– Вы берегите себя, гражданин начальник. Крыс наверняка еще будет много, и поймать их нелегко...
И пошла-поплыла, покачивая костлявыми бедрами, будто не он, полковник Кирпичный, а она – гейша чокнутая – и есть главное начальство в их образцово-показательной колонии!...
Вот после этого полковник и напился в компании Гарика Ракетского и Семена Ржевского. А надобно сказать, ящик водки таковым людям на вечер, что слону дробина.
Слабоват только на голову стал несгибаемый полковник Кирпичный после таких-то попоек. Посему опохмеляться любил с чувством и обстоятельно. И одним из этапов серьезной, вдумчивой опохмелки как раз и являлся переучет вверенного заботам полковника спиртного.
Была в сегодняшнем утреннем переучете и еще одна надобность. Какие-никакие, а поминки по пятерым ушедшим в мир иной товарищам справить персоналу надо. Неизвестно ведь, привезут ли с собой выпивку безутешные родственники...
– Не хватит, – печалясь, трезвел полковник Кирпичный и тыкал в замусоленные кнопки китайского калькулятора. – Как есть не хватит. Эх, пацаны, пацаны, что ж вы так в одночасье-то сковырнулись!
С этими грустными мыслями и вышел полковник Кирпичный из тесного, слабоосвещенного складского помещения навстречу новому дню. День не обещал быть солнечным, а только вежливо на это намекал. Полковник двинулся к баракам, щурясь от неяркого осеннего солнышка, и с прищура-то своего и не заметил сперва, кто это ему браво так крикнул:
– Здравия желаю, товарищ полковник!
Полковник машинально отмахнул рукой честь, но тут солнце перестало ослеплять его глаза, и он сумел разглядеть приветствовавшего. А как разглядел, так понял, что, видно, и по его грешную душу пришла матушка белая горячка. Потому что здравия полковнику пожелал не кто иной, как молоденький лейтенантик Прошкин, скончавшийся в результате укушения крысой и сепсиса, вчера лично полковником и врачом Ией Карловной освидетельствованный как труп!!!
– Чур меня! – громким шепотом сказал полковник, перекрестился и выматерился. Однако вопреки всем произведенным манипуляциям бывший вчера мертвым Прошкин никуда не пропал, а стоял, как-то застенчиво и в то же время нагло глядя на начальника.
– Ты кто?! – прохрипел полковник Кирпичный и на всякий случай попятился. «Солдат молоденький, в пилотке новенькой, у гимнастерки тот же цвет...» – неизвестно почему пропел эту строчку в воспламенившемся мозгу полковника тоненький девичий голосок. «Отставить панику!» – сам себе приказал полковник и заставил взгляд сфокусироваться на бывшем покойнике.
– Да вы что, товарищ полковник? – чуть обиженно удивился вчерашний покойник. – Это же я, младший лейтенант Прошкин! Прибыл две недели назад для несения охранной службы на объекте!
Говорил младший лейтенант очень убедительно, и ничего мертвого в нем, хоть тресни, не наблюдалось. Был Прошкин круглолицым, щекастым парнишкой с густыми рыжими ресницами и россыпью веснушек на курносом носу. Словом, выглядел живее всех живых и даже живее самого полковника Кирпичного. Только была в парнишке одна странность, которую Кирпичный по неразумию своему вовсе не заметил. Зрачки глаз Прошкина были ненормально-черными, и в глубине их горел какой-то мертвый огонь. Потому и щурился младший лейтенант, не смотрел на выморочное осеннее солнце, и неприятно подергивались его опушенные рыжими ресницами веки...
– Прошкин, говоришь, – протянул полковник и втянул носом воздух. Показалось ему, что палая листва вокруг пахнет мертвечиной. – Как же так, младший лейтенант Прошкин? Тебя ведь намедни крыса укусила...
– Так точно, товарищ полковник! – излишне жизнерадостно подтвердил сей печальный факт укушенный.
– И вроде ты, как бы это сказать, разболелся да и помер вчера. Совсем помер...
– Так точ... То есть не так все было, товарищ полковник! – Из-под ресниц метнулся хитрый, нечеловеческий какой-то взгляд. – Я просто как в сон провалился. В этот... ле-тар-ги-чес-кий, вот! Лежу, слышу, как товарищ доктор с вами про смерть говорит, как плачет, а сам ничего сказать не могу. Никаким членом не могу пошевельнуть. Даже дышать не получалось, верите?
– Ну-ну...
– Полежал я вот так, весь изнутри холодный, не знаю, сколько времени. А потом как будто тепло по мне разлилось! И сила откуда-то взялась. Я встал да и пошел из больнички-то, думаю, дело идет к утру, вот полковник-то обрадуется, как узнает, что все мы живы!
– Все вы? – быстро переспросил Кирпичный. – Все пятеро?!
– Так точно! Сержант Полоскун, сержант Лохеидзе, младший лейтенант Очко, лейтенант Кващенко... И я!
– Так, понятно, – сказал полковник, хотя ему все равно было ничего непонятно. – И где они?
– На боевом посту! – отчеканил Прошкин, крепко зажмурившись. Ох, не зря он жмурился. Не зря.
– Хорошо. Проверю, – мрачно сказал полковник. Помолчал и добавил: – А ну-ка, младший лейтенант Прошкин, шагом марш на вверенный объект! Вас тут крысы кусать будут, а работа, значит, стоять должна?!
– Слушаюсь, товарищ полковник! – и укушенный ретировался.
Полковник постоял минут пять, глядя ему вслед, с минуты на минуту ожидая, что оживший Прошкин туманным призраком рассосется в осеннем воздухе. Однако этого не произошло! Прошкин дошагал до режимного барака и вошел в него безо всяких мистических приключений.
– Так, значит! – неизвестно кому погрозил кулаком полковник. – Проверю я, как вы тут в мое отсутствие оживаете!
Проверка превзошла все ожидания полковника. Пятеро вчерашних покойников, все как один, были живы-здоровы, бодры, рассказывали одну и ту же историю о летаргическом сне и рьяно выполняли свои предписанные инструкциями обязанности.
Правда, у всех пятерых наблюдалась одна и та же странность во взгляде и неприятное подергивание век. Может, летаргический сон так подействовал...
– Нет и еще раз нет! – крикнула Ия Карловна и залпом осушила мензурку с медицинским спиртом. – О летаргическом сне не может быть и речи! Скорее уж я поверю, что у них у всех была какая-то особенная кома, вызванная неизвестным токсином, содержащимся в крысиной слюне. Но я не понимаю! Ведь вчера они были мертвы по всем признакам!
Полковник Кирпичный тяжело поглядел на раскрасневшуюся от спирта врачиху. Он понимал ее возмущение и тоже хотел бы разобраться в этом загадочном явлении. Но вот что странно: навалилось на полковника какое-то сонное отупение, и неохота ему было куда-то идти, что-то выяснять...
«Надо родственникам этих воскресших телеграммы дать, мол, ошибочка вышла», – лениво подумал полковник и тут же забыл об этом. Сидел он посоловевший и скучный, равнодушно глядя на бутыль с чистейшим медицинским спиртом, и ничего не хотел. Это его состояние заметила Ия Карловна и встревожилась:
– Товарищ полковник! Дрон Петрович! Уж не заболели ли вы?!
– Какое там... – махнул рукой Дрон Петрович. – На душе у меня паршиво, Ия Карловна.
– Выпейте, – с готовностью наполнила мензурку спиртом врачиха.
– Да не в этом дело, – вздохнул полковник, но мензурку опорожнил. – Вот сколько лет я начохраны в этой чертовой бабьей колонии? Пятнадцать с гаком! И за все эти годы ничего подобного... Ну, правда, в восемьдесят восьмом был бунт, две из карцерных загнулись, и наше бабье по этому поводу устроило бунт. Комиссия приезжала, разбиралась... Потом в девяносто первом одна наркоманка, поэтесса какая-то, в камере учудила акт самосожжения.
– Я это помню. Я сама ее потом от ожогов лечила, дуру, – отозвалась Ия Карловна. – Ее же через неделю амнистировали, чего ради надо было пожары устраивать?
– Во-во... Словом, все относительно тихо-спокойно, нормальная жизнь от звонка до звонка. И тут на тебе – чертовщина какая-то!
Полковник снова приложился к медицинскому спирту. Из закуски у докторши были только коробочки с разноцветными витаминками. Кирпичный зажевал выпитое пригоршней желтых горошин аскорбиновой кислоты и лишь поморщился.
