шкафу.
— Это свинство, когда красивой девушке нечего надеть! — сказала она капризно. — Может, мне пойти прямо так? Кто-нибудь меня пожалеет и купит что-нибудь красивое.
— А что ты сейчас рекламируешь? — спросила Настя. — Будто не знаешь? — фыркнула Алиса. — Самое лучшее на свете мыло, от которого на заднице появляются прыщи. Бултыхаюсь целый день в ванне как дура.
Настя усмехнулась. Они с Алисой работали в разных амплуа. Алису с ее великолепной кожей и роскошной фигурой использовали там, где нужно было раздеваться. Настюже в основном приглашали на крупные портретные съемки, где требовалось выразительное красивое лицо в русском стиле. Обнаженной Настю почти не снимали, считая ее слишком угловатой.
— Ну и парочка мы с тобой, — смеялась иногда Алиса. — Друг другу конкуренции не составим: я тело продаю, а ты рожу!
Внешность у них была разная, и мужчин они привлекали разных. Раза три в неделю Алиса непременно говорила, словноподсчитывала трофеи: «Сегодня опять налипли два армяшки, один папочка на «Кадиллаке» и студент. Хоть мелочь, а приятно».
Мужчины же, подходившие к Насте, были совсем иного рода. То скользкие типы из породы охотников за свежатин-коп, го спившиеся режиссеры, то поэты с перхотью в есенинских кудрях, то аспиранты с влажными руками. А в прошлом году в метро к ней подошел не совсем трезвый парень с разбитым в кровь лицом и пригрозил, что убьет себя, если она не пойдет с ним. Настя в ужасе выскочила на первой же станции, он погнался за ней и у эскалатора сцепился с двумя милиционерами, которые били его дубинками по ногам и голове.
И это при том, что Настя старалась не одеваться броско, носила все длинное, даже одно время купила себе очки с простыми стеклами, надеясь, что это поможет, но все равно неприкаянные ухажеры загадочным образом отыскивали ее и липли как мухи на мед.
Впрочем, были среди ее поклонников и вполне приличные. Так, например, один иностранец- компьютерщик целый месяц присылал букеты роз и ходил за ней как собачка. А потом уехал и прислал ей фотографию трехэтажного дома с колоннами и лужайкой и написал, что это его родовое имение. Настя показала фотографию Алисе, а та в ответ посоветовала послать снимок Спасской башни Московского Кремля и написать, что это дача ее бабушки. «Пусть знает наших, тоже не в рукав сморкаемся!» — добавила она.
— Смотри, опоздаешь, — сказала Настя, наблюдая, как Алиса безуспешно роется в шкафу.
— Подождут — невелика важность. Мыльные пузыри попускают, — раздраженно выдавила Алиса, вытряхивая все из шкафа на кровать.
— Потеряла что-то?
— Желтое платье! Не помню, куда его засунула. Пока не найду — не уйду!
Пес спрыгнул с кровати, отправился в ванную и вернулся с желтым платьем в зубах. Увидев это, Алиса едва не осела на пол.
— Вот умная псина, и как догадался! — поразилась она. Дворняга благодарно завиляла хвостом.
— Хорошее время лето: ни чулок, ни свитеров. И живут же люди в теплых странах — трусы надел, чтобы муравьи не заползали, и смотри, чтоб кокосовый орех на голову не свалился, — бормотала Алиса, натягивая через голову платье и оправляя его перед зеркалом.
Оставшись вдвоем с псом, Настя присела с ним рядом на корточки.
— Ну и откуда ты взялся? — спросила она.
Бнург сам до конца не понял, что заставило его взять под покровительство не слишком удачный фантом своей правнучки. Может, сказалась сущность его собачьей формы — потребность в хозяине? Хотя вряд ли, самостоятельности Бнургу было не занимать.
В прошлую их встречу, когда он пытался через Настю связаться с Лирдой, девушка показалась ему милой, хотя и не очень сообразительной. И потом, когда майстрюк открыл на нее охоту, Бнургу захотелось ей помочь. К этому подтолкнула его и искренняя жалость к девушке, и мысль, что чем дольше майстрюк провозится с фантомом, тем больше будет у Лирды и Грзенка времени на поиски Великого Нечто. Бнург долго наблюдал за Настенькой, прежде чем появиться.
Он оценил несомненную интуицию фантома, когда в переходе Настенька вдруг напряглась, ощутив близость майстрюка. В который раз Бнург убедился, что фантомы испытывают страх, любовь или тоску точно так же, как существа естественные. Он подумал, что в том, чтобы подставлять майстрюку вместо себя фантомы, есть что-то дурное. Фантом вторичен, его легко сделать из горстки подсобных элементов, но это не значит, что создавший его перестает быть ответственным за свое творение.
Совсем недавно, размышляя, почему фантомы часто совершают поступки, непредсказуемые для их создателей, Бнург сделал неожиданное открытие: у фантомов есть душа, вполне развитая, со множеством индивидуальных черт и проявлений. И откуда берется эта душа — неизвестно. Ведь творя фантом, мрыги программируют только его материю и основные рефлексы, создавая простейшую самоходную бомбу.
А душа фантома для них полные потемки — откуда она берется, кто одухотворяет эти биологические болванки, кто дает им тонкие нюансы чувств, мыслей и переживаний? И если допустить, что у фантома есть душа, неизвестно кем данная, то они ли, мрыги, создают фантома? Не Великое ли Нечто по своему произволу наделяет фантома душой, а им отводит лишь второстепенные роли, как если бы они лишь делали кукол, а управлял их куклами уже кто-то другой?
Бнург разлегся на горячем паркете, там, где солнце, пробиваясь в окно номера, вычерчивало на полу квадрат, и зевнул. Шерсть быстро высыхала. Его клонило в сон.
Но сейчас спать было нельзя: в любую минуту могла последовать новая атака. Пес каждой своей клеточкой ощущал, что над гостиницей кружит разведочный шар. Он был только один, других Бнург пока не замечал, скорее всего они уже трансформировались и находились где-то поблизости, приняв форму самых привычных предметов.
Неожиданно пронзительно зазвонил телефон. Пес пристально уставился на аппарат. Нет, кажется, с ним все нормально. Настенька сняла трубку.
— Привет, мясо, это Эдик! Твоя подружка ушла? Ты одна?
— Да, одна, — машинально ответила Настенька, посмотрев на собаку.
— Я в студии, немедленно приезжай! — велел Эдик. — Нужно доснять материал.
— Сейчас? — удивилась девушка.
— Я взял студию до вечера. Все, что мы отсняли утром, — никуда не годная дрянь.
— Но я собиралась отдохнуть…
— В самом деле? Хочешь потерять работу? Я найду для джинсов более подходящую подставку, чем твои тощие ноги! — В голосе Эдика появились истеричные нотки.
Настя уже готова была сказать, что выезжает, но тут увидела, как шерсть на спине у дворняги начинает подниматься дыбом, как тогда на бульваре.
— Тебя ждать или нет? — Телефон выплюнул очередную партию истеричных звуков.
— Хорошо, Эдик, я приеду, не волнуйся… — пообещала Настя. — Да, кстати, ты же собирался вести детей на теннис. Они не опоздают?
Настя сама толком не поняла, что заставило ее сморозить явную чушь.
Эдик на мгновение задумался.
— Их жена отведет… — сказал он.
— Вы… выезжаю. — Прижав трубку к груди, Настя с ужасом посмотрела на собаку.
Эдик ей солгал. «Жену», или, точнее, мужа, Эдика звали Гришей, он весил сто килограммов, носил на среднем пальце кольцос черепом и был ревнив настолько, что Эдик вечно ходилс синяками на руках. Были ли у этой пары дети, история умалчивает, но вот на теннис они точно не ходили.
— Настоящий Эдик смешал бы меня с грязью за такой вопрос… — сказала Настя, ошеломленно глядя на собаку.
И… новая нелепость… собака ей ответила. «Майстрюк выманивает тебя из номера. Он подготовил ловушки и торопится покончить с тобой», — совершенно определенно услышала Настенька ее голос. Если Настенька не сошла с ума, то лишь потому, что никогда на него особенно не полагалась.
— И что мне теперь делать? — спросила она, вместо того чтобы завизжать или срочно искать в
