Минут за десять король успел выяснить, кто из его милых детишек находится в замке, где и чем занимается. Еще двадцать ушло на посещение мест пребывания многочисленных отпрысков семейного древа и щедрую раздачу зуботычин для профилактики даже тем, кто не делал ничего подозрительного. Оставив так ни в чем и не сознавшихся сыновей и племянников собирать с пола выбитые зубы и гадать, за какой именно из своих многочисленных проступков они получили этот небольшой нагоняй, Лимбер направился в покои дочери. К счастью для неугомонных детей тяжелого на руку короля, они обладали столь потрясающей регенерацией, что через полчаса, приложив немного магических усилий, могли щеголять новенькими зубами естественного происхождения без помощи стоматолога.
Рывком распахнув дверь, король влетел в спальню принцессы. Элия встрепенулась от стука двери о стену и, 'сонно' моргая, высунула из-под одеяла милое личико. Устремив на отца недоумевающий взор, она спросила:
— Что случилось, папочка? У нас наводнение или пожар? Пора спасать вещи?
Потом плутовка очаровательно улыбнулась, взмахнув длинными ресницами.
— Ни то, ни другое, твои платья и книги в полной безопасности. Просто зашел пожелать дочурке прекрасного утра! — заявил король, огибая очередной пуфик, вставший у него на пути.
— Ты меня почти напугал и разбудил. Мне снился такой сладкий сон! — с легким разочарованием вздохнула девчушка, не уточняя, снился ли сон сегодня и сейчас и относится ли слово 'почти' к слову 'разбудил'.
— Ну извини, — присев на кровать, 'раскаялся' Лимбер без тени сожаления в голосе.
Откинув одеяло, он бесцеремонно вытащил дочку из постели и, усадив к себе на колени, нежно погладил по длинным чуть вьющимся шелковистым волосам цвета светлого меда, рассыпавшимся по спине.
'А девочка-то почти совсем взрослая. И когда только успела вырасти?', — с легкой горечью подумал он, окидывая беглым взглядом опытного мужчины вполне сформировавшуюся, отнюдь не детскую фигуру единственной дочери.
Несмотря на огромную, соперничающую с бесконечностью продолжительность жизни, дети королевской семьи и знатных родов Лоуленда взрослели быстро, во всяком случае, физически. В тринадцать лет считалось вполне приличным выдать девушку замуж, пока она еще чиста, невинна и не испорчена циничными откровениями высшего света. С мальчиками закон обходился более великодушно — им дозволялось жениться лишь с двадцати одного года, то есть с совершеннолетия. Впрочем, молодежь пользоваться брачным правом отнюдь не спешила, дорожа собственной свободой и радужными перспективами, открывающимися благодаря 'взрослой' независимости. Что же касается развития умственного и психического, то король в минуты гнева, изъявляя царственное негодование, частенько величал своих отпрысков, чей возраст перевалил за несколько сотен лет, а кое-кого и за тысячу, недоумками, дурнями или болванами, в зависимости от настроения. И правды ради, надо сказать, такие эпитеты бывали иногда честно заслужены.
Конечно, Лимбер отлично понимал, что дочурка неизбежно вырастет, маленькая проказливая неугомонная и смешливая девчушка, которую он любил всем сердцем, хоть и старался это скрыть за маской циничного безразличия или небрежной доброжелательности, очень быстро станет взрослой женщиной. Это-то и угнетало короля, заставляя задумываться о том, как себя с ней вести. Стратегию поведения с единственным ребенком женского пола он худо-бедно выработал, но как себя вести со взрослеющей, а тем более взрослой дочерью совершенно не представлял. К счастью, пока она еще оставалась его любимой избалованной малышкой.
— Расскажи мне свой сон детка, может, он вещий, а я поведаю тебе, какие неприятности свалились на меня сегодня с самого утра, — предложил король.
Удобно устроившись на коленях отца, Элия ласково расправила кружевной воротник его рубашки, положила головку на папино плечо и мечтательно прошептала:
— Мне снился большой ночной бал в Лоуленде. Играла музыка, все танцевали в ярком свете магических шаров, смеялись, пили вино, я тоже танцевала с красивым зеленоглазым брюнетом. На мне было платье. Такое декольтированное, черное с серебряным шитьем, широкой пышной юбкой и шлейфом, а драгоценности…
— Очень интересно, детка, — кисло хмыкнул Лимбер. Его настроение враз испортилось от очередного напоминания о неизбежном. — Меньше, чем через полгода, тебе исполнится тринадцать, придет пора выйти в свет и быть представленной на первом взрослом балу на открытии осеннего сезона. Закажешь к нему такое платье и драгоценности, какое только пожелаешь.
— Конечно, папочка! — девчушка взвизгнула от избытка чувств и, пылко обняв отца, нежно чмокнула его в щеку. — Поскорей бы! Мне так хочется поскорее стать взрослой.
— Всему свой черед, малышка, — король поспешил замять разговор, который действовал ему на нервы. С одной стороны, он действительно гордился Элией и хотел, чтобы она блистала на балах, чтобы весь Лоуленд, все Миры безграничной Вселенной полнились слухами о ее необычной красоте и восхищались ею, чтобы слава о принцессе — дивной Элии, прекрасной розе Лоуленда — гремела повсюду. И в то же время Лимбера бесила до зубовного скрежета мысль о том, что его малютка будет беспечно кружить головы мужчинам, меняя их, как перчатки, и разбивая сердца, а что так будет, король, зная свою наследственность и характер дочери, был просто уверен. Лимберу не хотелось уступать кому-либо главное место в ее сердце, а мысль о том, что рано или поздно девушка должна выйти замуж и, быть может, навсегда покинуть замок, а то и сам Лоуленд, вовсе вгоняла короля в черную меланхолию. Он крепко прижал дочь к себе, словно уже боялся потерять, и сменил тему:
— А мне, дорогая, сегодня утром какая-то вконец обнаглевшая сволочь в спальню карисских ежей запустила и гардероб спалила цепным заклятьем Фара. Так что насчет пожара ты угадала. Пришлось применять большое обратное заклинание восстановления Харины. Не ходить же голым — дамам, глядишь, и понравилось бы, но протоколу не соответствует, да и прохладно еще по утрам в залах, чего доброго к трону самое дорогое примерзнет.
Исподтишка король внимательно наблюдал за реакцией дочери на это сообщение.
— Бедный папочка! — девушка обвила шею отца тонкими ручками и, преданно гладя ему в глаза, спросила дрогнувшим от волнения голосом: — Ты не пострадал?
— Я — нет. А вот Энтиор… — Лимбер криво ухмыльнулся.
— Так это он учинил?! — голосок принцессы зазвенел от возмущения, брови сошлись на переносице, на лбу появилась тоненькая вертикальная складочка — фамильная черта.
— Нет, не он, к сожалению. А то бы я ему всыпал, кулаки так и чешутся по его самодовольной надменной физиономии прогуляться. Но наш красавчик сам пострадал от ежей.
Король пустился в красочное изложение утренней истории.
— Таким образом, виноватого я еще не нашел, — закончил Лимбер и пристально посмотрел в глаза дочери. — Ведь отпечатка магической силы на заклятье не было, видно, постарался какой-то умелец из своих, воспользовавшись чистой энергией Источника.
Элия спокойно выдержала отцовский взгляд, тяжело вздохнула и сказала:
— Бедные животные! Они колючие, но такие симпатичные! А Энтиор просто чудовище!
— После сегодняшнего утра не сказал бы, что карисских ежиков горячо люблю, они вызовут во мне теплые чувства только в бульоне. Суп из них, что ли, заказать? Может, и неплохой выйдет, слышал, их в Тарисе едят. Надо у племянника Мелиора спросить, если готовят, пусть в меню внесет. А насчет Энтиора ты права, он форменное чудовище. Ничего не поделаешь, дочка, такова его сущность. Угораздило же меня тогда спутаться с вампиршей! Характерец был тот еще, чистая фурия, но красотка, словно Творец лично ваял, закачаешься… Твой братец — достойное дитя своей мамочки. Тем не менее, королевство нуждается в его божественных талантах Дознавателя, и гораздо чаще, чем мне бы того хотелось…. - упоминание о предназначении сына напомнило королю о непочатом крае собственной работы, его величество вздохнул и закончил: — Ладно, малышка, меня ждут государственные дела, а тебя — завтрак и занятия.
Король приобнял Элию на прощание, потрепал по волосам, посадил на кровать и направился к себе в большой кабинет, где уже поджидали его, словно свора алчных гончих, секретари. Мысленно их величество вынесли вердикт: 'Не она!'. Где-то в глубине своей мудрой души Лимбер прекрасно знал, кто виновен в его утренних неприятностях, но любовь к дочери надежно скрыла эту истину в дебрях подсознания.
