Право Света, право Тьмы

— В этот. — Зоя указывает на храм-шкатулку. — Церковь в честь священномученика Киприана и мученицы Иустинии. Нам именно в него.

— А почему не в другие?

— Не знаю, — пожимает плечами Зоя. — Просто чувствую, и все.

Они входят в храм. Зоя привычно остается в притворе, а Ольга проходит дальше, у свечного ящика покупает свечи — длинные, тонкие, пахнущие настоящим воском. Продавщица — рясофорная монахиня с неулыбчивым, но ясным лицом — I спрашивает:

— Поминать будете?

— Да, — спохватывается Ольга. — Пожалуйста, напишите о здравии: протоиерея Емельяна, иерея Власия, диакона Арсения, рабы Ольги, рабы Любови…

— А подругу вашу? — вдруг спрашивает монахиня и карандашом показывает в сторону замершей в притворе Зои.

Ольга вздыхает:

— Она некрещеная.

Говорит это и сама спохватывается: какова-то будет реакция монахини на такие слова? Зачем некрещеный человек появился в монастыре? Но в глазах инокини светится понимание. Она говорит:

— Все равно, скажите ее имя, о ней будут молиться не церковно, а келейно, как о страждущей и заблудшей.

— Ее зовут Зоя.

— А вы, — продолжает монахиня, — тоже за нее молитесь.

Ольга кивает и отходит от свечного ящика. Она тихо и не спеша движется по полупустому храму. Останавливается у знакомых икон, ставит свечи. Храм красив и почему-то напоминает осенний лес — наверное, оттого, что в настенных росписях изобилует охряной, багряный и приглушенно-желтый цвета. И в этом осеннем царстве иконы представляются дверями, которые открыли те святые праведники, что на них изображены. Открыли и смотрят на молящихся — не строго смотрят, а кротко и мудро. Ольге так хорошо, что хочется поплакать, но тут кто-то сзади касается ее плеча. Ольга оборачивается и видит перед собой молоденькую послушницу — не в апостольнике, а просто в темном платочке, повязанном по самые бровки (кстати, густые и симпатичные). Послушница кланяется Ольге и говорит:

— Матушка Валерия просит передать, что ждет вас и вашу спутницу в библиотеке.

— Нас ждут? — изумляется Ольга. Послушница кивает.

— А где находится библиотека?

— Матушка благословила меня проводить вас, — отвечает девочка.

И вот уже снится Ольге, что они с Зоей входят в небольшой одноэтажный домик. Здесь кругом стоят шкафы и стеллажи с книгами, старинная, наверно еще позапрошлого века, конторка, письменный стол и несколько стареньких, с вытершейся обивкой стульев. Девочка-послушница предлагает гостьям присесть и уходит. Паломницы оглядываются; Зоя, щурясь, пытается рассмотреть названия книг, но в библиотеке еще не зажигали света, а за окнами уже набежали сумерки.

— Добрый вечер, — слышат наши героини тихий голос.

Ольга вздрагивает от неожиданности, но потом успокаивается. Просто из-за книжного стеллажа вышла монахиня. Поклонилась гостьям и села за стол — напротив. Зажгла свечи в стоявшем на столе подсвечнике. Дрожащее сияние озарило лицо монахини, и Ольга увидела, что их собеседница когда-то была очень красива, теперь же ее лицо изуродовано шрамами, впрочем давними, затянувшимися. А Зоя так и впилась глазами в это лицо и в эти шрамы и отчего-то задрожала.

— Рада вас видеть, — сказала монахиня. — Простите великодушно, что не предлагаю вам трапезы — у нас по уставу после восьми вечера вкушать не положено. Впрочем, если угодно, в гостинице вам подадут чаю.

— Ничего, мы потерпим, — заверила Ольга. — В монастырь ездят не за тем, чтоб чаи гонять.

— Это вы верно сказали, матушка дьяконица, — кивнула монахиня, а Ольга всплеснула руками:

— Откуда вы знаете, что я дьяконица?

— Только по наблюдению. У вас вид жены священнослужителя. Но для попадьи вы недостаточно осанисты. Значит, ваш муж дьякон. Видите, никакой магии.

— Да, все верно, — рассмеялась Ольга, слегка уязвленная тем, что в ней не обнаружилось положенной попадьям осанистости.

— А вы, милая, — обращается монахиня к Зое, — очень страдаете, верно?

— Да, матушка…

— Валерия. Таково мое имя теперь. Не волнуйтесь. Вы здесь как раз для того, чтобы получить избавление от страданий.

— Я умру? — спрашивает Зоя, слишком однозначно истолковав слова сестры Валерии.

— Мы все умрем, — спокойно говорит монахиня. — Когда придет срок. Но я сейчас говорю не о последней смерти. Как вас зовут, милая?

— Зоя.

— Вы ведь оборотень, верно, Зоя? Точнее, мните себя оборотнем…

— Как вы догадались? — шепчет Зоя, и по лицу ее катятся слезы. — И почему вы говорите, что я мню себя оборотнем? Я действительно оборотень. Проклятый Богом и людьми!

— Чш-ш, — успокаивает Зою монахиня. — Никогда не нужно говорить так. Еще ничего не поздно.

— Что не поздно? — подает голос Ольга, но монахиня говорит, не расслышав ее вопроса:

— Я хочу вам рассказать историю одной женщины. Эта женщина родилась ведьмой.

— Так не бывает, — тут же вставляет реплику Ольга. — Ведьмой нельзя родиться.

— Верно, — тонко улыбается сестра Валерия, и улыбка на ее изуродованном лице смотрится ужасно. — Но она думала, что родилась ведьмой. Она возомнила. И она стала строить свою жизнь так, чтобы во всем соответствовать своему ведьмовскому предназначению. Она много читала магических книг, училась ворожить и исправно посещала шабаши, натираясь специальной мазью. То есть она была уверена в том, что посещает их, потому что в колдовскую мазь входили вещества, вызывающие сильнейшие зрительные и слуховые галлюцинации. Эта женщина даже убедила себя в том, что у нее, как у всякой ведьмы, был хвост, только ей его отрезали в младенчестве. На самом же деле никакого хвоста не было. В младенчестве у нее над копчиком вздулся фурункул, и его пришлось удалять хирургическим путем, отчего и остался шрам. Якобы шрам от удаленного хвоста… Потом женщина, возомнившая себя ведьмой, вышла замуж и обставила свою жизнь так, что ее муж, вполне здравомыслящий человек, тоже поверил в ее ведьмовскую натуру. У них родились дети — дочери-близнецы, а потом, позднее, сын. К несчастью, эта женщина заразила склонностью к магическому и своих детей. Они поверили в магию. И магия их погубила.

— Боже мой… — прошептала Ольга.

— Одна из дочерей тоже начала считать себя ведьмой, как и мать. Другая, однажды получив нервное потрясение, решила, что ее приятель — вампир. А сын…

Сестра Валерия замолчала и долго так сидела, глядя в занавешенное сумерками окно. Потом заговорила снова:

— Сын захотел стать Богом. Он захотел несуществующее сделать как существующее. Он поверил в то, что найдет дорогу в мир, который подвластен только ему.

— И что же? — Ольга, сама того не замечая, плакала.

— Они слишком сильно погрузились в бездну своих мечтаний. И однажды… Но это тяжело рассказывать в подробностях. Случилась трагедия. Муж и сын этой женщины в одночасье погибли, на ее глазах, и она не сумела их спасти, потому что это уже были не мечты, а настоящая жизнь, где от смерти не избавит никакая магия. Эта женщина выжила, но с тех пор, с того самого момента, когда смерть стояла рядом и леденила ее лицо, женщина прозрела. И поняла, как жестоко и преступно она ошибалась. Она обратилась к своим дочерям, умоляя их оставить все занятия магией и никогда, никогда более не оскверняться прикосновением к этой дьявольской уловке, но они ее не послушали. Потому что были слишком взрослые и не хотели менять своего пути. И тогда она ушла. Она решила умереть для всего мира и жить только покаянием. Эта женщина узнала о том, что существует на земле место для таких, как она, —