчас мы коснулись темы запретной и смертельно опасной. Будем считать, что не касались. Согласен?
