– Это как раз несложно. Транспортные артерии порталов пронизывают весь домен сверху донизу, надо просто знать, где их искать. А кому это знать, как не елсам, которые и нашли их в лесу. Небольшая корректировка личности, прививка определённых боевых навыков и умений, силовые нанокомбезы вместо примитивной одёжки – и перед тобой отлично вымуштрованные, несокрушимые телохранители, верные до последнего вздоха.
– Ах вот оно что… Благуша! – воззвала девица, повышая голос до крика. – Да прекрати же ты это безобразие! Ради нашей с тобой любви! Ради всего хорошего, что между нами было!
– Любовь? Что такое любовь? – скучающе вопросил слав и сам себе ответил: – Лишь мимолётная прихоть для имеющего власть, подобную моей.
– Ты не Благуша! – вырвалось у послушницы, чистая душа которой преисполнилась искреннего возмущения. – Ты монстр!
В ответ слав самодовольно улыбнулся:
– Я знаю.
Горестно застонав, Минута с новой силой принялась лупить Бову по щекам.
Под сводами зала метались разноголосые вопли, слышались звуки ударов, проклятия и матюгальники. Хотя людей Бовы изначально было в пять раз больше охранников, они до сих пор не одолели ни одного. А самих уже с десяток полегло – живописной кучей с торчащими в разные стороны руками и ногами. Причём центр обороны держали, как самые стойкие и опытные, всего шестеро – Ухарь с Пивенем, Безумный Проповедник с Косьмой Тихим да на удивление разухарившийся Воха Василиск, лихо размахивавший направо и налево своей драгоценной балабойкой из-за спины Обормота и остававшийся, таким образом, вне досягаемости для вражеских выпадов.
Сотни, тысячи знаний, навыков, понятий проносились у лже-Благуши в голове и устраивались на своих местах, чтобы больше его никогда не покинуть. От этой гигантской работы у него трещала голова, но сомнений в своих дальнейших действиях он не испытывал.
– Пожалуй, надо внести некоторое оживление в эту свалку и поискать союзников, – проговорил экс- торгаш себе под нос. – Немало народа успело пообщаться с моим ключом во время пути, а значит, сейчас они – слабое звено в армии противника.
С этими словами он подбросил книжицу апофегм в воздух.
Жужжа и трансформируясь в воздухе, та проявила свою сущность неведомого устройства, кем и являлась с самого начала, ловко подделываясь под обычную книгу. Странный, стальной шар, ощетинившийся длинными иглами, с которых срывались и гасли в воздухе искры небесного огня, возник на её месте, а в воздухе сразу запахло грозовой свежестью. Подплыв на безопасной высоте к сражающимся, шар полыхнул фиолетовым светом и уколол тонким лучом Boxy Василиска в затылок.
Далее начало твориться нечто странное. Воха Василиск, постояв столбом пару секунд после того, как его коснулся луч, кинулся к Обормоту и… всем телом повис на его алебарде, сковав свободу действий. Никак не ожидавший столь коварного предательства, Обормот тут же пропустил нацеленный ему в голову удар охранника. Шлем выдержал, хотя и загудел, что твой колокол. Голова тоже – стражник обладал не менее крепким, чем шлем, черепом. Но всё же ему пришлось отступить для перегруппировки в задние ряды сражающихся, волоча по-прежнему висевшего на древке алебарды Boxy за собой.
– Обормотушка, друган, – растерянно воззвал бард, – что-то меня заставляет тебе мешать, вдарил бы ты мне промеж глаз, чтоб в чувство пришёл…
Матюгнувшись, разозлённый Обормот не стал разбираться, кто прав, а кто виноват, и тяжёлый кулак опустился на предложенное Вохой место. В результате бард крутанулся всем телом вокруг древка, но рук, вцепившихся клещом, так и не разжал, хотя на лбу тут же вскочила здоровенная гуля.
– Ну как, понравилось, халваш-балваш? – тяжело дыша, спросил стражник.
– Ага. Давай-ка ещё разок.
Обормот досадливо крякнул, размахиваясь. Второй удар сбил-таки Boxy на пол, тот даже вякнуть не успел.
Иглошар тем временем методично долбил своим лучом других послушников. Один за другим люди замирали, не завершив движения, прекращали атаку на охранников и, немного постояв, неуверенно нападали на своих бывших товарищей.
Творился какой-то кошмар.
Казалось, всё потеряно, поле битвы осталось за врагом.
Взревев как ведмедь, севший на осиное гнездо, Обормот рванулся с алебардой наперевес к врагу. Иглошар попытался и стражника клюнуть своим лучом, но вовремя подставленное лезвие грозного оружия отразило луч в сторону, а затем со всей дури опустилось промеж игл на виновника очередного Вохиного предательства. И так могуч был тот удар, что, ярко полыхнув фиолетовым светом, шар кувыркнулся через весь зал и врезался в стену, выбив в месте соприкосновения целый сноп искр.
Минута как раз заносила руку, чтобы в очередной раз отвесить пребывавшему без сознания Бове Конструктору пощёчину, когда шар, отлетев от стены на шаг и явно потеряв всякую ориентацию, как пьяный закачался в воздухе и завис прямо над настоятелем.
В этот момент Бова открыл глаза и оценил ситуацию.
Его действия были столь стремительны, что Минута и глазом не успела моргнуть. Расстегнув камильный костюм на груди, настоятель выхватил из-за пазухи чашу спасённой с Дирижопля клепсидры, выдернул у неё донце, выбросил ящерку, ошалело юркнувшую обратно ему под одежду, поднял руку с чашей вверх и… вылил воду на иглошар. В следующий миг ладонь Минуты наконец добралась до лица Бовы, отвесив хлёсткую пощёчину. Одновременно со звучным хлопком иглошар, полыхнув от воды, как горюч- камень в топке, отскочил от Бовы на несколько шагов и завертелся в воздухе юлой, быстро окутываясь дымом…
Тут-то до него и добрались молоты Ухаря с Пивенем. Слаженно так добрались, мгновенно вбив в пол и превратив в не поддающуюся определению железную труху. И случилось чудо.
Главный металлотелый охранник вдруг рухнул на колени, так и не отвесив тумака противостоявшему ему Безумному Проповеднику. Рухнул и прохрипел хорошо узнаваемым скрипучим голосом:
– Помогите, люди добрые! Мы повинуемся приказам, но не собственному желанию! Мы на вашей стороне, но противиться воле Смотрящего не в силах!
– Да это никак Хитрун, пар в задницу! – в явном изумлении воскликнул Ухарь.
– Точно он, плисовые штанцы! – очумело подтвердил Пивень, способный узнать голос ватамана даже с завязанными ушами, и нерешительно опустил молот.
– Ах вот как! – Лже-Благуша гневно вскочил на подножку кресла. – Вы сами этого хотели! Теперь вам придётся иметь дело с елсами да с железными феликсами! Посмотрю я, как вы справитесь с…
Он не успел договорить.
Сопровождаемая лихим воплем Вохи Василиска его драгоценная балабойка врезалась Благуше точнёхонько промеж глаз. Бросок, выверенный некогда на Обормоте, и здесь не подвёл – сразил торгаша наповал. Видать, специализация у Вохи была такая – исключительно по друганам. Но ведь не пожалел балабойки своей, синего дерева, верно? Потому и герой!
Закатив глаза, Благуша окаменел лицом и шмякнулся с кресла вниз. Голова его могла бы пострадать ещё раз, ежели бы метнувшаяся Минута не подхватила его за плечи, замедлив падение и благополучно опустив на пол. Оттащив бесчувственное тело от кресла на пару шагов, Минута бережно опустила слава на спину и упала перед ним на колени, как давеча перед Бовой. Видать, такова женская судьбина – лечить страждущих мужиков.
– Благушенька? – с непонятной для неё самой робостью позвала девица. – Ты меня слышишь? Ах не слышишь!
И принялась хлестать слава по щекам, чтобы привести его в чувство. Минуту можно понять – как ни любила девица слава, но последний час заставил её за него поволноваться так, что дальше некуда. Вот и сорвалась. Да и зачем благоприобретённому на настоятеле опыту пропадать?
Сражение в зале, понятное дело, на этом завершилось.
Тяжело дыша, уцелевшие противники сердито уставились друг на дружку, опуская кто сжатые кулаки, кто молоты. Бандюки так и вовсе стальные дубинки побросали, испытывая к своей невольной роли крайнее отвращение. Металлизированная плёнка, покрывавшая их лица, уже исчезла, явив на белый свет