орехов.
Кое-как уняв нервную дрожь в руках и коленях, я направил звездолет к объекту. Приблизившись, я снизил скорость и, развернув «Блин» соплами вниз, осторожно пошел на снижение. Чем меньше метров отделяло посадочные подножки от поверхности астероида, тем удивительнее вела себя моя ракета. Не слушаясь руля, она целеустремленно направлялась к площадке на дне глубокого кратера, хотя изначально я выбрал для приземления совсем другое место. Когда же я навалился на руль всем своим телом и включил форсаж, желая все-таки изменить направление посадки корабля, «Блин» окончательно утратил видимость послушания и, вопреки законам физики, камнем обрушился на дно кратера.
Ругаясь на чем свет стоит, я надел скафандр и выскочил из ракеты. «Блин» стоял на ровной каменистой площадке, окруженной со всех сторон отвесными скалами – такими гладкими, что по ним не вскарабкался бы даже муравей. Это место словно специально было создано природой для ловушки, впрочем, природой ли? Об этом я задумался, когда, оглядевшись, увидел еще с десяток кораблей, притулившихся в разных углах кратера. Один походил на спрута; другой – на три больших шара, скрепленных тонкими стержнями; третий представлял собой длинную спираль, которая, по замыслу создателей, должна буквально «ввинчиваться» в космическую пустоту; четвертый напоминал пушечный снаряд, заканчивавшийся хрустальной чашей; остальные корабли я даже затруднюсь описать, поскольку они вообще были лишены какой-либо симметрии и в основе их лежала непонятная землянину логика.
Чья-то чужая мысль, страшная и хаотичная, вторглась в мое сознание, зацепила его край и, разлетевшись ледяными осколками, покинула его. Я подумал, что допрыгался и начинаю сходить с ума. Сумасшествия я всегда боялся, имея к нему наследственную предрасположенность. Мой дедушка, допиваясь до чертиков, утверждал, что видит сквозь стол свои носки, а бабушка привязывала себя веревкой к спинке кровати, опасаясь, что во время сна ей взбредет в голову выпрыгнуть в окно.
Потоптавшись немного на месте, я решил обойти кратер. Изредка под моими ногами что-то лязгало – чаще всего это были части обшивки или детали давно рассыпавшихся звездолетов, ковром покрывавшие дно каменной чаши. Судя по плачевному виду, большинство из них находилось здесь не первый десяток, а то и сотню тысяч лет. Были и такие, что сохранились неплохо, а иные, особенно самые древние, превратились почти в труху, и я с большой осторожностью проходил между ними, опасаясь, что какая- нибудь полутонная железка, которой давно надоело висеть на своем месте, захочет шарахнуть меня по макушке. Я испытал суеверный ужас, представив, что многие из этих звездолетов находились уже здесь, когда наши предки, почесывая лбы, только еще прикидывали: что выйдет, если привязать к палке обтесанный камень?
Вначале я решил, что все корабли принадлежат одной неведомой цивилизации, но потом отбросил это предположение: слишком уж разными и непохожими они были в сравнении друг с другом...
Одним словом, это было невеселое местечко, способное испортить сон и отбить аппетит даже такому неисправимому оптимисту, как я. Ни с того ни с сего мне вспомнилось стихотворение Жуковского «Поэт на смиренном кладбище», а замершие неподвижно корабли показались надгробиями неведомых хозяев.
Я оглянулся на «Блин». Свеженький, недавно покрашенный, он настолько оживлял общий пейзаж и вписывался в него, словно решил обосноваться здесь навсегда. Настроение вмиг испортилось, как если бы кто-то затолкал мне в душу тухлую селедку.
Не глядя шагнув, я споткнулся обо что-то и упал, едва не проткнув скафандр. Перед носом торчал длинный металлический стержень, выступавший непосредственно из дна кратера. Внезапно мне стало ясно, почему приборы фиксировали наличие тут металлов, в том числе и серебра: этот чертов астероид искусственного происхождения! Более того, он – ловушка для олухов вроде меня!
Пораженный этой пугающей, определенно чужой мыслью, забрезжившей вдруг в моем сознании, я бросился в ракету, включил двигатель и с места решительно дал полное ускорение. По логике вещей, меня должно было впечатать в стену, а «Блин» – пулей рвануться ввысь, но ничего этого не произошло.
Мой звездолет лишь чуть вздрогнул и остался на месте, и я, выглянув в люк, увидел вокруг все те же ржавые остовы. Должно быть, и они пытались когда-то взлететь, а теперь лишь равнодушно смотрели на меня пустыми глазницами иллюминаторов. Раз за разом я включал ускоритель, но все было тщетно: звездолет влип в кратер, как муха в варенье.
После множества безрезультатных попыток я осознал, что мулатки и бриллиантовые запонки отодвинулись на неопределенное время. Скорее всего, мне уготованы гороховый суп и одинокая старость на искусственном астероиде в незавидной роли смотрителя космического кладбища. В космосе у меня давно появилась привычка разговаривать с самим собой, и я громко спросил:
– Допрыгался, жадная твоя морда? Астероид заарканить захотелось? Застрял здесь навсегда, а, Тит? Сел на гигантский магнит?
Я испуганно огляделся, пытаясь определить, откуда доносится голос, разнесшийся по каюте гулким эхом. Одновременно он показался мне знакомым, как если бы я много раз слышал его прежде, и это особенно тревожило.
Я что-то промычал, пытаясь взять себя в руки и осмыслить происходящее. Попутно я продолжал тревожно озираться, словно некий шутник мог сидеть на шкафу с микрофоном и дразнить меня, дистанционно управляя Мозгом.
– Ты сказал, что от тебя зависит, взлечу я или нет. Вряд ли ты что-то имеешь против меня лично. Почему бы тебе меня не отпустить? – неуверенно предложил я.
– Не смей мне угрожать! Да кто ты такой? – крикнул я, раздраженный менторскими нотками, так сильно напоминавшими мне занудство моего Мозга.
– Всезнающий? – ошарашенно повторил я. – А где ты находишься?