в нем.
— Ну и как? — Илью очень заинтересовал этот рассказ.
— Три седмицы принимал. А потом помер, — удивленно сказал Чебурашка. — Папа, а почему?
— Видать, эликсир некачественный попался, — понимающе вздохнул Илья, — или силенок ваш ведун не рассчитал.
— Вот и Василиса то же говорит.
— Пошли проверять наш эликсир на качество.
Капитан зачерпнул черпачком из ближайшего ведра и щелкнул зажигалкой. Чебурашка как зачарованный смотрел на синие язычки пламени, заплясавшие в черпачке.
— Ну и чего ты добился? Кощеево зеркало за кордон рвануло, мое бойкот объявило. — Медведица выпускала пары, яростно тряся кривую осину. Никита Авдеевич крыльями, клювом и лапами безуспешно пытался удержаться за макушку ни в чем не повинного дерева.
— Так… матушка… они ж добро наше, годами нажитое… — тихонько кудахтал он сверху.
— Знаем мы это добро, — свирепо рычала Василиса. — Вот вернется ко мне моя былая стать, больше ни меда, ни винных ягод заморских в посаде не будет. А ну лети к Ивану!
— Дык… не рассвело еще!
— Ничего, в самый раз. Да и костерок у них еще тлеется. Разглядишь как-нибудь. Виноват — отрабатывай. Заместо зеркала у меня теперь будешь. До утра схоронишься где-нибудь, понаблюдаешь, опосля мне доложишь!
Согнув осину в дугу, Василиса резко отпустила ствол, и петух вылетел на разведку с хорошей начальной скоростью, приданной ему этой импровизированной катапультой.
— Штрейкбрехер! — вякнуло ему вдогонку зеркальце.
А в посаде в это время стоял пир горой. Честно выработав тринадцать ведер, черти деликатно разбудили задремавшего было капитана, подхватили под ручки белые, усадили на место почетное — во главе стола. И пошла гулянка — дым коромыслом. Черти сивуху разливают. Илья тосты говорит да анекдоты травит. Чебурашка слушает, пробы снимает да носом клюет. Никита Авдеевич пристроился поудобнее под окном и принялся сооружать над собой навес из лопухов, надранных по дороге. Разведка на территории, оккупированной врагом, — дело серьезное. Тут главное замаскироваться. Лопухи никак не хотели держаться вместе, и красный гребешок постоянно оказывался снаружи. Воевода начал потихоньку закипать. Разведка должна вестись по всем правилам военного искусства, а тут, понимаешь, лопухи… Никита Авдеевич сел на хвост, обхватил крыльями непокорное инженерное сооружение и начал клювом стягивать его черенки стеблями ромашек, росших тут же, под окном, тихонько квохча от усердия. К тому, что творилось в горнице, он не прислушивался.
— А что, Чебурашка! Апельсины когда-нибудь едал? — Раскрасневшийся Илья весело смотрел на домового.
— Нет, — вздохнул Чебурашка. — Слышал от куп-цов заморских про плоды те дивные, а едать не едал.
— Ну, не едал и не едал. Не о том речь. Я те ща анекдот про них и про тебя расскажу, хочешь?
Чебурашка молча покачал головой. Это был уже не первый анекдот про него и про какого-то неведомого ему крокодила Гену. Черти громко смеялись, Чебурашка — нет. Он был обижен. Ну, есть у него дружок. Зелененький. Геной зовут. Но никакой он не крокодил. Обычный домовой. Только дикий. Из лесу. Потому и зелененький.
— …и вот заходит Чебурашка в магазин…
— А это еще что за зверь? — Поросячья мордочка Бывалого выражала искреннее любопытство.
— Чебурашка-то?
— Да нет, магазин.
— А-а-а, ну… лавка такая… жратву там продают, одежду.
— Базар, короче. — Трус пододвинул поближе блюдо, на котором лежал огромный сом, запеченный целиком, и вонзил зубы в его жирный бок.
— Э нет! — помахал рукой Илья, — базар — это… — Капитан начал шевелить пальцами, пытаясь ими что-то изобразить. — Понятно?
— Ага, — сказал Балбес, отрицательно качая головой.
— Рынок, одним словом, — Илья потянулся к своей чарке. — Подходит к продавцу, и говорит: «Дайте килог… э-э-э… пуд ляписинов». Ну, продавец ему, естественно: «Пшел вон, ушастик, не то уши гвоздями к стойке прибью».
Дружный гогот чертей заставил вздрогнуть Никиту Авдеевича, клюв которого от неожиданности перекусил уже затянутый узел, и лопухи разлетелись в разные стороны.
— Нельзя ли потише?! — раздраженно кукарекнул воевода. — Невозможно работать!
Илья понизил голос:
— На следующий день приходит Чебурашка обратно и спрашивает продавца: «У вас есть гвозди?» — «Нет», — отвечает продавец. «Тогда дайте пуд ляписинов».
Черти задумались.
— А чем же он собирался прибить прорабу уши? — удивленно прошептал Балбес.
— Не знаю, — пожал плечами Трус, усиленно работая челюстями.
— Нет, ну действительно? — Бывалый в полном недоумении повернулся к Илье за разъяснениями. Капитан начал тихо ржать, но удержать внутри веселое настроение не смог. Смех его нарастал, креп, становился все сильнее и сильнее, и наконец капитан зашелся в гомерическом хохоте, сполз со стула и долго еще продолжал веселиться, катаясь по полу и дрыгая ногами от избытка чувств. Никто из присутствующих в горнице не заметил, как Чебурашка тихонько встал из-за стола и вышел на улицу. Никто, кроме Никиты Авдеевича. Воевода сумел-таки перевязать лопухи красивым бантиком из ромашки и натянул эту шаткую конструкцию себе на хохолок, сразу став похожим на маленькую зеленую ярангу. Сочтя себя достаточно замаскированным, воевода двумя ударами клюва пробил в яранге дырки для глаз, и в поле зрения разведчика появился домовой, быстро семенящий в сторону кузницы Вакулы. Яранга двинулась следом. Скрипнула дверь, и Чебурашка скользнул внутрь. Из кузницы послышалось звяканье металла, и вскоре в дверном проеме вновь появился домовой. Он с трудом тянул за собой ящик с гвоздями и лопату. Пыхтя от натуги, прораб затащил хозяйство кузнеца в палисадник и, воровато озираясь, принялся торопливо закапывать его в землю.
«Ага, к ворогам переметнулся! — догадался Никита Авдеевич. — Неподкованный конь уже не конь, а кобыла. Без кавалерии нас решил оставить. Запомним!» Яранга, шурша лопухами по земле, двинулась в обратном направлении.
Судя по заплетающимся голосам, за время отсутствия воеводы участники ночной пирушки успели принять на грудь еще грамм по двести. «Что они пьют? — мучительно размышлял разведчик. — Медовухой в посаде уже и не пахнет. Может, у Чебурашки заначка какая есть?» А в горнице анекдоты уже не травили. Иван делился богатым опытом, приобретенным в тридевятом царстве.
— …к-к-короче, заб-бивают нашему пахану стрелку… но я ж мент… Ты х-х-хоть знаешь, рогатый, что такое настоящий мент?
Кто-то отрицательно промычал в ответ.
— Вот и они, к-к-козлы, не знали. — До Никиты Авдеевича донесся довольный смех в дупель пьяного человека.
— Папа, не надо козликов обижать, — послышался чей-то жалобный голос.
— Только ради т-т-тебя, черненький…
— С-спас… ик! Спасссибо.
— Я, короче, с-с-сопли долго не жевал… да… тачку пластиком обклеил… и в-в-все…
— Что в-в-все?
— Тю-тю… Любимый город может спать спокойно… ик! — Пел Илья хорошо, почти не заикаясь.
— А стрелку-то пахану к-к-куда забили? — послышался осторожный вопрос. Иван долго не мог ответить. Он ржал. Именно не смеялся, а ржал.
