ослепленных, но потом прозревших. Теперь ее жизнь — в вере, покаянии пред Богом, которого раньше она отвергала, и в молитве, которой надо учиться. Она умертвила свою ведьму, а Бог оживил ее душу — для новой жизни.
Сестра Валерия умолкла. Ольга не знала, что сказать, эта история жгла ее сердце. Но тут заговорила Зоя, и голос ее дрожал:
— Эта женщина… Она приняла крещение?
— Да, — кивнула сестра Валерия. — Ведь она отвергла свое прежнее злочестие, она уверовала. И что могло помешать ей креститься?
— Но как же?..
— Да, это было нелегко. Когда она крестилась, вода из купели обожгла ее так, как обжигает кислота. Но в душе ее было ликование, и она поняла, что эта боль — боль оттого, что в ней умирает ветхий человек и рождается новый.
— И у вас эти шрамы от святой воды? — со страхом воскликнула Ольга.
— Как вы могли такое подумать, — улыбнулась монахиня. — Об ожоге я сказала в фигуральном смысле, для пущей красивости речи. Простите меня за это. А шрамы у меня с тех пор, как я обварилась кипятком в нашей монастырской котельной. Надо мной трубу прорвало. Это давно было, я тогда еще только получила рясофор.
— Ох…
— Ничего. Зато теперь проблемы внешности совсем не беспокоят. Зоя…
— Да?
— Я ведь рассказала эту историю для вас. Для того, чтобы вы поняли: очень часто мы — это то, что мы сами о себе думаем и мним. Если мы думаем о себе, что мы люди, то и поступаем, как люди. Если же мы возомним себя оборотнем, или ведьмой, или вампиром, мы будем жить, чувствовать и поступать так, как сами себе внушили. Более того. И люди вокруг нас однажды увидят нас именно такими, какими мы себя им показываем. И если мы упорно показываем, что мы оборотни, — то они увидят в нас оборотней. А на самом деле…
— Но я на самом деле оборотень! — закричала Зоя. — Я не хочу им быть, но я ничего не могу с собой поделать!
— Не хочешь — и не будешь, — сказала сестра Валерия. — Говоришь, ты оборотень? Перекинься. Не стесняйся меня. Встань и перекинься.
Зоя вскочила, глаза ее горели.
— Вы хотите сказать, что если я не захочу, то и не стану зверем?
— Да. Потому что на самом деле нет никаких чар. Есть свободная воля человека, данная ему Богом. И это то, что победит любого зверя.
— Но я не могу креститься! Не могу прикасаться к серебру! Крест жжет меня!
Сестра Валерия улыбнулась и взяла Зою за руку.
— Не бойся, токмо веруй, — сказала она и вложила что-то в ладонь Зои. Та вскрикнула, разжала было ладонь, а потом замерла, рассматривая крест из серебра, что вовсе не жег ее кожи. Она смотрела на крест, и Ольга поняла, с какой отчаянной надеждой жаждет для Зои чуда.
— Значит, я могу? — спросила Зоя у сестры Валерии.
— Можешь, — ответила та. — А теперь ступайте с Богом, милые. Поздно уже, вам отдыхать пора…
— Подождите! — вдруг воскликнула Зоя. — А вы можете сказать, каково было ваше имя до принятия монашества?
Сестра Валерия улыбнулась:
— Это ни к чему. Я скажу лишь, что то мое имя не было истинным…
И вдруг не стало ни сестры Валерии, ни домика-библиотеки, а был берег какой-то реки, подернутый молочным туманом. Зоя стояла рядом с Ольгой, стискивая в руке крест…
— Вот вода, — повторяла и повторяла Зоя. — Вот вода…
И на этом сон кончился.
Когда Ольга проснулась, то долго бездумным взглядом изучала открывшееся ей белое пространство. Потом она поняла, что это потолок, на котором лежат световые блики от пронизанных солнечными лучами заиндевевших окон. Ольга повернула голову, и выяснилось, что она лежит в собственной постели у себя дома.
— Сеня, — позвала она мужа. Голос слушался на удивление, а вот все тело стонало, словно его топтали. И ноги гудели, будто прошли многие сотни километров. — Сенечка!
— Арсений на службе, Оленька, — к постели подошла Любовь Николаевна, улыбнулась ободряюще, — а пока я с тобой посижу. Как ты себя чувствуешь?
— Терпимо, — чуть покривила против истины Ольга. — Жить можно.
— Может, чаю приготовить? Или омлет?
— Так ведь пост же! Чай с постным печеньем. И вермишель «Роллтон» — вот и вся еда.
— Оля, больным можно поста не соблюдать.
— А я не такая уж и больная, — улыбнулась Ольга. — Сейчас встану.
— Лежи! — строго сдвинула брови Любовь Николаевна. — Чай принесу, чайник как раз вскипел. А если по деликатному делу, то я провожу.
— Да я же почти хорошо себя чувствую!
— А вдруг у тебя сотрясение мозга?
— С чего?! — искренне изумилась Ольга. — Если вы думаете, что я…
— Не торопись, — остановила ее Любовь Николаевна. — Давай сначала чай, а потом разговоры.
— Нет, погодите, Любовь Николаевна… Ах, какой сон мне снился. Про монастырь, про Зою. Мы с ней паломничали.
— Да уж, действительно сон, — заметила Любовь Николаевна.
— «Вот вода», — прошептала Ольга, словно пробуя на вкус последние слова своего сна. — Почему мне так знакома эта фраза?
— «Вот вода»? — переспросила Любовь Николаевна. — Это же из Деяний Апостолов. Когда апостол Филипп встретил едущего на колеснице вельможу царицы Кандакии, то вельможа после разговора с апостолом подъехал к воде и сказал: «Вот вода, что препятствует мне креститься?» Тогда апостол крестил его.
— Теперь понятно, — сказала Ольга. — В последнее время меня очень заботит вопрос о возможности крещения для тех, кто… Ах, если бы сны сбывались! Хоть иногда.
— Мечтательница ты, Олюшка, — улыбнулась Любовь Николаевна. — Деток тебе с Арсением надо, и пройдут твои мечтания.
— Да когда же их заводить-то, деток? — фыркнула Ольга. — То Арсений служит, то пост, то постный день, то праздник! Скоро будем жить поистине как брат с сестрой…
— Ничего, найдется время. — В улыбке Любови Николаевны мелькнула едва заметная хитринка. — У нас вон с батюшкой — пятеро…
— О нет, на такие подвиги я не способна!
— Не зарекайся, — вздохнула Любовь Николаевна. — Ну, смотрю, ты и впрямь приободрилась. Тогда идем чаевничать.
Чай был очень неожиданным на вкус, травянисто-сладковатый и со странным ароматом.
— Что это? — удивилась Ольга, рассматривая чай в своей чашке.
— А! — торжествующе улыбнулась Любовь Николаевна. — Это мое новое приобретение. Называется ройбуш.
— Что за зверь?
— Это кустарник такой южноафриканский. Красный. Очень полезный при нервных расстройствах и ослаблении организма.
— Да? Ладно. А как этот кустарник красный африканский у нас в Щедром появился? В совхозе Кривая Мольда вывели?
— Нет, Оля, ты, видно, давно в торговых рядах не была. На днях открылся замечательный чайный
