— Да вот хотел, но как-то не получилось, — сказал Дон.
— Тупица…
— Спасибо, друг.
— Пожалуйста.
— Не за что.
— Не умничай. Ненавижу бородатые анекдоты!
— Ты сможешь работать, или пошли дальше!?
— Присосочек нет… ду-умаем… мы-ыслим… пальчиками, пальчиками… ведь я ж тебя почуял… я ж тебя узнал… какая я умничка… и ты будь умничкой… вот так… вот так… это чулочки у тебя… а это трусики… а где у нас кнопочка… а где у нас красненькая… как у нас мокренько… как у нас сладенько…
— Збых, Збых, не увлекайся ты так, — пробормотал Дон, глядя во все глаза.
— Вот так… ты у нас француженка… вот так! Есть, Дон. Я смогу с ней работать! Прямо так! Вот это машина! — завопил Збышек! — Полный контакт! Вот это я!
— Ну и что там интересного? — осторожно спросил Маллиган.
— Там локальная сеть, а что еще человеку надо? — сказал светящийся от счастья Збышек. — Так, Маллиган, я пошел, а ты тут посматривай… и вообще.
— Вернуться не забудь, — мрачно сказал Дон.
— Видно будет, — неопределенно сказал Збышек.
И закатив глаза, уселся прямо в воду.
Девятьсот тридцать два Странных Механизма, ни один из которых никогда не существовал физически, являлись, на самом деле, одним целым, и использовали для самоназвания собственной совокупности термин-имя Система; каждая конкретная часть системы называлась Наконечник. В момент приземления Маллигана и Збышека на Странной Планете работали в полную мощность ровно четыреста Наконечников. Остальные либо стояли на профилактике, либо спали в резерве.
Конечно же, внедрение внутрь чужака, вируса, лазутчика — врага — подверглось бы пресечению немедленно, благо и внимания, и средств для самозащиты у Системы имелось препорядочно, но Збышек достаточно долго просидел в засаде за пригорком, неторопливо и полно опознавая пространство вокруг себя и хача осторожно, издали все вокруг, что видел и что хачилось. Он видел, что идет мобилизация резервных блоков, он разглядел, что некоторые резервисты представляют собой конгломераты чистой оперативной памяти, потребной Системе под расширяющееся быстродействие, и, поразмыслив, посчитав, Збышек сумел придать себе вид одного из них, глупого, никогда не использовавшегося, но со вшитой профессиональной ориентацией — блок памяти для поискового процессора. И вот однажды один из пятидесяти рекрутированных Системой из резерва памятных Наконечников инициировался и принялся задавать обычные установочные вопросы, Система, ничем не отличая его от остальных, произвела над ним стандартную процедуру тестирования, опознания, сканирования. Все оказалось с молодым Наконечником в порядке и он тут же получил личный адрес, имя, код и плоскость. Затем одна из аварийных подпрограмм провела тестирование в боевом режиме. Наконечник 634А был признан годным для строевой, с индексом лояльности ровно 1. После этого Система дала ему и доверие и перестала обращать на Збышека специальное внимание.
Наконечник 634А, полноценный гражданин СМГ, выпускник Школы Аякс (Жмеринка), оперработник Западной ППС Галактики, встал на рабочую плоскость Системы, облекся в код, воскликнул имя, расписался, где требовалось, ритуальным шагом приблизился к шевелящемуся изображению мутного множественного прилагательного, бывшим коммуникационным портом памятного массива Системы, и начал танцевать.
Всеми известными и доступными ему способами защитив от прочтения, в самом уголке себя, сохранил он острое чувство, знакомое каждому полицейскому или ученому, каждому геологу или архивариусу, словом, каждому, кто долго что-то ищет, и, вдруг, за секунду до совершения находки, вдруг понимает: “Вот ты и попался! Вот я тебя и нашел!”
Времени на продолжительные диалоги терять он не хотел. Збышек испросил доступа для приема инструкций из банка памяти, обосновав просьбу невозможностью стоять поодаль от великих дел и сознательной ненавистью ко всякого рода внешним неполадкам. Мгновенно последовал еще один тест, локальный, местный, тест Збышек прошел. И моментально он увидел перед собой Вселенную и в этой Вселенной неторопливо двигалось море. Збышек лихорадочно вспомнил программу “материализация духов”, написанную им в глубоком детстве для одного дела, почистил ее, привел в соответствие с языком Системы и запустил. Теперь он не только видел пространство сети Странной Планеты, но и автокарта действовала у него в голове, и объекты Системы, созданные Иными, он
Тут же, активно включившись в поиск врага, Збышек получил возможность ходить, где вздумается, и спрашивать, что попало.
Что ему еще было нужно?
Спрашивай, мальчик, спрашивай!
Збышек уселся в спокойном месте негромкой музыки. И вот на неуставной вопрос его: ну, вашество, какие тут у нас с вами дела, Система, очарованная молодым любознательным Наконечником, так близко принявшем к сердцу насущные и вечные цели и задачи, да еще обладающим микросознанием, тотчас ответила: давно здесь сидим, молодой. Расскажите, вашество! — Да слушай, молодой!..
Поскольку Збышек не был обеспечен технической поддержкой, физически существующей надсистемы, где он мог покрасть гигабайт-другой жесткой памяти, в пределах достижимости не было, то не мог он получаемую информацию категории экстра-классно-люкс сохранять. И показалось ему, что очень это кисло, и он раздулся, напрягся, и впервые в жизни у него вышел трюк Нурминена с пивом и сигаретами.
Дон Маллиган увидел с изумлением, как тело партнера зашевелилось, вскочило с пола, извлекло из нагрудного кармана спецкостюма стило, а потом принялось судорожно хлопать себя самое по богам, очевидно, что в поисках бумаги (ее заменителя). Дон растерялся. Ничего подобного у них в снаряжении не имелось. Дон заметался. Ему показалось, что он нашел выход. Он схватил партнера под мышки и ткнул, чуть ли не носом, в ближайший крепежный столб, на серой грани которого можно было писать стилом. И, приоткрыв рот, стал разбирать, понимая написанное с трудом, символы старого контрабандистского кода, являвшегося официальной системой конспектирования лекций в Школе Аякс.
Глава 18
ОГОНЬ СВЯТОГО ЭЙНО
“Ты вправду доктор Итай-Итай? Помоги мне, доктор, и ты не пожалеешь, клянусь святым Фрейдом! Если бы ты только знал, доктор, в какую панику меня приводят эти ужасные ночные кошмары!”
В стендовом кресле пред гигантским выключенным монитором персональной машины Нурминена “метаплюс”, в личной его же рубке, представлявшей собой гибрид пышно ухоженного зимнего сада и мостика среднего крейсера, сидело тело Директора. В виски его глубоко впились присоски, транслятор перед ним угрожающе налился зеленым огнем. Нурминен был: бледный. Неподвижный. С засохшей на нижней губе пенкой.
Баймурзин проверил у Директора пульс, покивал, скорбно кривя рот и промолвил в пустоту:
— Мальчики, реанимационный комплекс в рубочку Директора Нурминена. И мне попить чего-нибудь бодрящего.
— Сагат Варфоломеевич, он так уже семнадцать часов, — плаксиво сказала ассистентка Нурминена. Было ассистентке на вид лет тридцать. Звали ассистентку Николь Поррумоварруи. Сидели у ассистентки вокруг маленьких глазок тяжелые дальнобойные линзы. Тайно и безнадежно ассистентка любила своего босса. И была ассистентка хороша во всех отношениях. Весила за сто. — Директор Нурминен никогда так
