доберусь до бара, где пиво стоит не дороже пятерки за бутылку.
– Ликвидация была бы самым разумным выходом из положения,- продолжала Мими.- Но существует еще один путь. Мы можем попытаться выстоять, несмотря на карантин, в надежде, что рано или поздно наша непричастность подтвердится. С другой стороны, даже если мы продержимся эти шесть месяцев, у нас не останется ни гроша. Все ресурсы уйдут на покупку оксиэна. Не стоит надеяться, что Белл станет снабжать им колонию даром. Есть и другая опасность. Проценты на наши долговые обязательства будут нарастать, как снежный ком, и не исключено, что еще до истечения срока карантина нас подвергнут процедуре вынужденного банкротства. В прошлом году Питко таким же способом разделалась с “Экономи Металз”. Тогда нас все равно всех отправят на Землю, но уже как несостоятельных должников. И каждому из нас до конца жизни придется выплачивать львиную долю заработка по исполнительному листу. Если, конечно, у нас будут какие-то заработки.
Мими закончила свою речь и села. Тони украдкой бросил взгляд на ее красивое, одухотворенное лицо, как будто увидел его впервые в жизни. На Земле Мими Джонатан в свое время занимала высокий пост начальника отдела в крупнейшей страховой компании. Ей будет нелегко добиться прежнего положения. Но при одной лишь мысли о том, что должна будет испытывать Анна, вернувшись в мир бесчисленных толп со звериными эмоциями, доктору хотелось завыть и разнести вдребезги все вокруг, включая окна и двери.
Услужливый мозг подсказывал другой выход. Жениться на Анне, принять предложение Бреннера и жить припеваючи на королевское жалованье. Хорошие врачи на дороге не валяются, и Бреннер, без сомнения, будет счастлив позабыть о досадном инциденте в Марсопорте. Но в соблазнительной простоте этого плана таился подводный камень. Анна ни за что не согласится выйти замуж за человека, направившего свой талант врача на излечение наркоманов, нанюхавшихся слишком много “пыльцы” на маркаиновой фабрике.
– Что? - очнулся он, услышав, как кто-то к нему обращается.
– Будем продавать или еще побарахтаемся? - терпеливо повторила вопрос Мими.
– Мне надо подумать,- уклончиво ответил Тони. Остальные тоже не спешили определяться. Такие вещи нельзя решать нахрапом, особенно когда за плечами годы труда, направленного на достижение одной цели: выживание колонии любой ценой. Каждый чувствовал себя в эти минуты потенциальным убийцей, которого обстоятельства вынуждали собственноручно принести в жертву дело всей жизни.
Хеллман направился в Лабораторию, напрягая свой мозг в поисках ответа. Но, не пройдя и половины пути, с удивлением обнаружил, что все серьезные мысли куда-то испарились у него из головы. Он вдруг почувствовал необыкновенный душевный подъем и оставшуюся половину дистанции прошагал упругой, размашистой походкой, мысленно повторяя в такт шагам: “Энеи - Анна - Энни - Энеи…”
ГЛАВА 20
Джоан Редклифф в полузабытьи лежала в своей постели. Лицо ее было спокойно, и даже боль на время отступила. Избавиться от болей в голове и суставах ей помогал старый, испытанный способ, от которого она никогда не уставала.
Джоан грезила о том, каким станет Сан-Лейк-Сити в неопределенном будущем. В ее видениях город представал неким райским местом, средоточием божественной благодати. Ажурные белые башни возносились высоко в небо на фоне красных песков пустыни, а вокруг них реяли в воздухе ангелоподобные фигуры, в лицах которых, если приглядеться, можно было узнать черты кое-кого из нынешних колонистов.
Вот ее милый Хенк, могучий и смелый, с рыцарским огнем в глазах. А вот доктор Тони, спокойный, мудрый и очень сильно постаревший. Он излечивает телесные раны чудодейственными бальзамами и врачует раны душевные добрым советом и дружеской беседой. Мими Джонатан, тоже постаревшая, но по-прежнему деятельная и бодрая, всем и всеми распоряжающаяся с помощью коротких, скупых фраз. Анна Виллендорф, с материнской заботой опекающая сотни детей и взрослых. Полли и Джим Кендро, а с ними их чудесный сын, возмужавший и оправдавший все возлагаемые на него надежды.
Себя Джоан не видела никогда, но не удивлялась, считая это совершенно правильным. Она твердо знала, что сделала нечто необыкновенно важное для всех этих людей, и каждый раз, когда они о ней вспоминали, головы почтительно склонялись, а голоса начинали звучать тише. Она, Джоан Редклифф, больная и умирающая, на пороге небытия совершила столь значительный поступок, что навсегда сохранилась в памяти благодарных сограждан.
Время от времени в ее сладкие грезы вторгалась жестокая реальность, напоминая о себе возвратом мучительных болей и спазмов и невыносимого сознания полной бесполезности для колонии валяющегося в постели полутрупа, без всякого толка потребляющего драгоценные пищу и воду. От одной мысли о своей унизительной неполноценности Джоан резко дернулась и тут же пожалела об этом.
Суставы, особенно коленные, пронзило острой болью, как от удара электрическим током. Сердце в груди тяжело забухало, убыстряя ритм. Чей-то коварный голос нашептывал ей в ухо, что она не права. На самом деле она ничем не хуже других, даже лучше, потому что ни один из них не смог бы с таким же стоическим терпением переносить эти муки, никогда не жалуясь и думая лишь о благе колонии. Ей хотелось закричать в ответ, что это не так, что она одна виновата в своей болезни и в том, что не может больше работать и вынуждена отрывать от работы других, чтобы те ухаживали за ней. Но тот же внутренний голос услужливо находил все новые и новые аргументы. Разве она не отказывалась от воды, пока доктор силой не заставил ее напиться? Кто другой был бы способен на подобное самоотречение? И разве не достойны сочувствия ее безмерные страдания или она только после смерти обретет право на уважение?
Она попыталась вызвать в памяти образ Хенка, но ее любимый смотрел на жену с укором и ненавистью. Она связала его по рукам и ногам. Если ее отправят на Землю, бедняге Хенку поневоле придется последовать за ней. Они ни за что не позволят ему одному остаться в колонии.
Джоан пожалела на миг, что Анна уже ушла, но тут же устыдилась своей крамольной мысли. Конечно, в компании веселей, да и боль забывается, но рабочее время Анны принадлежит всем колонистам, а не только ей одной. Очень некрасиво с ее стороны желать, чтобы Анна оставалась с ней подольше! В наказание Джоан рывком выпрямила распухшую правую ногу, и тут же волна слепящей боли прокатилась по ней от паха до кончиков пальцев. Стиснув зубы, она не позволила ни единому стону сорваться с пересохших губ.
Перед уходом Анна повернула больную лицом к окну. Приподняв голову, Джоан посмотрела на улицу.
“Я смотрю в окошко,- рассказывала она сама себе.- Я вижу кусочек улицы и угол соседнего дома, где живут Кендро. Их окна выходят на улицу, но отсюда видна только половина окна. Я вижу Полли Кендро. Она протирает тряпкой стекло, но меня не видит. А теперь она вышла из дома и протирает стекло с внешней стороны. Вот она повернулась, заметила меня и помахала рукой. Я улыбаюсь ей в ответ, хотя от улыбки мне тоже больно. Она берет тряпку и идет к другому окну. Больше я ее не вижу.
А вот по улице смешно мчится какое-то странное существо с тонкими, коричневого цвета, руками. Существо несет в руках Санни Кендро, маленького сыночка Полли и Джима. Полли выбегает из-за угла дома. В руке она все еще держит грязную тряпку. Лицо ее белее снега. Губы ее шевелятся, она пытается мне что-то сказать, но колени у нее подгибаются, она падает и больше не двигается”.
Джоан знала, что должна сделать, и героически попыталась выполнить свой долг. Кнопка срочного вызова была вмонтирована в тумбочку рядом с кроватью, и ей достаточно было протянуть руку, чтобы нажать ее. Она придавила кнопку пальцем, но, к своему ужасу, не услышала ответного звонка. Секунды сливались в минуты, а укравшее Санни существо уже скрылось за
