Самым зверским посланником синдиката в горячую точку был Михайло Потапыч. У него было не просто задание, а спецзадание, в которое, по правде говоря, он так до конца и не въехал. Понял только одно: Ягусе срочно потребовался гребешок. И не какой-нибудь, а именно тот, что лежит в кармане у фрау Греты. Его надо срочно прихватизировать. И не когда-нибудь, а сразу, как только он перекочует в карман к «папе».
— Своих гребешков ей мало? — рычал Михайло Потапыч, развешивая оплеухи направо и налево. Местные авторитеты в лице, а точнее будет сказать в морде небольшой стаи волков и пары маленьких, но очень борзых мишек потерпели сокрушительное поражение. Если проще — были биты и обращены в позорное бегство с сильно подпорченной шкурой. Теперь Михайло наводил порядок среди своих новых подданных. В отличие от наших, российских, подданные попались довольно бестолковые. Или притворялись таковыми, дабы увильнуть от миссии, возлагаемой на них Михайло Потапычем. Они были жутко напуганы программной речью своего нового вождя. Смысла этой речи он и сам толком не понимал, но честно процитировал все, что долго учил под руководством опытного инструктора Гены.
— Главное, вдохновить массы на великие дела, — втолковывал тот косолапому ученику, — а потом… толкни камешек — лавина покатится. Из искры разгорится пламя, из пламени…
— Лесной пожар, — стуча от страха зубами, закончил мишка, с ужасом думая о предстоящей загранкомандировке.
Зелененький домовой еще долго инструктировал Михайло Потапыча, вдохновляя последнего на великие подвиги. И даже речь вступительную написал. Теперь Михаиле вдохновлял ею свою новую паству.
— Поздравляю вас, — ревел косолапый, — с вступлением в боевую дружину интернациональной антилютовской коалиции. Отныне вы бойцы невидимого фронта. И пусть трепещут наши враги! Их песенка спета! В бессильной злобе адские наймиты…
Интернациональная коалиция начала тихонько пятиться. Им почему-то не хотелось становиться бойцами этого самого невидимого фронта.
— Куда! — рявкнул Потапыч. — Я еще не кончил! — Все замерли. — Так… на чем я остановился? — Сбитый с толку Михайло Потапыч напряг извилины. — Короче! Нужен доброволец, чтобы стырить гребешок.
Лиса отреагировала мгновенно, наподдав ногой ежику, стоявшему по стойке «смирно» рядом с ней. Тот кубарем выкатился вперед, вскочил и яростно погрозил кулаком рыжей, которая тихонько тявкала от боли, прыгая на одной лапе.
— Молодец, — одобрил Михайло, — орел! И вид у тебя боевой. Драчун. Люблю таких. Берите пример, — рыкнул он на остальных. — Живой вернется, героем станет! — Ежик гордо задрал нос. — А коль вернуться не судьба будет — памятник поставим. Семье почет и уважение. До конца жизни провиантом снабдим. — Ежик бухнулся в обморок.
— Что это с ним? — заволновался Михайло.
— Это он от радости, — поспешила успокоить Потапыча лиса. — Ну, вы тут пока план операции обдумывайте, а мы вокруг побегаем, — предложила она, — бдить будем. Враг не дремлет. Мало ли что?
— Добро, — согласился Михайло Потапыч.
Антилютовскую коалицию как ветром сдуло. Михайло и не подозревал, что его пламенная речь, старательно заученная со слов Гены, сработает с точностью до наоборот. Вести по лесу разносились быстро. Леса Тюрингии опустели.
— Бабуль, пиво у вас, конечно, хорошее, — Илья пьяно качнулся, — но по сравнению с нашим эликсиром — дерьмо!
В тридевятом он был уже вторую седмицу, но к хмельному за все это время не приложился ни разу, чем несказанно удивил своих товарищей. Однако сегодня не выдержал.
— Эх! Как говаривал Суворов, после баньки портки продай, но чарку выпей!
Продавать «папе» ничего не пришлось. Всего было навалом. А покажись мало — скатерку Яги бы расстелил. Удобная вещичка. Он уже успел пару раз ее услугами воспользоваться. И пошла гулянка — пир горой. Страшные лесные разбойники, весьма охочие до халявной кормежки и выпивки, сломались первыми. Их неподвижные тела, разбросанные в хаотическом беспорядке по полянке, украшали ландшафт и создавали великолепные укрытия для «добровольца», подбиравшегося короткими перебежками поближе к «папе» и адскому наймиту, который в бессильной злобе уже подкладывал ему в карман проклятый гребешок.
— Ты уж извини, папа, иначе нельзя, — пыталась втолковать осоловевшему Илье фрау Грета, — заклятие на нем. Обязана я тебе его подсунуть, но ты не вздумай им воспользоваться. Куда? — Она повисла на руке «папы», который вознамерился было причесаться.
Илья махнул рукой и полез в избушку, пристраиваться на ночлег. Там его уже ждал «доброволец». Капитан с размаху плюхнулся на кровать. Ежик едва успел свернуться клубочком.
— У е-мое! — Капитана словно подбросило вверх, гребешок выскользнул из кармана, ежик подхватил его на лету и был таков.
Потапыч ждал «добровольца» у входа в заброшенную шахту. Когда-то здесь были медные рудники. Однако жила иссякла, и лабиринты полуразрушенных штолен стали пристанищем для летучих мышей, а теперь вот еще и резиденцией Михайло Потапыча. Рядом с мишкой переминалась с ноги на ногу ежиха с выводком колючих ежат.
— Живой, — облегченно вздохнула она и заплакала.
— Папа, — запрыгали вокруг детишки, — а какая тебе теперь награда будет?
— Ну… — Ежик растерянно посмотрел на Михайло Потапыча. Награда ему полагалась только в случае безвременной гибели при выполнении боевого задания.
— Проси. — Потапыч благодушно махнул лапой с зажатым в ней гребешком, гребешок выскользнул из неуклюжих лап посланника синдиката и вонзился в колючки бойца невидимого фронта. Ежик истошно заверещал. Колючки его позеленели и стремительно рванули вверх. Потапыч с ежихой испуганно отшатнулись, а из глубины штольни раздался грохот. Земля разверзлась.
— Свершилось! — донесся оттуда чей-то восторженный вопль, и «доброволец» покатился вниз, увлекая за собой небольшую дубовую рощу, пустившую корни на его спине.
— Карета подана!
— Какая еще карета? — недовольно буркнул Илья, с трудом разлепляя веки. Голова трещала. «Кажется, я вчера переборщил малость», — мелькнула тоскливая мысль.
— Ты что, и дальше собираешься на серых гарцевать? — удивилась фрау Грета. — Я для тебя из Берлина специальный экипаж заказала. У самого канцлера выкупила.
Илье стало любопытно. Он пересилил себя и выглянул в окошко. На дорожке била копытами четверка лошадей, запряженных цугом в золоченую карету. На козлах сидел кучер в зеленой ливрее. Заметив Илью, он снял шляпу и отвесил почтительный поклон.
— А серых твоих, ты уж не обессудь, я отпустила. Безобразничать начали. Все сосиски, что на завтрак тебе приготовила, сожрали и на баварское с эликсиром коситься начали…
— Ну, отпустила, и бог с ними. — Илья махнул рукой и начал торопливо одеваться. — И то сказать, задержался я здесь, а дело у меня спешное, отлагательства не терпит.
— Без завтрака не пущу! — решительно заявила фрау. — И этого… как его? А, вспомнила! Посошка на дорожку…
— Об этом забудь! — решительно отрубил Илья. — Расслабились чуток, и будет. Примета такая есть. Если похмелье с утра эликсиром лечить, то через неделю, может, и выздоровеешь, а ежели рассолом али квасом там, скажем, то к вечеру стопудово как огурчик будешь.
— В смысле, позеленевший? — не поняла фрау, однако капитан оставил ее вопрос без ответа.
На скорую руку перекусив, он душевно распрощался с разбойниками и старушкой, закинул свой рюкзак в карету и нырнул за ним следом.
— Гони за этим шариком! — скомандовал он кучеру, выдергивая из кармана подарок Яги. Клубочек
