— Ну а этих пьяных обалдуев ты наверняка и так знаешь.
— Очень приятно, Прохор, — буркнул кондитер. Братья не сразу поняли, что происходит, а когда поняли — завелись:
— Ну, Проша!
— Ну, Матрена!
— Ну и конспираторы!
— Кто бы мог подумать!
На этот раз Матрена успокоила братьев уже не словами, а делом. Те в момент заткнулись, прижимая руками распухавшие на глазах уши. Что ни говори, а под удар Матрены я попасть бы не хотел.
Вдруг весь дом затрясся от мощного удара, — видимо, ратники приволокли таран.
— Что это? — испуганно вздрогнув, спросил пекарь.
— Долго рассказывать, Проня. Ты поможешь нам отсюда выбраться?
— Конечно! — ни секунды не раздумывая, согласился Прохор и, скинув фартук, бросился бегом по коридору. Как водится, вся наша компания последовала за ним.
Вот нравятся мне такие люди. Ни тебе дурацких вопросов, ни не менее дурацких истерик, всё коротко и ясно. Надо выбраться — пожалуйста, а уж потом можно разобраться — что, зачем и почему.
Надо признать, что Матренин полюбовник уж постарался, причем вывел нас даже не через свой дом, а через какой-то длинный подвал. В результате мы оказались в квартале от трактира Едрены-Матрены, на вполне тихой улочке.
На свободе, вместо того чтобы проститься с нами, хозяйка принялась прощаться со своим благоверным:
— Смотри тут! Ты меня знаешь, если узнаю, что без меня к Нюрке-торговке бегал, то лучше утопись сам.
— Конечно, мой птенчик! — не стал возражать Проша и, ловко подпрыгнув, умудрился запечатлеть на мощном челе страстный поцелуй.
— Стой спокойно, когда я с тобой разговариваю! — осадила его Матрена. — Когда закончу, сама поцелую.
— Хорошо, рыбонька моя.
— На чем это я остановилась? Ах да, стало быть, лучше сам утопишься.
— Конечно, ягодка моя.
— За хозяйством моим присмотри. Эти головорезы наверняка дверь сломают, так поставь новую. Да смотри не скупись, закажи хорошую.
— Будет сделано!
— Ну вроде всё, — поскрипев напоследок мозгами, выдала хозяйка, — прощевай, что ли?
С этими словами Матрена бережно приподняла своего мужичка и поцеловала его с таким жаром, что Фрол с Федором аж присвистнули от восторга. Правда, предварительно отойдя на солидное расстояние и на всякий случай прикрыв уши.
Всё на белом свете рано или поздно кончается. Кончились и эти пламенные объятия. Проша кивнул нам и скрылся в подвале.
— Ну, ребята, пошли, что ли? — как ни в чем не бывало сказала хозяюшка трактира.
— Матрена, погоди, — остановила ее Селистена, опираясь на мой посох. — Тебе не кажется, что ты должна вернуться?
— Не кажется. И потом, я никому ничего не должна.
— Возвращайся, — не остался в стороне и я, чувствуя, что укушенное время подходит к концу. — Они ведь трактир разнесут.
— Не разнесут, — отмахнулась Матрена. — У меня там всё крепкое. Да и поостерегутся, чай, меня в городе каждый знает, не захотят по сопатке схлопотать по моем возвращении.
«Пожалуй, действительно побоятся», — мелькнуло у меня в голове. Но сдаваться я не собирался.
— Ну скажи на милость, за-ради чего ты хочешь бросить хозяйство и отправиться в опасный путь?
Ответила она не сразу. Вначале огляделась вокруг, потом вздохнула и уже после этого заговорила:
— Да засиделась я что-то в городе, скучно мне стало. Захотелось перед уходом на покой вспомнить былые годы и тряхнуть стариной.
Вообще-то в том, что Матрена не всю жизнь была хозяйкой трактира, пусть и самого лучшего, я и не сомневался. Уж больно у нее вольная душа, а такую не запереть в четырех стенах.
— Матрешенька, ты не думай, мы и без твоей помощи справимся.
— Не справитесь.
— Это почему же? — возмутился я.
— Ну для начала, потому что ты сейчас не в самой лучшей своей форме из-за этого твоего рыжего чудовища.
Селистенка по привычке решила было возмутиться, но вовремя вспомнила о Золотухе и передумала.
— А потом, стража наверняка перекрыла все выходы из города, так что без меня вам точно не обойтись.
Раздумывал я не больше мгновения. В конце концов, кто я такой, чтобы запрещать хорошему человеку ввязаться в захватывающее приключение? Она взрослая, даже скажем чересчур взрослая, так что вполне может решать сама. Пусть ее Проша останавливает.
Так что когда моя новая сущность, уже практически вырвавшаяся на свободу, попыталась вставить свое слово и решительно отказать Матрене, я собрал всю свою волю в кулак и из последних сил молвил:
— Ладно, будь по-твоему. И что ты предлагаешь?
Женщина-гора, вмиг повеселев, вместо ответа махнула рукой, и наш новый план действий мы слушали уже на ходу. Судя по всему, вызванные нами беспорядки прокатились по всему городу, поэтому народу на улице практически не было. Бабы отводили душу в центре города, а мужики притаились по домам, чтобы не попасть под руку праведного гнева.
— Все городские ворота наверняка перекрыты. Будем выбираться по реке.
— Вплавь, что ли? — с опаской спросил Фрол и схлопотал несильную затрещину.
— Не перебивай старших. На ладье, дурень!
— А ладью откуда возьмем? — не выдержал и вмешался Федор, сполна получив и свою долю.
— Угоним, откуда еще?
Я, наученный горьким опытом братьев, промолчал. Вся моя сущность уже вернулась в миролюбивое состояние кормящей матери, так что я вообще слабо понимал, куда и, главное, зачем мы несемся по узким улочкам Кипеж-града. Не лучше было бы пойти в княжеский дворец и попытаться договориться с Сантаной мирным способом. Она же женщина, должна понять, что поступает нехорошо.
— А если на пирсе не будет ни одной купеческой ладьи? — после некоторой паузы наконец задала свой законный вопрос Селистена, справедливо полагая, что ей физическое наказание не грозит.
— Так нам и не нужны купеческие лоханки, — хмыкнула Матрена, с трудом вписываясь в очередной поворот, — мы угоним княжескую ладью.
От неожиданности я даже споткнулся, и если бы не верное, крепкое плечо Шарика, то наверняка растянулся бы в пыли. Эх, повезло Золотухе, какого заботливого кобеля себе отхватила!
— Слушай, а не слишком ли это лихо? — высказал общие сомнения я, когда восстановил сбитое дыхание.
— Уж чья бы собака рычала, а твоя молчала! Сам-то хорош — пробрался во дворец, нанес личное оскорбление княгине, нагло бежал, спровоцировал в городе беспорядки, оказал сопротивление ратникам при исполнении обязанностей, а теперь о такой мелочи задумывается.
О боги, неужели и вправду всё так плохо? Наверное, Матрена всё-таки немного преувеличивает. Но, во всяком случае, в одном она права: захват и угон княжеской ладьи не сделает погоды в моем послужном списке. Да и что-то мне подсказывает, что приговор мне уже вынесен Сантаной заочно, и не за все мои шалости, а за созерцание безобидного шрама. Хотя не такой уж он и безобидный, а вполне даже обаятельный. Ох, где же это я слышал про шрам вкупе с зелеными глазами? Нет, не помню.
—
