перед лицом истины?!
Акашкин осторожно высунулся из своего крапивного укрытия и чуть не ахнул. Под струями дождя бесстрашно стоял человек в рясе, в нем Сидор по наитию признал того самого священника — отца Емельяна Тишина, из-за которого вчера в городе разгорелся весь этот сыр-бор. В голове журналиста вспыхнули строчки и стали складываться в воспаленный, горячечный текст новой ГЕНИАЛЬНОЙ статьи.
Начало, к примеру, такое: «Каково это — стать свидетелем события, которое, без сомнения, можно назвать событием века?! Вашему корреспонденту выпала такая честь — стать первым свидетелем потрясающей битвы между силой магии и силой религии. Он видел их вблизи — двух противников, двух вечных врагов — колдуна и священника. О как были грозны их взоры, как яростна речь и как величественны жесты!» Тут Сидор побольше вылез из крапивы, справедливо полагая, что его появления никто уже не заметит — священник стоял к нему спиной, а колдун-комбайн только что закончил обратную трансформацию. И ему, судя по виду, было не до осмотра окрестностей. Акашкин весь превратился в зрение и слух, дабы не пропустить ни одного слова из исторического диалога двух дуэлянтов. Он трепетал от предвкушения славы, и происходило это до тех пор, пока Танадель не метнул в священника саламандру.
Саламандра в полете — зрелище незаурядное, поэтому Сидор отвлекся от сочинения нового абзаца и проследил взглядом за пылающей, извивающейся и злобно визжащей ящерицей. Ящерица была окутана легким облачком — это дождь, попадая на ее огненную шкуру, мгновенно испарялся. В процессе полета, который длился не долее двух секунд, саламандра превратилась в толстенькую раскаленную стрелу, и правила эта стрела прямо в лоб отца Емельяна, застывшего словно изваяние. Сидор, уже предвидя эффект от столкновения саламандры и поповского лба, начал мысленную фразу: «Так пал служитель архаического Иисуса…», но тут произошло нечто удивительное.
Отец Емельян выставил вперед руки, словно защищаясь от огненной стрелы. Ладони его были сложены каким-то непонятным ковшиком. В этот ковшик и угодила саламандра, отчего взвыла совсем уж невероятно для человеческого слуха и принялась бешено извиваться в руках священника, рассыпая во все стороны яркие искры.
— Заклинаю тебя именем тех, кто мне служит, — зычно сказал отец Емельян. — Стань прахом у ног Моих! И руки его оказались полны черно-серого пепла.
— Что это, священник? — тихо и недоуменно спросил колдун Танадель. — Откуда ты знаешь правила обуздания саламандры?
— А разве нет надо мной того, кто ведает все тайны? — гордо ответил отец Емельян. — Оставь разговоры, колдун, и сражайся, ведь именно за этим ты сюда и приехал!
— Что ж. — Колдун развел руки в стороны, и над головой его засверкали молнии. — Начнем, пожалуй!
…Следующие пять минут «ваш корреспондент» Сидор Акашкин зачарованно наблюдал за безумными всполохами битвы между колдуном и священником. А потом…
Потом он понял, что не имеет никакого морального права глазеть на это эпохальное зрелище в одиночку.
И он, почти не скрываясь, припустил в сторону города, оглашая просыпающиеся улицы истерическими воплями:
— Вставайте! Все на Желтый мыс! Скорее! Поп Емельян убивает колдуна Танаделя!
…Тут следует сказать, что именно об этой ненормальной выходке журналиста, а также о последовавшей за ней общегородской панике и доложил едва проснувшемуся мэру служебный дух. И когда Изяслав Радомирович (разумеется, с охраной) на машине примчался на Желтый мыс, там без малого был весь город. На почтительном расстоянии от пятачка, на котором шел поединок между Танаделем и Емельяном, толпились люди. Настроение было самое ажитационное. Неожиданно из толпы неазартных в общем-то щедровцев выделились глумливого вида мужички и принялись гнусавить, что твои букмекеры:
— Делайте ставки! Кто на священника? Кто на колдуна? Роковая битва Света и Тьмы! Делайте ставки! Кто победит?!
— Ставлю двадцать на Емельяна! — раздавались крики.
— Сто — на Танаделя!
— Двести — что победит поп!
— Триста — победа за новым колдуном!
— Поп — четыреста!
Изяслав Радомирович схватился за голову.
— Расчистите мне дорогу, — приказал он охранникам. — И кто-нибудь скажите заклятие для успокоения толпы.
— Нельзя заклятие, — пискнул один из охранников, тот самый, что увлекался рунической магией. — Наличествует угрожающий оккультный фон.
— Сам вижу, что угрожающий. — И мэр горько вздохнул. Однако, если б сейчас кто-нибудь взял на себя труд заглянуть в глаза мэра, он весьма удивился бы тому, что в них увидел. Ибо в глазах мэра светилось откровенное торжество.
Перед мэром расступились, но без должной торопливости. Он пробился в первый ряд и нехорошо посмотрел на вверенных его попечению горожан. Безумный азарт горел на их лицах, они были полны агрессии и злого восторга волчьей стаи, затравившей наконец достойную добычу. Это был какой-то массовый оккультный психоз, нашедший свой выход в зрелище страшного поединка.
Да, поединок был действительно страшен. Колдун Танадель произнес очередное заклятие, и одежда на священнике вмиг воспламенилась. Толпа завизжала, а отец Емельян стоял спокойно, словно этот локальный пожар его отнюдь не касался.
— И это все? — поинтересовался он у колдуна, стряхивая с несгораемой своей рясы последние языки пламени.
— Как ты можешь мне противостоять?! — вскричал колдун.
— Мне дает силу тот, кому я близок, — загадочно ответил отец Емельян. — Вспомни трех библейских отроков, которые ввержены были в огненную пещь за свое благочестие. Их не коснулся огонь… А вот твоя магия выдержит ли огонь моей благодати?
И отец Емельян воздел руки, и с неба на колдуна упал сноп чудовищного по яркости огня. Толпа отшатнулась, началась давка и паника, народ побежал с пустыря, крича, что священник обладает страшной силой и что он победил колдуна. Некоторые кричали, что видели, как колдун испепелился в пламени — у них была слишком живая фантазия.
Колдун, конечно, не испепелился. Но после того ошеломляющего удара, что нанес ему отец Емельян, Танадель вдруг как-то странно сник. И выглядел он уже вовсе не помпезно: падшее с небес пламя превратило в обгорелые лохмотья его роскошную одежду, опалило лицо и плечи.
— Постой, священник, — прохрипел Танадель. — Дай перевести дух…
— У тебя нет духа, исчадие ада! — вскричал отец Емельян. — Сражайся, или признай, что моя благодать сильнее твоей магии.
— Мне нужна передышка… Это дуэль, — голос колдуна заметно слабел. — Я даю тебе слово чести, что продолжу дуэль после передышки.
— А я, — громко вскричал отец Емельян, — я дам тебе эту передышку только для того, чтобы ты, колдун Танадель, дошел вместе со мной отсюда, с Желтого мыса, до паперти Всехсвятского собора! Соглашайся, или покончим наше дело прямо сейчас!
— Зачем нам к собору? — удивился колдун.
— Мы будем сражаться в храме, поскольку я воин Церкви! Там ты постигнешь мою настоящую силу! Соглашайся, Танадель, если ты настоящий колдун и не трус. Соглашайся, или я объявлю, что ты побежден!
— Священник, я тебя недооценил, — медленно проговорил Танадель. — Кто же знал, что за столько лет ты сможешь так сильно измениться… Я-то думал, ты прежний легкомысленный мальчишка. Я ошибся.
