Ефима Макаровича до глубины души.
Вернувшись с толстенной пачкой газет и журналов, Щученко углубился в изучение последних новостей. При этом он громко кхекал, потел, беспрерывно ел соленые помидоры и время от времени густо краснел. Коммунистическая пресса его родины до сих пор сохраняла редкое целомудрие во всем, касающемся… да просто во всем. Фотографии, считающиеся у нас всего лишь слегка фривольными, для Щученко выглядели страшнейшей порнографией.
– Шо за бредятина! - непрерывно ворчал он. - Дружить, значить, с Американщиной - во дурость-то, а? Да там же сплошь омерзительные капиталисты! Родину всю разбазарили, як чашку на осколочки раскололи…
На то, что у нас не было Третьего Потопа, он особого внимания не обратил - полковник никогда не интересовался историей, географией и прочими науками, не относящимися к современной политической обстановке. То, что у этой Москвы нет моря, он тоже пока что не заметил. А я не стал его просвещать - по себе знаю, как опасно вываливать на человека слишком большую лавину новой информации. Со мной так было - до сих пор в себя прихожу.
– Не волнуйтесь, товарищ Бритва, выручим мы этот мир из, значить, тяжелой беды, - ободрил меня полковник. - Для начала надо захватить почту и телеграф…
– Сейчас это уже бесполезно, - посочувствовал ему я. - Средства связи шагнули далеко вперед. Почта и телеграф - вчерашний день, они уже большой роли не играют.
– Вы, товарищ Бритва, мене с мысли не сбивайте, - строго потребовал Щученко. - Найдем, шо захватить. Какая здесь, значить, средства связи самая востребованная?
– Хм-м-м… Ну, теперь вот Интернет все больше под себя подминает… Может, лет через пятнадцать- двадцать вообще все через него будет идти…
– Ага! А де у него главный центр?
– У кого?
– У этого вашего… як его?… Нтернету! Де, значить, располагается центральное руководство и хто там усем руководить?
– Да как вам сказать… - озадачился я. - В Интернете, собственно говоря, никакого руководства нету… да и центра тоже…
– А хто ж там главный? Хто за все, значить, отвечаеть?
– Да никто.
– Анархизм! - догадался Щученко. - У-у-у, вражье семя! Не добили их в семнадцатом году, воть они, значить, и развернулись! Социал-анархисты - их, значить, хлебом не корми, дай порядок разрушить! Воть они де окопались-то! Значить, принимаем политически верное решение - Нтернет ваш закрыть! Анархии не допущу!
– Флаг вам в руки, - хмыкнул я, представив, как полковник попытается сделать нечто подобное. - Лева, ты меня не подменишь? А то я уже устал от этого театра абсурда!
– Извини, Олег, это твой гость, - торопливо отказался Святогневнев.
И запер подвальный люк изнутри, предоставив мне отдуваться в одиночку.
В два часа Щученко сделал перерыв и нажарил целую кипу блинов. Блины у него получились на удивление аппетитные - тонкие, поджаристые, хрустящие, обильно политые маслом.
– Воть, товарищ Бритва, угощайтесь, значить, по-нашему, по-простому, по-советски, - хлебосольно указал мне на блюдо полковник.
Я не заставил себя долго ждать. И Щученко тут же дико и возмущенно завопил.
– Что такое?! - возмутился я, пережевывая блины.
– Да воть ни черта себе шо такое! - выказал мне свои претензии полковник. - Вы, товарищ Бритва, жрать здорово, значить, навострились! Настоящий товарищ и коммунист сам кушаеть и с товарищем делится! Воть, значить, як я! А вы каждой рукой по пять штук блинов захапали! Ишь, насадили на свои ногти нестриженые! А нам с товарищем Святогневневым всего, значить, четыре блинка оставили! Шо за буржуйские замашки?!
Я виновато потупил взор и машинально отправил в пасть четыре последних блина. Полковник схватился за сердце, вытер лысину платком, матюгнулся и поплелся обратно на кухню - готовить еще.
– Вкусно! - вслед ему крикнул я. - Вы, товарищ полковник, секрет какой-то знаете?
– Какой здесь, значить, секреть… - сердито проворчал Щученко. - Просто замешивай тесто с творогом пополам, воть и вся хитрость… Только творог надо брать хороший, советский, а не эту вашу американщину с цветными, значить, картинками… Ничего, ничего, воть мы здесь, значить, развернемся как следуеть, мы всех тапками передавим!
Я выслушивал наполеоновские планы этого новоявленного большевика до самого вечера. Щученко, отойдя от первого потрясения, смекнул, что ему представилась уникальная возможность. В настоящем нашего мира коммунизма осталось очень мало. Просто невспаханная целина. Вот полковник и решил ее вспахать.
Хотя у него, конечно, ничего не получится.
– Товарищ Бритва, вы шо, спите? - поднял мою вялую руку полковник, безуспешно ища пульс.
– Да.
Я действительно сплю. Просто теперь мой сон мало отличается от бодрствования - я по-прежнему могу думать и даже разговаривать. Только вяло, лениво и неохотно.
– Штирлиц спал, - равнодушно сообщил я, даже не думая просыпаться. - Но он точно знал, что ровно через пять минут проснется и начистит репу козлам, вздумавшим его будить.
– Опять, значить, этот ваш фашизм? Лучше ответьте мне, как на духу, товарищ Бритва, - есть ли в стране надежные товарищи? - строго спросил Щученко.
– А чем вас Зюганов не устраивает?
– Мелкий оппортунист! - отрубил полковник. - Мы эту зюгановщину повыведем! Чую в ем, значить, вражью закваску!
– Угу. Ну, у вас в таких делах больше опыта, вы и решайте. Может, телевизор включить?
– А вот и… можно. Мой вам, значить, коммунистический заветь - включайте смело! Только не пакость какую-нибудь, а нашу, значить, советскую программу! А то ваше поганое телевидение кажет одну лишь порнографию и рекламу проклятых капиталистических товаров!
Я послушно включил полковнику документальный фильм о Второй Мировой. Решил, что это ему должно понравиться.
– А получше ничего нет? - спросил он, без особого интереса глядя на ползущие танки.
– Вот, пожалуйста, - переключил я. Там шла «Карнавальная ночь».
– Це я, значить, уже видел. Товарищ Рязанов. Другое шо-нибудь.
– Ну вот, советский мультфильм, - включил я «Кота Леопольда».
– Це, значить, для детей. Ну-ка, товарищ Бритва, передайте мне эту включалку!
Полковник пару минут щелкал пультом, а потом остановился на сериале «Спасатели Малибу».
– О! - сделал рот буквой «О» он. - О! О-о-о!
– Полковник, это, конечно, не порнуха, но все-таки не…
– Не мешайте, значить, мне, товарищ Бритва! - отмахнулся Щученко, внимательно глядя на бегущих спасательниц. - Врага, значить, надо знать в лицо! К тому же це познавательное кино, про спортсменов… спортсменок. Смотрите, значить, як они красиво бегуть! Эстетика! Радоваеть глаз!
– Да, бегают они здорово, - согласился я. Глаза у нас обоих сами собой двигались вверх-вниз. В унисон.
– Олег! - прошипел из люка Святогневнев. - Иди сюда!
Я открыл рот, чтобы спросить, не будет ли полковник возражать, если я его оставлю на минутку, но посмотрел на его сосредоточенное лицо и передумал.
По-моему, он даже не заметил, что я ушел.
– Внимательно слушаю, - сообщил я, спрыгивая в подвал.
– В общем, так, - решительно положил мне руку на плечо мертвец. - Я тебя раньше ни о чем не спрашивал - это вообще не мое дело. Сам понимаешь, я не слепой - вижу, что ты уже не просто наш эксперимент. Я не знаю, откуда ты все время появляешься и куда потом исчезаешь, что у тебя за дела
